Влечение. Истории любви - Ирада Вовненко

Я завела скучноватый, но спокойный разговор о музыкальном образовании старшего сына, о предстоящих ипотечных выплатах за квартиру. Знаешь, иногда мне кажется, что семейные отношения – это как контракт работодателя и бесконечные скучные совещания, которые так необходимы для решения поставленных производственных задач. А где же место для чувств и страсти??? А может быть, в семье кто-то всегда любит, а другой позволяет, потому что ему это удобно...

Муж очень любит меня, ты знаешь. Я – смысл всей его жизни. Обычно я не получаю отказа ни в чем.

Поэтому в конце ужина я попросила его позволить мне совершить завтра прогулку на гондоле в одиночестве. Разумеется, он согласился, ведь я всегда добиваюсь своего, мон амур.

Новый день начался очень хорошо. Жара спала, мы сразу же попали в собор Сан-Марко и вдоволь налюбовались его мозаикой и „Золотым алтарем“, изготовленным в Константинополе. Мальчишки без всяких капризов поднялись на Кампаниллу, откуда открывается прекрасный вид на всю Венецию, вплоть до белоснежных вершин Альп. Мы прошлись по галерее, где когда-то возился со своим телескопом наверняка известный тебе, мон амур, Галилео Галилей. Посетили церковь Санта-Мария Глориоза деи Фрари и ее ризницу, выстроенные францисканцами из обычного кирпича. Пообедали в маленькой траттории, там официанты напевали, пробегая с подносами, а нашим детям позволили кормить насаженными на палочки кусочками мяса болотную черепаху. На ее панцире сиял золотом венецианский лев – зрелище удивительное.

А в готическом Дворце дожей великолепные анфилады залов соседствуют с камерами пыток и устрашающими казематами, в одном из которых томился сам Казанова. Интереснейший персонаж, мон амур, не находишь?

Кстати, я немало одобрила знаменитые Уста Истины – специальную щель для доносов, куда анонимно могли опускать свои жалобы все граждане города.

А что, мон амур, представь, как удобно. Ты ощущаешь острую конкуренцию во время своей предвыборной кампании со стороны политика Г. Берешь бумагу и перо, вкратце излагаешь свои соображения о том, что супруга Г. – настоящая ведьма. Доверяешь письмо Устам Истины. Назавтра политик Г. удачно выходит из предвыборной борьбы.

Прости, мон амур, это я пытаюсь шутить. Пожалуй, вернусь к более приятной теме.

В конце длинного дня муж с детьми отправились на представление кукольного театра, а я вернулась в гостиницу. Мне хотелось быть этим вечером красивой и очень, очень желанной. Для этого я выбрала роскошное кружевное белье, темно-красный плащ, превосходно подходящий к моему лицу, чуть смуглому, если ты еще помнишь, мон амур. Волосы я оставила распущенными, иногда мне нравится это, подчеркивает некоторую легкомысленность настроения.

Выпив чашку крепкого кофе в баре, я отправилась на поиски гондолы для намеченного путешествия. Торопливо обошла стороной площадь с толпами галдящих туристов, свернула на кривую улочку, выходящую к небольшому каналу. Здесь была пристань, необыкновенно камерная, маленькая, рассчитанная на одно судно. Ажурный кованый фонарь освещал старинную гондолу: внутри сплошь черный бархат, вышитые серебром узоры.

– Сеньора желает совершить прогулку? – раздался голос у меня за спиной.

Я резко повернула от неожиданности голову, широко и облегченно улыбнулась. Передо мной стоял персонаж одной из венецианских гравюр эпохи Возрождения. Выглядел он классически, мон амур: широкая черная шляпа, на лице – расписная маска.

– Желаю, – кивнула я.

– Прошу, – протянул мне руку лодочник...»

Диана на минутку прикрыла глаза, отложив ручку на стол, чуть правее.

Нечастые тревожные сигналы автомобилей, тоскливое завывание ветра в листьях, уже готовых к осеннему увяданию. Какая-то птица когтисто перебирает под окном тонкими слабыми ногами. Голубь. Отнюдь не венецианский.

Диана усмехнулась. Не отвлекаться. А то пропадет нужный настрой. «Не про любовь», – строго вслух напомнила себе Диана. Продолжила:

«...и я, уже ни о чем не думая, сошла в лодку. Усевшись на бархатную скамью, с удивлением заметила, что рядом находится резной столик темного дерева с фруктами и дорогим коллекционным шампанским.

