Неотразимое чудовище (сборник) - Светлана Алешина

— Цвета в театре — траурные. Чехов, которого он ставит, экзистенциален не хуже Сартра! Знаешь, у меня вообще такое впечатление, что вся жизнь господина Донатовского — «in memorium». Флаг Смерти гордо развевается на этом кораблике, но не в качестве «веселого роджера», а как придание смысла жизни. Может быть, это просто результат патологического страха перед неведомой Вечностью, а может, и бредово-маниакальная страсть? Я бы не стала снимать его с нашей «доски почета»! Хотя временами у меня возникало подозрение, что это лишь игра. Кстати, он уникальный актер! Что, как ты понимаешь, с одной стороны, меня восхищает, а с другой — напрягает. Не разыгрывает ли сей муж предо мной определенный спектакль, зная куда больше, чем хочет показать? Опять же, судя по Лизиному поведению, она хорошо знала своего убийцу, доверяла ему, а Донатовский подходит под эти характеристики, как никто другой!

— Хорошо, я принял и Донатовского. Насколько я знаю, ты посетила сестрицу?

— Сестрица со мной разговаривать отказалась. Попросту захлопнула перед моим носом дверь. Сослалась на Ванцова. Посему мои подозрения на ее счет еще туманны, как погода. Я хочу узнать сначала, что она наговорила нашему Лешеньке. А уж потом я буду ее классифицировать. Хотя мне она показалась изрядно напуганной и агрессивной. Опять же возникает логичное предположение, что такое может произойти с каждым из нас, когда погибает близкий человек. Поэтому, Андрей, я не могу ничего о ней сказать в данный момент. Я бы тоже не пожелала вести задушевные беседы с кем бы то ни было в этаком плачевном состоянии!

— И все-таки я бы за ней последил, — резюмировал Лариков.

— Я тоже думаю, что нужно это сделать. Скорее всего она, как и Лиза, знает нашего «душителя». Соответственно, входит в группу риска.

Сначала Донатовский даже не ощущал холода.

Вообще он не сразу сообразил, что вылетел из театра без пальто. Ему было не до этого.

Фигура удалялась.

Донатовский ускорил шаг.

Какая-то девица шарахнулась от него в сторону и еще какое-то время оглядывалась с испугом. Впрочем, его это не занимало.

Его занимал человек, спокойно идущий по улице.

«Господи, что я делаю? Какой бред… Я же ничего не знаю об этом человеке. Я не знаю…»

Тем не менее он бежал за ним.

Мужчина оглянулся, недоуменно посмотрел на Донатовского и совершенно спокойно вошел в кафе.

«Замечательно, — обрадовался режиссер. — Может быть, он и ни при чем… Но я должен это проверить!»

Он подошел к таксофону и набрал номер.

— Простите, — услышал он за своей спиной.

Успев нажать на «отбой», Донатовский почувствовал, как по спине стекают капели холодного, липкого пота. «Господи, — подумал он, — до чего противно бояться…»

Он медленно обернулся и встретился взглядом с…

— О боже! — вырвалось у него.

Резкий удар заставил его согнуться. Он с удивлением посмотрел вниз и увидел огромное багровое пятно, растекающееся по свитеру.

Теперь, несмотря на холод, ему было жарко.

Он удивленно поднял глаза и прошептал:

— Вы меня убили?

В глазах было так темно, что Донатовский понял — он остался один.

Наедине с собственной смертью.

— Кто звонил?

Я пожала плечами, вешая трубку.

— Наверное, ошиблись.

Лариков посмотрел на часы и присвистнул.

— Да, детишки, кажется, мы увлеклись нашими «страшилками» не на шутку! Собирайтесь-ка по домам, а то Александринина матушка подвергнет меня…

— Остракизму, — договорила я за него. — Ладно, Пенс, пойдем. Время в самом деле позднее.

— Значит, завтра ты посещаешь родителей. Раз уж ты напрямую связываешь перемены, произошедшие с Лизой, и тот вечер… Хотя я не уверен, что они что-то могут знать. Ты ведь сама понимаешь, что старикам говорится далеко не о всех «погремушках»!

— Но они могут это почувствовать, — возразила я. — Не надо их недооценивать!

— Ты сама только что обзывала их «глухослепыми»! — рассмеялся мой босс. — Все, идите! Спокойной ночи!

— Да уж, дай бог, чтобы она действительно была спокойной! — пробурчала я, когда мы вышли из дома на улицу.

Туман все еще властвовал над городом.

Глава 9

— И потом, я никак не могу понять, куда я задевала маленькие ножницы? Представь себе, Саша, что-то все-таки не так в моем организме! Я не отдаю себе отчета, мне все еще кажется, что я юная девочка, а мой подлый организм уже решил все за меня, и я постарела! Я слушала мамины жизненные наблюдения вполуха.

