История Пурпурной Дамы - Ольга Крючкова

К тому же госпожа Найси пригласила модного столичного поэта, владеющего новомодным искусством моно-но аварэ[38], печальным очарованием вещей, в котором нынешнее поколение аристократов находило особую притягательность. Он начертал несколько свитков со стихами, которыми украсили внутренне пространство чайного павильона.

Наконец, приготовления к празднику были завершены. В имении Фудзивара Тамэтоки с нетерпением ожидали гостей…

Мурасаки и Ояко пробудились чуть свет, едва час Зайца вступил в свои права. Ояко смачно потянулась и произнесла:

– Мурасаки…

Девушка не ответила, притворяясь спящей.

– Мурасаки! – более настойчиво произнесла сестра. – Я знаю, что ты уже не спишь. Прекрати претворяться! Предстоит тяжёлый и ответственный день… Не стоит проявлять малодушие с первыми лучами солнца.

– Я не проявляю… – нехотя отозвалась Мурасаки. – Просто вставать не хочу…

– И взрослеть тоже не хочешь, – подковырнула её Ояко.

– Нет, не хочу… – призналась Мурасаки. – Зачем? У женщин одни проблемы… Лучше навсегда оставаться в беззаботном детстве.

– Хм… К твоему сведению это нарушает порядок вещей! К тому же навеки оставаться в детстве можно только одним путём: если ты покинешь наш бренный мир и попадёшь в Чистую землю Будды!

– Предпочту прекрасные сады Аматэрасу… – спокойно возразила Мурасаки.

Ояко не на шутку обеспокоилась и поднялась со своего ложа.

– Ты что задумала?! А ну признавайся! – возопила она, присев на колени подле сестры.

– Да ничего… Не беспокойся… Я сделаю всё, что от меня требуется… Я не подведу ни отца, ни твою матушку. Обещаю…

– Вот и хорошо! – искренне обрадовалась Ояко. – К тому же ты сегодня увидишь своего жениха!

– Кейко… – вяло произнесла Мурасаки, невольно вспомнив дневник госпожи Сей Сенагон, о котором она так и не обмолвилась сестре. – Говорят, он красив…

– Очень красив! – подтвердила Ояко.

Мурасаки тяжело вздохнула, подумав: лучше бы он был умён, чем красив.

…Фусуме бесшумно распахнулись, в спальню вошла Фуджико.

– Вы уже проснулись! Тем лучше… Быстро умывайтесь! Надо привести вас в надлежащий вид! – тоном, не терпящим возражений, произнесла она.

Девушки переглянулись. Ояко предвкушала встречу с Татибана Митисадой. К тому же её томило доселе неизвестное чувство. Началось это с того самого момента, когда госпожа Хитороми предала девушкам «урок» в дальнем павильоне. Ояко снились странные сны: будто она сбрасывает кимоно и бросается в объятие молодого мужчины. Она испытывает плотское наслаждение и мужчина этот, отнюдь, не Татибана Митисада. Утром Ояко посыпалась взволнованной, внизу живота странно пульсировало…

Мурасаки же боялась предстоящего празднества. Она боялась гостей, особенно Кейко. После прочтения дневника фрейлины, она решила: удел женщины – вечное ожидание и терпение. Мужчина же волен делать то, что хочет. Поведение женщины ограничено жёсткими рамками, она не вольна выказывать свои чувтсва; должна улыбаться, когда ей плохо. Лишь дневнику можно доверять свои истинные мысли…

Опытный взор Фуджико уловил: Мурасаки пребывает в смятении.

– Не волнуйся так, дорогая. Всё будет хорошо… Сегодня ты – принцесса. И непременно встретишь своего принца…

Фуджико хихикнула и громогласно отдала приказ появившимся в спальне прислужницам:

– Скатайте и уберите футоны!

Прислужницы быстро принялись за дело…

К полудню в имение Тамэтоки стали стекаться паланкины гостей. Пожаловал и сам господин Масамунэ, отец Ояко и муж госпожи Найси. Встреча супругов прошла сдержанно, ибо губернатор уже посчитал расходы, постигшие его казну, потраченные на празднество родственников жены. Однако, несмотря на это губернатор держался весьма любезно.

Мурасаки с нетерпением ожидала не столько прибытия своего жениха Фудзивара Кейко, как госпожи Нагико Киёхара, более известной при императорском дворе как Сей Сенагон, поклонницей таланта которой она стала по прочтении избранных глав из записок «Вслед за кистью».

Госпожа Сей Сенагон проявилась в сопровождении мужа, Татибана Норимицу. С первого же взгляда на эту роскошно одетую пару, а госпожа Сей Сенагон всегда следовала изысканной дворцовой моде, девушка поняла: фрейлина и её супруг – давно охладели друг к другу и поддерживают видимость семейных отношений лишь формально, дабы не порождать излишних сплетен. Однако, удавалось им это с трудом.

Выражение лица госпожи Сей Сенагон, когда она вошла в цуке-сеин, выражало полнейшую отрешённость. Она оживилась лишь тогда, когда её представили Мурасаки, а затем Нобунори.

Сей Сенагон поклонилась Мурасаки и спросила:

– Надеюсь, мой скромный труд доставил вам хоть какое-то удовольствие?

Девушка вспыхнула до корней волос. Однако, это обстоятельство вряд ли было заметно окружающим, ибо лицо её в соответствии с последней модой было покрыто белилами, а щёки – румянами. От грима она казалась более взрослой.

Мурасаки также поклонилась и произнесла:

– Ваше дзуйхицу великолепно, госпожа Сей Сенагон… Оно заставляет о многом задуматься…

Фрейлина улыбнулась, понимая, что её подарок пошёл девушке на пользу. Она также преподнесла Мурасаки небольшую шкатулку с прелестной заколкой для волос. Девушка, нарушая всяческие правила приличия, не удержалась и издала возглас восхищения, когда увидела подарок. Госпожа Сей Сенагон также нашла несколько слов для Нобунори и щедро одарила его.

Спустя полдзиккена появились гости из рода Фудзивара. В частности Кейко… Однако, первое свидание с уже официальным женихом, отнюдь не привело юную Мурасаки в трепет. Она увидела перед собой красивого, напыщенного, избалованного шестнадцатилетнего юношу.

Кейко же смерив придирчивым взором свою невесту, о которой много был наслышан, остался удовлетворённым. Мурасаки выглядела безупречно – их будущему браку непременно позавидуют в столице.

Кейко улыбнулся и произнёс:

– Счастлив видеть вас, дорогая Мурасаки.

Девушка сдержанно поклонилась в ответ, не проронив ни слова. В это момент госпожа Найси и её сподручная Фуджико не сводили взор с молодой пары.

– Я столь наслышан о вашей красоте! Теперь же я вижу, что все слова – пустое! Ваша красота – выше всяческих похвал и слов поэта. Увы, я некудышний поэт, но всё же рискнул воспеть в стихах нашу предстоящую встречу…

Он протянул Мурасаки свиток – девушка, уже предвкушая дурной слог, всё-таки улыбнулась. Она не могла выказать непочтительности своему жениху, даже если он дурной поэт.

Мурасаки сняла шёлковую ленточку со свитка, развернула его и… То что она прочла оказалось жалким подражанием новомодному течению моно-но аварэ. Однако Мурасаки нашла в себе силы произнести: