И в сумерках придёт рассвет - Надежда Черпинская

за руки,  сходились в центре танцевальной площадки, вздымая при этом лёгкие руки вверх, и вновь расходились в широком хороводе. Когда они образовывали маленький  круг, казалось, что на белом мраморе распускался прекрасный цветок с разноцветными лепестками. Затем кольцо распалось на две шеренги, вставшие  напротив. Эти линии сходились лицом к лицу, приветствовали друг друга тройным  ритмичным хлопком и вновь удалялись.

Лиарин и Мара попали в разные линии, и бок о бок с эльфом тотчас оказалась Лиадран. Но Лиарин стоял  напротив Джалины, и каждый раз, сближаясь, они оказывались лицом к лицу.

Потом шеренги распались. И Лиарин вновь взял за руку Мару. Праздник продолжался.

– Ты не устала? – спросил эльф.

– Шутишь? – изумилась Мара Джалина. – Это просто великолепно!

– Но отдохнуть доведётся, после этого танца придёт пора песен…

Пользуясь привилегированным положением, Мара всюду присутствовала среди самых почётных гостей, рядом с женихом и невестой. Она чуть ли не плакала, слушая дивные эльфийские песни – так они были прекрасны! Хоть Мара и не понимала слов…

С тех самых пор, как она жила здесь, она немного научилась понимать эльфов, но песни в основном звучали на наречии древнем, как мир, и потому Элинэль, Лиарин или Эктавиан шёпотом переводили ей.

Уже спели молодожёны и их родители, Лиадран и Лиарин дуэтом…

– Эрсель, ясная госпожа,– обратился к ней Эктавиан, – ты обещала мне пару песен. Теперь настал твой черёд.

– Боюсь, что после эльфийских преданий мои песни прозвучат нелепо, – смутилась Мара.

– Если песня  идёт от сердца, она всегда прекрасна! – возразила Элинэль.

– Ну, хорошо! Тогда я спою для вас одну песню… Она немного похожа на эльфийскую. Моя сестра очень любила, когда я пела её, – решила Мара.

Она взглянула на Эктавиана, и тот кивнул с пониманием, ободряюще. Девушка знала, что ему понравится любимая песня Джайны – он очень жалел рыжеволосую девчонку.

И Мара начала петь негромко. Она напрасно смущалась: голос её был чудесен и нисколько не уступал эльфийскому.

Когда померкнут звёзды в небесах,

И капельки росы вспыхнут на травах,

Я убегу в волшебные леса,

Глухие чащи, за зелёные дубравы.

Я поселюсь на берегу реки,

Вода которой, чище чем алмазы.

И будут петь мне ночью соловьи

Под нежный шелест сумрачной дубравы.

А я сплету венок из белых лилий

И в лунном свете буду танцевать,

Забыв о горе, ненависти, злобе,

Я буду в радости и счастье утопать.

Среди цветов, среди чудесных трав

Спою печаль свою я – «Песнь дубрав»

И песня эта нежность и тепло

Подарит всем, услышавшим её.

Она растопит холод и тоску,

А я средь листьев и цветов усну.

– Великолепно! – воскликнула Элинэль. – Если бы я не видела тебя, я бы решила, что это поёт эльф.

– Нет, ты не права, Элинэль, – зачарованно промолвил Лиарин. – Она пела лучше всякого элдинэ! Эрсель, ты должна спеть ещё!

– Конечно, конечно! – подтвердил Эктавиан и, видя, что Мара смущена столь сладостной похвалой, добавил: – Элинэль, ну же, уговори её!

– Нет, нет! Не надо меня упрашивать! – поспешно согласилась Мара. – Для меня это честь и радость. Так хочется хоть чем-то отблагодарить за доброту вашу и гостеприимство. Только вот… о чём же мне спеть?

– О любви, разумеется, – молвил Элиран.

– Ведь это же свадьба, – рассудила Лаяна, и девушка поймала на себе её внимательный взгляд.

И Мара запела другую песню. Она старалась петь для всех, но взгляд её неотвратимо возвращался к Лиарину.

В  глазах моих холодной осени печаль,

Твой взгляд – пылающий огонь!

И до сих пор я не могу понять,

Как оказались рядом мы с тобой!

Мы – непохожие, как день и ночь,

Мы – разные, как жизнь и смерть!

Создания, пришедшие их двух разных миров.

В тебе бушует море и  горит огонь,

А я спокойна и тиха, как ночь.

Ты любишь тёплый солнца свет,

Мне звёзды нравятся и лунный блеск.

Ты так богат, а я, как нищая бедна.

Ты вечно в обществе, а я всегда одна.

Две стороны одной монеты …

Мы – разные совсем!

Но вечная любовь

Соединила сердца два,

Столь непохожих, словно лёд и пламя!

Твой  гордый взор, твоя походка

И жесты – царственно торжественны!

И мудрость, свойственная древним,

В твоих словах, в твоих движениях!

Мы не похожи!

Но ведь это не помеха!

Как не бывает бед без смеха,

Как небо вечно над землёй,

Так неразлучны мы с тобой!

***

По мере того, как Мара пела, Лиарин будто помрачнел (если так вообще можно сказать об этом светлом народе), словно серебряная дымка, витавшая в воздухе, стала плотнее вокруг него, и даже ясные глаза как-то потускнели. Сейчас он, казалось, отсутствовал, пока все снова восторгались голосом Мары, чем приводили её в смущение.

– Чудесно! Чудесно! – восклицала Элинэль. – Лиадран, Эктавиан, вам понравилось? Лиарин, а ты что молчишь? Тебе не понравилось?

– Что? Ах, нет! Понравилось конечно! Прекрасная песня, – сказал он, вернувшись к действительности.

– Тогда чего ты такой мрачный? Может, теперь ты споешь, – предложила Элинэль.

– Спеть?  Что ж можно… – согласился эльф и улыбнулся, делая вид, что всё в порядке. – Я как раз вспомнил одно старинное предание… Прекрасное предание. Но оно на древнем наречии, боюсь, не все его поймут, – эльф бросил короткий взгляд на Мару, и вдруг, к её удивлению, быстро отвёл глаза.

– Я перескажу Эрсель, – успокоил Эктавиан.

И тогда Лиарин запел…

И по щекам Мары катились слёзы, когда она слушала эту песню. Она не постигала слов, но сама мелодия была дивно прекрасной и такой трагически  скорбной, что слушать её без слез было невозможно.

– Это древнее сказание о наших предках, – прошептал Эктавиан. – В давние времена это было… Тогда Элдинэ и люди ещё заключали великие союзы. И был среди эльфов прекрасный и великий князь Галедан. Он объединился с королём людей из Мангара – Города рыцарей. И была у короля дочь – прекрасная принцесса Каэлла. Увидев её, эльфийский князь потерял голову. Много прекрасных дев из Эльфийской Долины жаждало его любви, но он отдал сердце дочери человека. В то время шли войны, ибо и тогда на юге ютилось зло, и более сильное, чем Катарас – Гелан Чёрный. Эльфы и люди сражались с ним, но враг был могущественнее и коварнее. Зло