Цацики и вселенная - Мони Нильсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, — сказал Цацики и улыбнулся.
— Привет, — ответила Сара и тоже улыбнулась. — Ты куда?
— В туалет, — сказал Цацики.
— И я, — сказала Сара.
— Смешно, что нам захотелось в уборную одновременно.
— Да, здорово, — согласилась Сара. — У меня так раньше ни с кем не бывало.
— И у меня тоже, — сказал Цацики. — Во всяком случае, с девочкой.
С Пером Хаммаром они часто вспоминали об этом одновременно и тогда бежали в сортир и писали крест-накрест. Только Мамаша сердилась, потому что все вокруг было забрызгано.
— В понедельник я уезжаю в Грецию, — сказал Цацики.
— Я знаю, — ответила Сара.
Вид у нее был уже не такой радостный.
— Я тут подумал… — начал Цацики. — Ну… я хотел спросить тебя… может, потанцуем, пока я не уехал?
— Давай, — просияла Сара. — Когда?
— В эти выходные, — предложил Цацики. — Приходи ко мне.
— В выходные не получится, — огорченно сказала Сара. — Я уезжаю в деревню.
— Жалко, — вздохнул Цацики.
Дойдя до уборной, они остановились каждый у своей двери. Никто не решался войти первым. А писать крест-накрест с девочкой было невозможно.
— Может, сегодня вечером? — предложила Сара.
— Нет, — вздохнул Цацики. — Мы едем к дедушке с бабушкой.
— Жалко, — вздохнула Сара в ответ.
— А давай потанцуем здесь, — предложил Цацики. — Медляк в сортире.
— Но здесь же нет музыки, — хихикнула Сара.
— Музыку можно себе представить.
— Ладно, давай.
Цацики сделал шаг вперед. Сара обняла его за шею, а Цацики обнял Сару за талию.
Вероятно, они представили себе разную музыку, потому что сбились с такта и захихикали, но зато потом получилось отлично. Танцевать в сортире оказалось не такой уж плохой затеей.
— Я буду скучать, — прошептала Сара.
— Я тоже, — прошептал Цацики в ответ, потому что говорить в полный голос, когда танцуешь медленный танец, никак не получалось. — Но мы увидимся осенью.
— Да, — прошептала Сара, так что у Цацики в ухе приятно защекотало.
Потом они просто стояли молча и плавно раскачивались из стороны в сторону. Цацики закрыл глаза, совершенно позабыв, где находится. Он даже забыл, кто он, и поцеловал Сару прямо в губы. А Сара поцеловала его. От ее нежных губ исходило приятное тепло. Оно растекалось по всему телу, и Цацики просто не мог остановиться. Их губы были созданы друг для друга.
А что, если они так и простоят здесь до конца жизни? Ноги все это время не переставали танцевать.
Вдруг дверь распахнулась.
— Ой, простите, — пискнул первоклашка, таращась на Цацики и Сару.
— Ничего! — улыбнулся Цацики. — Заходи, только закрой за собой дверь. Мы тут с моей девушкой просто немного танцуем.
Цацики, как ни странно, ни капельки не смутился. Наоборот, он чувствовал только гордость.
— А-а, — смущенно хихикнув, ответил малыш. — А можно я пописаю?
— Конечно, — сказал Цацики. — Мы уже всё. Песня как раз кончилась.
— Какая песня? — не понял мальчик.
— Неважно, — ответил Цацики. — Поймешь, когда вырастешь.
Потом они с Сарой побежали обратно, каждый в свой класс. Они даже забыли пописать.
Скоро Цацики уже еле сдерживался. Он поднял руку.
— Но Цацики, ты же только что был в уборной, — сказала фрёкен. — Да еще так долго!
— Да, но я забыл пописать, — признался Цацики. — Что тут такого?
— Это очень странно, — ответила фрёкен. — Что же ты там делал?
— Танцевал, — улыбнувшись, сказал Цацики. Другие дети засмеялись. Они решили, что он шутит. Знали бы они…
Вселенная Цацики
— Ты точно справишься? Ты не передумал? Ты можешь передумать, правда!
Мамаша взволнованно смотрела на него. Цацики показалось, что она хочет, чтобы он передумал.
— Нет, не передумал!
Конечно же, он не передумал, хотя от напряжения и предвкушений все его тело пронизывали щекотные мурашки. И конечно же, он справится, запасов у него хватит как минимум на два оборота вокруг Земли.
Мамаша дала ему девять журналов с комиксами, большой пакет конфет и семь бутербродов, которые он съест, если Яниса не окажется в аэропорту, когда самолет приземлится. Цацики сядет на скамейку и будет ждать. Он обещал, что не сдвинется с места, даже если ждать придется четыре дня.
Мамаша сбегала и купила ему «геймбой», хотя Цацики он был совершенно не нужен. Но Мамаша решила, что он пригодится, если Цацики совсем заскучает. А еще она дала ему кучу денег. Столько у него никогда не было. Шведские кроны, греческие драхмы и американские доллары.