— Сашка, мне кажется, тебе надо взять отпуск! Ты выглядешь усталой!

— Угу, — кивнула я. — Кто бы мне его дал, этот отпуск? Я бы уж, ничтоже сумняшеся, взяла!

Я сидела в кресле и смотрела на экран. Хорошо, что «Привычку жениться» я смотрела уже в пятьдесят какой-то там раз, а то вовеки бы не сообразила, что там к чему. Почему-то Вики Андерсон ассоциировалась у меня в сознании упорно с Валерой Ракитиной. Хотя, конечно, сходства у Валеры с Ким Бессинджер не было совсем никакого. Но так уж угодно было моему шальному воображению, и бороться с ним никакого резона я не видела. Раз уж Лиза Ракитина является эпицентром моего «мыслетрясения», — значит, не надо с этим бороться.

— Эльвира не объявлялась? — спросила я.

— Нет, — покачала мама головой. — Вообще-то, может быть, она и появлялась, но меня почти весь вечер не было дома.

— Опять девичник с романсами?

— Какие романсы, когда все уже такие старухи, — всплеснула она руками. — Просто посидели и обсудили, у кого что болит…

— Да уж, девочки, вы точно сдаете свои «суперпозишн»! — вздохнула я.

— А что ты нам прикажешь делать? — развела мама руками. — Возраст, ма шер, обязывает!

— Да ни к чему он не обязывает! В Америке пятидесятилетние матроны спокойно разгуливают в шортах, и ничего! Это у нас куда ни плюнь, большой плакат «Нельзя!!!», с ориентацией на возраст!

— А зачем плеваться? — поинтересовалась мама. — Ты ж не верблюд!

— Не верблюд, — согласилась я. — Хотя иногда так и подмывает побыть им.

— Ты, похоже, близка к депрессии, раз у тебя появились такие неадекватные мысли. Что-нибудь не так?

— Все так, — сказала я, помешивая чай. — Это только моя работа. Иногда я думаю, что умру от рака мозга, так я много и напряженно думаю. И ведь что самое противное, что это совершенно зря! Потому что все потом выходит совсем не так, как мне думалось, а вовсе наоборот! Вот у Пафнутия все просто — одна мысль «Паша красивый!».

— Не решай за беднягу попугая, — возразила мама. — Это его высказанная мысль. А сколько невысказанных? Может, он в данный момент думает о смысле своего существования? Бедная птица! Ее свобода ограничена прутьями клетки, и вряд ли Пафнутий думает только о том, когда заявится его хозяйка и покормит его «Триллом»!

— У меня невысказанных мыслей все-таки больше.

— Но и словарный запас больше, поэтому ты куда чаще освобождаешь свою хорошенькую головку от мысленного мусора. Лучше расскажи, что у тебя там. Освободи голову!

— Да ничего, — пожала я плечами. — Очередная жертва, потрясающая нелепость. Молоденькая девица, актриса, говорят, неплохая… Слушай, что заставляет человека убивать?

— Ты меня об этом спрашиваешь? — удивилась мама. — Я вообще-то никого никогда не убивала. Откуда мне это знать?

— Но ты же учитель литературы! Почти психолог!

— Почитай «Преступление и наказание», — посоветовала тут же мама.

— Неактуально, — поморщилась я. — Там ненормальная ситуация.

— Почему? — спросила она немного обиженно. — Раскольникова можно вполне сравнить с маньяком. Он ходит и убивает старушек.

— Все равно не проходит. Достоевский в этом вопросе не может быть авторитетом. Он не был убийцей.

— Ну, моя дорогая! На тебя не угодишь! Тогда найди мемуары Джека Потрошителя!

— Он их не написал…

— Какая незадача! — иронично заметила мама. — Он просто не мог подумать, что его порывы и стремления окажутся интересными для моей дочери!

Рита стояла на коленях, и, казалось, весь мир вокруг нее стал похож на кляксу, расплывающуюся в школьной тетради. То есть он расплывался перед глазами и распадался, а она все смотрела на этот ужасный нож и не могла понять, что случилось с Костей.

Она попыталась взяться за рукоятку и тут же ощутила, что пальцы стали горячими и липкими.

Отдернув руку, она испуганно оглянулась.

Из тумана вокруг нее выплывали какие-то испуганные лица. Ее о чем-то спрашивали, но она не понимала, о чем. Кто-то кричал, ужасно пугая ее. Крик этот словно взрывал ее изнутри, но кричала не она. Рита просто не могла бы так закричать, даже если бы попыталась — потому что застыла.

— Помогите… — прошептала Рита, снова пытаясь выдернуть этот нож. Если она его выдернет, может быть, наваждение исчезнет?