– А их стоимость тоже входит в поездку?

– Угощайтесь, пожалуйста, – почти шепотом предложил лодочник.

– Прекрасная погода, не правда ли? – спросила я, отщипывая густо-красную, почти черную виноградину от грозди.

– Прекрасная, – ответил он, – прекрасная, и не отметить ли нам этот дивный вечер бокалом шампанского?

Откуда-то негромко заиграла увертюра к „Травиате“, и я, завороженная мягкостью ночи и волшебством музыки, не заметила, как лодочник оставил весло, подошел близко, властно прижал меня к себе. Наши лица и наши губы оказались рядом. Ошеломленная, неожиданно для себя я поняла, что отвечаю на его поцелуй, чужой поцелуй.

Руки гондольера скользнули по моему телу. Мне хотелось впитывать удовольствие всей пылающей кожей. Его руки прикоснулись к моей груди. Я не думала ни о чем. Я только глазами умоляла о продолжении, и оно последовало.

Слезы восторга и удивительной нежности появились на моих глазах. Секундами ли, минутами, сантиметрами или химическими элементами измеряется счастье, но я получила его сполна в раскачивающейся на маленьких волнах лодке. Простирая вверх руки, я танцевала странный танец, ритуальный, какой-нибудь из языческих богинь любви.

Не могу сказать точно, но через какое-то время я бессильно опустилась на скамью, скорее, даже легла. Руки, ноги, тело, волосы – казались мне незнакомыми, немного чужими.

„Так не бывает, – подумала я, глядя в звездное небо Италии глазами счастливыми и заплаканными, – так не бывает“.

Ночь Венеции с головой накрыла нас своим темным пологом...»

Диана сердито бросила ручку. «Не то! Не то! Такое письмо возбудило бы романтическую барышню, а этому цинику подавай чего покрепче!..»

Она соскочила с кресла, открыла бар, плеснула чуть вздрагивающей от волнения рукой виски в широкий низкий стакан.

Собралась с мыслями.

Вернулась:

«... – Сеньора желает совершить прогулку? – раздался голос у меня за спиной.

Я резко повернула от неожиданности голову, широко и облегченно улыбнулась. Передо мной стоял персонаж одной из венецианских гравюр эпохи Возрождения. Выглядел он классически, мон амур: широкая черная шляпа, на лице – расписная маска.

– Желаю, – кивнула я.

– Прошу, – протянул мне руку лодочник, но тут опять откуда-то сзади тонким, чуть не плачущим голосом, проговорили:

– Пожалуйста! Пожалуйста! Не откажите в любезности!

К причалу почти бежала девчонка лет двадцати.

– Будьте добры, сеньора, позвольте отправиться с вами, я сойду через два квартала, нисколько не помешав вам! Я оказалась в ужасной ситуации, без денег и всего прочего, не откажитесь мне помочь!

Она, наконец, остановилась, и я разглядела желтый колокольчик короткой юбки, кудрявые рыжие волосы, бледные щеки с полумесяцами ярких веснушек.

– Пожалуйста, – меня разжалобила ее проникновенная речь, да и много ли это займет времени, в конце-то концов.

Мы вольно разместились на бархатных скамьях, лодочник размеренно орудовал веслом. Все напоминало идиллическую картину, как вдруг девчонка повела себя совсем неожиданно. Она резко поднялась, задрала желтый колокольчик юбки и постояла так какое-то время, чуть-чуть раскачиваясь. Гондольер удивленно приподнял темную бровь. Я тоже как-то всполошилась.

– Я боюсь открытой воды, – со слезами в голосе выговорила девчонка, двигая бедрами влево-вправо, – мне обязательно надо чем-нибудь отвлечься, а то начнется неуправляемая истерика... Истерика!

Одной рукой она придерживала юбку, а другой порывисто и резко начала себя поглаживать. Через голову она стянула белую майку, обнажив девичью, аккуратную грудь. Вообще-то, это было довольно красиво, мон амур. Смело, без притворства, без всяких умелых изысков, известных опытным женщинам, но красиво. Божественно красиво...

Я почувствовала растущее возбуждение и проявление той естественной, природной страсти, которая сидит, пусть даже глубоко, во всех нас.

Лодочник тоже задышал часто, прерывисто, оставил весло и подвинулся к рыжей девчонке, а она тем временем издавала все более и более громкие стоны, почти уже крики, мотая головой, волосы хлестали ее по щекам.