— Пригодится, — сказала Мамаша. В ее голосе звучало беспокойство.
— Да ладно тебе! — засмеялся Йоран. — Ты что, думаешь, самолет заблудится?
На груди у Цацики висела табличка, где было указано его имя, Цацики-Цацики Юхансон, номер рейса и назначение: Афины. Такие таблички давали всем детям, которые летели одни.
Цацики посмотрел на часы. Рука нервно дрожала. Через полчаса самолет взлетит. Они пообедали в ресторане в аэропорту Арланда, правда, Цацики почти ничего не съел, а только слегка поковырял вилкой в тарелке. Да и Мамаша тоже. Как хорошо, что у них был Йоран, который всё за ними доел.
Они стояли и ждали, что за Цацики придут и отведут его на борт. Он войдет в самолет первый и сядет на лучшее место, ближе всего к пилоту. Цацики хотел узнать, нельзя ли ему заглянуть в кабину.
Мамаша крепко сжимала его руку, гладила по щеке, ерошила волосы и без конца целовала. Ее глаза блестели.
— Не волнуйся, Мамаша, — сказал он. — Со мной все будет в порядке.
— Я знаю, — ответила она.
И тут слезы полились из ее глаз черными ручьями, из-за туши для ресниц.
Последнюю неделю она вообще часто ревела, так что для Цацики это не было неожиданностью. Мамаша говорила, что это из-за гормонов. Оказывается, гормоны были не только у подростков, но и у беременных. Это доставляло некоторые неудобства. Как хорошо, что у него самого не было никаких гормонов.
— О, Цацики! — Мамаша крепко прижала Цацики к себе. — Надо же, ты от меня уезжаешь! Когда ты был маленький, я думала, этого никогда не случится.
— Ну почему, я же вернусь.
Краем глаза Цацики заметил, что несколько человек остановились, с любопытством глядя на рыдающую Мамашу. Правда, Цацики уже привык к тому, что на нее глазеют. Возможно, это из-за ее гормонов, пришло ему в голову, но он решил об этом не думать.
— Ты вернешься, но будешь уже другим, — всхлипнула Мамаша. Вид у нее был жалкий. — А когда уедешь в следующий раз, я потеряю еще один кусочек тебя. У тебя уже своя жизнь, своя вселенная. О, Цацики, как же быстро ты растешь.
— Разве это плохо? — неуверенно спросил Цацики. Его уже начинала мучить совесть.
— Да нет, — сказала Мамаша. — Это замечательно, жизнь так и устроена, но мамы не могут думать об этом без грусти.
— Да, но у тебя же есть Рецина, — утешил ее Цацики.
— Нет! Только не Рецина! — заорал Йоран, и громкое эхо прокатилось по всему залу. — Только не Рецина!
Любопытные граждане, все еще стоявшие неподалеку, рты раскрыли от удивления.
Мамаша и Цацики расхохотались, и как раз в эту минуту к ним подошел молодой человек, который должен был проводить Цацики на борт.
— Это ты Цацики? — спросил он.
— Да, — ответил Цацики. — Цацики-Цацики Юхансон. Это я.
— И ты летишь в Грецию?
— Да, я лечу к моему папе. То есть к моему греческому папе, — оговорился Цацики, заметив недовольное лицо Йорана. — Понимаете, это мой шведский папа, это — Мамаша, а у нее в животе — Рецина. Я настоящий богач, — довольно добавил Цацики. — У меня два папы, одна Мамаша, одна Рецина, а еще моя собственная вселенная. А у вас такое есть?
— Нет, — засмеялся парень. — Такого богатства у меня нет.
— А как вы думаете, мне разрешат заглянуть в кабину пилота? — спросил Цацики.
— Я узнаю. А ты когда-нибудь летал на самолете?
— Да, — ответил Цацики.
— Отлично, — сказал парень. — Тогда мне не нужно все тебе объяснять. Теперь прощайтесь, потому что посадка уже началась.
— Передавай всем привет, — сказала Мамаша, пытаясь побороть новые рыдания. — И не забудь позвонить, когда приедешь. А если Яниса не будет в аэропорту, когда ты прилетишь, то сиди на месте. Никуда не уходи!
— Обещаю, — сказал Цацики.
Мурашки как сумасшедшие носились по телу. Казалось, что большой круг кровообращения закипает.
— Пока, старина, — сказал Йоран и обнял его. — Счастливо!
Слезы обжигали веки изнутри. Цацики вдруг стало страшно — он отправлялся в путешествие по собственной вселенной.
— Четыре раза вокруг Земли и обратно, — прошептала Мамаша ему на ухо, обнимая его в последний раз. — Ну все, иди!
Она подтолкнула его. И хорошо, потому что он был уже готов передумать.