По ту сторону тьмы (СИ) - Полански Марика

Риваан протянул лист с зарисовкой покойной Азалии. Барыга изумлённо охнул:

— Дык, как наша Ярла, что жила в конце переулка… Один в один. Законники приехали, значится, оглядели, в мешок погрузили, ну и того… Даже описывать не стали, как это у людёв полагается, — он повнимательнее пригляделся, нервно затеребил куцую бородёнку и смущённо добавил: — Токмо Ярла в одежде была… А эта… Срамота какая…

— А ещё происходили подобные случаи?

— Четыре или пять покойниц за последние три года. А, может, и больше… Так ежли и были, то кто говорить-то станет? Законники — они вон какие! В наши трущобы и не заглядывают. А ежли и забредают, то только к кому-то в гости… Правда, потом того и не видно более…

Барыга горестно вздохнул и по-стариковски пустил слезу:

— Нам что убивцы, что законники володаревы — всё одно. Люди, поди, по закону живут, а нас и защитить-то некому… Помню те времена, когда я мог жить без страху… А сейчас что? Уж поймите, ваша благородь, старика… Я, конечно, долго прожил. Но всё же хотелось бы своими ножками к матушке Моране отправиться. А не по прихоти какого-нибудь законника…

Риваан пристально посмотрел на старика, саркастично заломив бровь.

Слёзы моментально высохли. Каппа злобно зыркнул на ведьмолова и тотчас замолчал.

— Конечно, Барыга. В старые времена ты людей утаскивал под воду, не разбираясь, кто перед тобой: мужчина, женщина или ребёнок. Пока не приструнили. Уж про твою жизнь я знаю. Так что не пытайся играть в благодетеля. Враньём отдаёт.

Каппа позеленел. В горле заклокотало: того и гляди квакать начнёт от злости.

— Да и сейчас не особо примерную жизнь ведёшь, — спокойно продолжил Риваан. — Артефакты, дурман-трава… Кстати, о травах. Лунный порошок…

— Сугубо для личного пользованию, — торопливо перебил Барыга. Глаза нервно забегали, а перепончатые лапы задёргались, будто перебирая чётки, — за лунный порошок можно и за решётку угодить. Лет так на двести. — Никому не продаю, никому не даю. Я, ваша благородь, законы знаю. За артефакты могу покаяться… Но вот дурман-траву мне лепить не надо. По закону для своего пользования имею право: без лунники спать не могу. Токмо с ней, с родимой. Но не продаю…

— А кто торгует?

Глаза-плошки подозрительно сощурились, отчего каппа стал похож на заснувшую жабу.

— Нешто, ваша благородь, вы хотите, чтобы я своих сдал? Так не будет этого. Не настолько я прогнил, чтобы товарищей законникам за ручку калача предавать…

— Кому и что вы продаёте, мне всё равно, — холодно отрезал Риваан. — Убийца лунникой пользовался, чтобы девицу убить. А достать лунный порошок можно только у ваших. Вот и думай. Меня не интересуют сейчас ваши разборки с законниками. Я хочу поймать того, кто девиц убивает.

Барыга квакнул и призадумался. Вода в блюдце пошла волнами. Ладонь с перепонками стала яростно чесать затылок, словно это помогало принять решение.

— Ну хорошо, ваша благородь, — натужно проквакал он. — Так уж и быть, поузнаю, был ли такой фрукт в нашем саде. Ежли захаживал, то дам знать… Ежли это всё, — Барыга красноречиво бросил взгляд на дверь. — Не извольте гневаться, гости должны прийти…

Риваан холодно посмотрел на каппу, собираясь сказать, что визитёры могут и подождать. Но предпочёл промолчать. Рано или поздно каппа сам всё расскажет. Ведь никому не хочется провести безрадостные двести лет в ссылке на севере.

Неприятно кольнуло предчувствие. Так, будто что-то страшное и неминуемое должно произойти. Тревога заворочалась неповоротливым зверем в груди. На мгновение Риваан замер, прислушиваясь к себе и перебирая в уме все знакомые ему имена. Но ни на одно из них не откликалось.

Едва ведьмолов переступил порог дома Барыги, как внезапно почувствовал удар в грудь. Кто-то невидимый бил ладошками, пытаясь достучаться. Ему стало не по себе. Запрыгнув в экипаж, он скомандовал:

— К вокзалу! Быстро!!

