Три слепых мышонка - Эд Макбейн

— Вы находились в ресторане около половины одиннадцатого вечера в понедельник? — задал он вопрос.

— Да, — ответила она.

— Ваше рабочее место за стойкой?

— Да, — подтвердила девушка.

— Отсюда видна вся пристань?

— Да.

— Я хочу спросить вас о лодке, которая могла причалить здесь примерно в это время. Она шла от залива Уиллоуби.

— Это на отметке 72, — кивнула она.

— Вы тоже любите морские прогулки?

— Да, приходилось плавать, — сказала она, слегка приподняв бровь, подобно бывалому моряку, полжизни проведшему на воде. Они встретились глазами. Баннион ощутил внезапное желание переспать с ней. — Я знаю залив Уиллоуби.

— Это белая лодка с черной полосой на борту, отчетливо читается название «Блаженство». Владелец лодки был в желтой куртке и желтой кепке.

— Да, — сказала Шерри. — А кто он такой?

Эмма Хейли, почтенная дама семидесяти лет, работала в отделе статистики окружного суда в Калузе с 1947 года, со времен курортного бума. Она до сих пор пребывала в недоумении, как их город мог стать модным курортом. Зимой погода стояла, мягко говоря, неустойчивая, а летом одолевала страшная духота, сменявшаяся ураганами. Флора не отличалась пышностью, ожидаемой от тропического климата, не было буйства красок Атланты во время цветения магнолий или роскошества азалий Бирмингема, яркости оранжевых, красных и желтых цветов улиц Коннектикута. Даже весеннее цветение деревьев в Калузе мало походило на роскошные пурпурные цветы Калифорнии.

Правда, по весне в городе расцветали голые бегонии и кривые гибискусы, довольно яркие по местным меркам. Местной достопримечательностью считалась небольшая рощица в районе 41-й улицы, оживавшая весной, а также ландшафт лодочной станции «Марина Лу» и моста на Сабал-Кей, но их великолепие было преходящим. Почти круглый год Калуза выглядела пожухлой и выгоревшей на солнце, но это особо, похоже, никого не трогало. Ведь приятнее рыбачить, чем возиться в саду. К чему подрезать кусты в саду, если можно взять лодку и выйти в море? И такая беззаботность чувствовалась во всем. Калуза походила на элегантную даму, у которой из-под платья торчала грязная и рваная нижняя юбка.

Эмма считала это непристойным.

Партнера Мэтью это забавляло.

Сам Мэтью не мог припомнить, чтобы они обсуждали эту проблему.

— Судебный процесс продолжался три недели, — произнесла Эмма. — У нас хранятся 1260 страниц стенограмм. Вы уверены, что хотите прочитать все?

— Надеюсь, это вас не затруднит, — сказал Мэтью.

— Если вы сами будете их таскать, то мне все равно, — ответила она.

Эмма была седовласой статной дамой. Сколько Мэтью ее помнил, она всегда слегка прихрамывала. Он подумал, что это последствия детского полиомиелита — когда-то эта болезнь была настоящим бедствием во всем мире. Он последовал за ней между длинными рядами картотек. В системе обозначений на ящиках могла разобраться только Эмма. Сами старинные ящики были дубовыми, тяжелыми и крепкими. Он с удивлением отметил, что раньше эти вещи были деревянными, а не из металла или пластмассы. Все так быстро меняется в жизни. Где тот мальчик с челкой, который играл в бейсбол на пустырях в Чикаго, штат Иллинойс? Да где теперь сами пустыри?

— Стенограммы должны быть в секции «Частные лица». Вы знаете их имена? Ведь эти трое проходили по одному делу?

— Да, — подтвердил Мэтью.

Наверняка их защитники пытались добиться отдельного слушания для каждого из своих подопечных. Выгоднее было представить их суду поодиночке: смущенный молодой человек в плохо сидящей одежде, с выпученными от ужаса глазами. «Дамы и господа, я обращаюсь к вам: неужели этот невинный, тихий юноша мог совершить насилие?» Скай Баннистер тогда сумел настоять на своем: все трое предстали перед судом вместе. Но процесс завершился в их пользу.

— Нго Лонг Кай, — прочитал Мэтью в своих записках. — Данг…

— Не так быстро, — прервала его Эмма. — Будьте добры, дайте я посмотрю сама.

Он протянул ей листок бумаги. Эмма испуганно уставилась на список, покачивая головой. Затем, прихрамывая, поспешила куда-то в глубь между рядами картотек.

— Попробуем начать с Хо.

Мэтью оставалось только строить догадки, почему именно с него.

Но она действительно довольно быстро нашла стенограмму под кодом «Хо Дао Бат. Частные лица». Там же были указаны номера дел Нго Лонг Кая и Данг Ван Кона.

— Не могу даже вытащить, — сказала она.

Это было явным преувеличением. Стенограмма представляла собой четыре голубых прозрачных папки общим объемом 1200 с небольшим страниц. Он вытаскивал папки из ящика и складывал сверху, затем задвинул ящик и взял все папки.

