Айни - Юсуф Акобиров

— Пока что поздравлять меня рано, — ответил Айни, горько усмехнувшись, и направился к выходу.

Друзья посоветовали Айни на время скрыться в другом городе, уехать подальше… временно. При помощи их Айни добрался до станции Кизилтеппа и поступил на работу на хлопкозавод.

Хлопкоочистительный завод Кизилтеппа принадлежал баю. Часть хлопка шла хозяину завода, другая часть — спекулянту-перекупщику.

Положение рабочих, таджиков из Каратегина (горной области Таджикистана), было очень тяжелым. Их эксплуатировали не только хозяин, но и подрядчики, вышедшие из их же среды. Тяжелые условия труда рабочих завода Айни впоследствии ярко обрисовал в повести «Одина». Это первое реалистическое произведение таджиков, настолько емкое и яркое, что по праву можно считать началом таджикской прозы. Это произведение занимает большое место в истории советской таджикской литературы. Мы еще вернемся к нему.

Садриддин Айни с сентября 1915 года и до конца 1916 года работал продавцом семян хлопка (чигита). Поладить с хозяином он никак не мог, так как не умел быть покладистым, мягким в выражении, и не скрывал своего отношения ко всему происходящему. Поэтому был вынужден бросить работу.

В Бухаре по-прежнему лютовала царская охранка, не радостью были аресты безвинных, обыски квартир и выслеживание подозрительных. Работники полиции, агенты, чиновники извлекали из всего этого большую выгоду для себя. Так, например, первый секретарь тайной полиции, агент Шулке, брал взятки с «подозрительных». Шулке обвинил в «неблагонадежности» даже родственников верховного судьи эмира — кози-колона и под этим предлогом арестовал их. Когда же кози-колон передал ему кругленькую сумму, Шулке выпустил обвиняемых из-под стражи и в письме к кози-колону даже передал им «большой привет». Оба эти документа — первоначальное обвинение и дружественное письмо — после взятки были переданы в совдеп города Когана после Февральской революции 1917 года. На основании этих писем совдеп Когана принял решение арестовать Шулке, но Шулке успел бежать от возмездия в Петроград.

Милость власть имущих

Весну 1916 года Садриддин Айни провел в путешествии. Он ездил по районам и кишлакам Бухары, знакомился с жизнью народа. Побывал в Фергане, Ходженте и Самарканде.

В конце октября, когда он, путешествуя, попал в Карши, ему пришло известие из Бухары:

«Срочно возвращайтесь в город. Вас назначили мударрисом в медресе Хиёбон».

Это известие Айни удивило. Его без всяких просьб и хлопот назначают мударрисом одного из самых больших медресе Бухары! Дело в том, что, чтобы попасть в это медресе, требовалось по меньшей мере лет десять трудиться в других медресе, поклониться власть имущим, кое-кого из чиновников угостить и, наконец, дать взятку. И вдруг!.. Что-то, видно, случилось! Его без просьбы и низкопоклонства назначают туда!..

Однако ничего удивительного в этом не было. Власти эмирата не хотели упускать из виду, выпустить из-под своего контроля, своего влияния такого видного поэта и ученого, уважаемого простолюдинами человека. Ведь, находясь в кругу мулл, принадлежа к этому обществу, Айни попадал под опеку и контроль тем скорее, чем выше был занимаемый им пост. Кроме этого, тайная полиция России была обеспокоена тем, что такой влиятельный среди народа человек уходил из-под надзора полиции и был в постоянном окружении рабочих завода, простых тружеников, среди которых было много неблагонадежных…

Агент предписывал эмиру ввести Айни в круг мулл и держать под неусыпным надзором…

Конечно, сам Айни в то время всего этого не знал. Он не был связан с революционным движением и особого контакта с рабочими не имел.

Айни вернулся из Карши в Бухару и в эмирской канцелярии в Арке взял ярлык-приказ, назначение мударрисом. Но он не хотел быть мударрисом в медресе Хиёбон. Айни на сто тенег устроил угощение для служек этого медресе:

— Хотя меня его высочество и назначил к вам мударрисом, но я имею замечания и предупреждения и поэтому работать у вас не смогу.

Служки обрадованно приняли отказ Айни: ведь пока придет новый мударрис, им будет вольготнее, да и средства, поступающие в кассу медресе, можно делить между собой…

С легкой душой Айни вновь вернулся к себе в келью в медресе Кукельташ…

Действия вольнодумцев и их последствия

Вести о Февральской революции 1917 года и свержении царскою самодержавия пришли в Бухару с большим запозданием. В марте агент тайной полиции в Когане объявил о «добровольном» отказе царя от престола.

Всего в нескольких километрах от Бухары — в Когане и даже возле ворот города, у вокзала — железнодорожники устраивали манифестации, митинги. Однако эмир и его свита приняли все меры, чтобы ветер революций не проник в Бухару, обошел ее стороной.

Люди кушбеги строго следили, чтобы бухарцы не смели соприкасаться с участниками манифестации. Конечно, Февральская революция так или иначе все же повлияла на внутреннюю жизнь Бухары, пошатнула устоявшиеся веками, освященные кровью жертв и стонами измученных порядки и обычаи многострадальной Бухары.

После Февральской революции в Бухаре начинается реформистское движение — джадидизм. Требования и просьбы джадидов в основном не были новинкой. Еще до мировой войны раздавались голоса, требовавшие реформ.

Джадиды многого не требовали. Они просили реформ правления эмирата и определенного порядка и режима. Просили небольших свобод для школ и медресе, небольшого земельного переустройства. В целом они были согласны с правлением эмира и не помышляли о его свержении.

Члены тайного кружка «Тербияти фатол» увлекались реформистским движением — джадидизмом, и было вполне закономерно, что кружок, не имевший даже программы борьбы, распался. Руководители утверждали, что, поскольку революция в России победила, необходимость в тайном обществе и в борьбе отпала. Все усилия Айни сохранить организацию оказались безуспешными. Его поддерживали брат Сироджиддин и еще двое членов, однако этого было мало…

Временное правительство не оставило «безответным» письмо джадидов. Временное правительство приказало провести реформы «сверху» при помощи и участии эмира. Эмир обещал реформы…

И вот 6 апреля 1917 года (по старому стилю) был объявлен указ эмира — фармон, — извещавший народ о частичных реформах. В фармоне говорилось, что эмир сам себя ограничивает в правах, для государственных служащих назначается заработная плата, из «ученых и грамотных» людей Бухары образуется совет, наподобие русской Государственной думы, с совещательным голосом при дворце эмира. В фармоне не было ни одного положения, ограничивающего единовластие эмира, не было и реформ, облегчающих положение трудящихся. Как говорят, «расходы на похороны усопшие не несут».