Глава 7. Взрыв на вокзале

В Академии госпожа Раткин всегда говорила: «Девочки, помните: приличная барышня должна иметь столько платьев, сколько собирается проводить дней в чужом месте. Носить одно и то же платье более одного дня — моветон». Вот только жаль, госпожа Раткин не удосужилась объяснить, что делать, когда бежишь из города. Впрочем, узнай моя старая преподавательница по этикету, что одна из её учениц оказалась в такой ситуации, она презрительно сморщила бы напудренный носик. Благородным девицам нет нужды в спешке покидать город. А если и есть, то, значит, не такая она уж и благородная.

Необходимых вещей набралось мало: сумочка, шляпка, и медальон, который мне протянул дядя Слав на прощание. Старик не удержался и всё же пустил слезу:

— Искренне надеюсь, Лада, что всё разрешится благополучно. Не забывай старика. Я буду за тебя молиться.

Я обняла его, и горло сжало от тихой горечи. Было страшно, невероятно страшно, но понимание, что есть хоть один человек, который за меня, придавало сил.

— Пришлю весточку, как только это станет возможным.

Библиотекарь провёл рукой по лицу и махнул — иди, мол, не надрывай стариковское сердце. Я ещё раз скользнула взглядом по тяжёлым книжным шкафам и мраморным лестницам с резной балюстрадой и поспешила на улицу. Расставаться с библиотекарем было тяжело. Увижу ли я его когда-нибудь снова? Сможем ли, как и в прежние времена, пить чай с малиновым вареньем и обсуждать эпоху Раннего Возрождения в искусстве? Ответ я знала, но признаваться себе в этом было невыносимо горько. А потому постаралась выбросить печальные мысли из головы.

Меньше чем за полчаса я добралась до вокзала и, расплатившись с возницей, остановилась перед распахнутыми настежь высокими дверьми вокзала. Тело охватила дрожь, будто должно́ было случиться что-то неминуемо страшное.

Я тревожно остановилась и огляделась. Люди спешили по своим делам. Предзакатное солнце играло бликами на витраже. «Антийская Роза» Главного Городского вокзала по праву считается одним из самых красивых витражей… Но глядя на неё мне внезапно стало не по себе. В сознание ввинтилась картина, как цветное стекло выгибается дугой и резко лопается. Тысячи разноцветных осколков каплями накрывают порог вокзала, и раненые люди в оборванных одеждах стремятся выбраться из охватившей огнём каменной ловушки. Небо затягивают столбы чёрного дыма, отчего кажется, что ночь наступила раньше обычного. И яркие грязные всполохи огня, поднимающиеся в небо, как предвестники гибели…

Утробный гул вокзальных часов вернул меня к реальности. Восемь вечера. Я поморгала, сбрасывая остатки жуткой картины. Надо же! Даже не заметила, как наступил вечер, а ведь, казалось, только час назад проснулась. Впрочем, не каждый день богат на события как этот. Искренне хотелось надеяться, что день закончится в паровозе, который отвезёт туда, где не достанут ни старший сыщик с садистскими наклонностями, ни ведьмолов со змеиным взглядом.

Тяжело вздохнув, я подошла к кассам и вежливо улыбнулась:

— Добрый день. В котором часу отходит ближайший поезд до Северной Заставы?

Кассир смерил меня усталым взглядом и тускло пробубнил:

— Доброго. Через полчаса. Вторая платформа. Но остались только билеты в третий класс. Прибытие послезавтра в два часа дня.

Я кивнула. Маленький полузабытый городок на севере Араканы то, что нужно. Место, пропитанное сумраком северных ночей, холодом и древними легендами о снежных духах. Вряд ли кто-то додумается искать там. Люди обычно стремятся перебраться поближе к столице, а не сбежать из неё. Да и если дядя Слав расскажет, куда я поехала, — а я не сомневалась, что он так и сделает, — законники направятся на юг, в Асконию.

«Только не забывай, что и в Северной Заставе особо пытливые могут тебя достать», — скептически заворчала Мира. — «Охотник всегда идёт по следу. И если ему взбредёт в голову, найдёт тебя даже у чёрта на куличиках…»Душа была права, но сейчас я не хотела об этом думать.

Монеты звонко легли на тарелочку и тотчас исчезли. Вместо них возник желтоватый прямоугольник билета. Вот он — пропуск в новую жизнь, где можно постараться всё забыть и начать сначала. Сейчас только он имеет значение.