— Спасибо, Эмма, — поблагодарил он.

— Позвоните мне, когда закончите, хорошо? — попросила Эмма. — Мне нужно будет отметить, что вы их вернули.

Он последовал за ней между рядами шкафов. По пути она выключала свет, старые дубовые шкафы окутали сумерки, погружая их в безмолвное прошлое. Они вошли в ярко освещенную комнату с высокими окнами и потолком и окунулись в атмосферу начала века, к тем временам, когда было построено это здание. Посреди комнаты стоял длинный дубовый стол на тяжелых круглых ножках. В углу прислонился к стене свернутый американский флаг. На стене над ним — портрет Джорджа Вашингтона в тяжелой раме. Солнечный сноп отражался на инкрустированной золотом поверхности стола. Пылинки медленно оседали по наклонному лучу. В комнате абсолютная тишина.

Мэтью вдруг вспомнил, как стал адвокатом.

Оставшись один, он сел за стол и раскрыл первую папку.

До Рождества оставалось всего четыре дня.

Погода в это время в Калузе стоит замечательная. Не помеха даже то, что ртутный столбик, поднимаясь днем почти до пятидесяти градусов, к вечеру не опускался ниже тридцати. Нет нужды в кондиционерах: стоит лишь открыть окно — и ворвется свежий воздух. Солнце щедро расточает свои ласки, многочисленные туристы заполняют белоснежные пески калузских пляжей, в воде, подобно поплавкам, тут и там торчат головы. Местные жители в это время года пляжи не жалуют: все-таки зима, и, по мнению аборигенов, только сумасшедшие могут купаться в декабре.

Центральная часть города, стоянки машин и дома принаряжены к Рождеству, хотя этот праздник более чем неуместен при такой жаре. Как быть Санта-Клаусу на лыжах? Снега в этом климате просто не бывает. На роль рогатых оленей годятся разве что крокодилы. А где взять Снеговика?

Но выходцы из далеких северных штатов, недавно приехавшие во Флориду, еще не утратили ощущения ясного декабрьского дня, наполненного зимними запахами. Многие из родившихся и выросших на этой земле лишь понаслышке знают о волшебном времени под Рождество, когда за дверью гудит пурга и заметает дом снегом, а вся семья собралась за праздничным столом в предвкушении насладиться рождественской индейкой. В камине мирно потрескивает огонь, и тут на пороге возникает долгожданный посланник с огромным мешком за плечами… «Сынок, мы знаем, что ты мечтал об этом! Поздравляем тебя с Рождеством!»

Но предпраздничная лихорадка в южных субтропиках, марафон по магазинам за подарками ничем не отличаются от радостной рождественской суеты в морозном Игл-Лейке, штат Мэн. И разве так уж важно, что вместо снега елки опылят белой краской, а за рождественскими подарками покупатели приходят в шортах и футболках? Минуют четыре дня, и наступит утро Рождества, дарующего мир и благодать всем добрым людям.

Женщинам в их числе.

Так должно быть.

Но только не для Джессики.

Сегодня Джессика Лидз будет изнасилована.

«Галерея закрывалась в десять часов. Я…»

Стенограмма отражает один беспристрастный текст: вопросы следователя — ответы свидетеля, в строках диалога не слышится интонаций и оттенков голосов. Мэтью мог лишь догадываться, какое бешенство удерживает в себе Джессика Лидз, какой с трудом подавляемый гнев.

Она описывала китайский ресторан в непосредственной близости от галереи.

Протокольный текст.

Около десяти часов или чуть позже, когда она подошла к машине, ресторан еще работал. Он был выстроен в виде пагоды, поэтому так и назывался — «Пагода». Машина у нее дорогая, и до Рождества осталось всего четыре дня. На стоянке около галереи припарковано много машин. Она выбирает для своей машины с решеткой на бампере пустую площадку за «Пагодой», около низкого заборчика, за которым начинается пустырь. Когда она возвращается из ресторана, стоянка почти пуста — осталось только несколько машин возле здания Театрального комплекса. Ей запомнилось, что, когда она укладывала в багажник рождественские подарки, было минут десять одиннадцатого. Площадка за рестораном была достаточно освещена, чтобы не бояться туда идти. К тому же ярко светил почти круглый диск луны, после полнолуния миновало лишь несколько дней. И потом, время было не совсем позднее — всего лишь начало одиннадцатого. И места здесь не такие дикие, чтобы женщине страшиться сесть в машину, стоящую на прилично освещенной стоянке в непосредственной близости от сверкающего огнями ресторана, вечером во вторник, при яркой луне, за четыре дня до Рождества. К тому же у черного входа в ресторан курят трое мужчин. Они в рубашках с короткими рукавами и в длинных белых фартуках. Видимо, рабочие кухни. Она последовательно проделывает все привычные движения: открывает машину и усаживается на сиденье, захлопывает дверцу, включает фары, поворачивает ключ зажигания, подает немного назад, к низкому заборчику, и в последний момент понимает, что спущена шина.