Заклинатель змей - Явдат Ильясов

— Куда спешишь? — спрашивает приятель. Странный взгляд у него. Но юноша, ошалевший от любви, того не замечает:

— Удача, друг мой, удача! Спешу на свидание с прекрасной девушкой с холмов.

— Идем вместе. Я там живу.

— Вот хорошо! Идем.

Пришли к селению, видят — на дороге кто-то маячит.

Она!

"Рассказ длинноват, — подумал Омар снисходительно, — но точен и красочен. Ему бы, этому Али Джафару, к его ясному природному уму — да образованность! Настоящую, высокую образованность, какой, например, обладает шейх Назир. А не ту ущербную, ложную, которой кичится жалкий обыватель".

— И друга возьми с собой, — говорит девушка. — Найдется и для него утеха.

Небольшой глинобитный дом на отшибе. Здесь уже все готово: жаркое, сласти, вино. Девушка обнимает, — какие длинные острые ногти! — жарко целует гостя, и он совсем теряет голову.

— Ты пока отдыхай, пей вино, — говорит ему девушка, широкие бедра которой едва проходят в дверь, а талия столь тонка, что может уместиться в двух его сомкнутых ладонях, — а я сбегаю за подругой.

Слава богу, у него был острый слух. Она шепчет в прихожей его приятелю:

— Постарайся, братец, крепко его напоить, снять кинжал. Вернусь с сестрицей — зарежем, попируем. Он свеж, хорошо упитан, мясо, наверное, очень вкусное, нежное!

Он услыхал, как она облизнулась. Вот тебе на! Куда его занесло? Парень сразу отрезвел, вскочил, кинулся в прихожую, размахивая кинжалом.

— Куда ты? — кричит приятель каким-то чужим, изменившимся голосом.

— Милый, останься! — стонет красотка.

— Прочь! — Юноша выскочил в темноту и побежал на огонек в глубь селения, чтобы найти там пристанище. Видит, у одной калитки стоит приятного вида старуха с фонарем в руках.

— Что с тобою, сын мой?

— Спрячь меня скорее, мать!

Она поспешно завела его во двор, усадила на коврик под развесистой шелковицей. Кликнула старика. Несчастный рассказал им о своих приключениях.

— Глупый, — вздохнул старик жалеючи. — Эта девка — ведьма, гуль-людоед, и приятель твой — ее брат, тоже оборотень. Острый слух тебя спас. Ложись, отдыхай. Здесь никто тебя не тронет. Утром отведу домой.

Гость, успокоившись, задремал. И вдруг сквозь дремоту слышит их разговор на террасе:

— Не надо спешить. Спугнем. Пусть уснет покрепче, тогда и займемся. Нож готов?

— Ox, давно я не ела человечины.

Где уж тут спать! Он дождался, когда они уйдут в жилье, перелез через ограду — и бросился в степь. Нагоняет его на дороге всадник:

— От гулей бежишь? Проклятое селение! Я сам едва уве рнулся. Садись скорей на лошадь за моей спиной, довезу до городских ворот. Не дай бог, они всей гурьбою кинутся в погоню.

Горожанин, пообещав ему денег, уселся на лошадь. Всадник пустил ее вскачь, съехал с дороги — и во весь дух помчался по сухой степной траве к далекому костру.

— Куда везешь? — кричит испуганный парень.

— Молчи! — злобно шипит таинственный всадник и поворачивает к нему черное лицо с желтыми горящими глазами. — Удрать вздумал от нас? Нет уж, хочешь не хочешь, мы тебя этой ночью зажарим. Золото нам ни к чему. — И обхватывает его волосатой рукой…

И обратился юноша с тайной мыслью к богу: "Избавь от злого духа!" — и всадил свой кинжал черному всаднику в спину. Всадил и спрыгнул. Повалил зловонный дым, запахло серой. Конь и всадник с диким воем исчезли в ночной темноте.

Только к рассвету, усталый, истерзанный, с сокрушенным сердцем, достиг наш искатель приключений городских ворот. Оказалось, он поседел за эту ночь. Больше он не ходил на свидания с незнакомыми красивыми девицами. Каково, э?..

Омар не выносил рассказов о сверхъестественном. Немало он настрадался в детских снах от черных, мохнатых, красноротых чертей, лезших ночами в окна и двери. Они отравили ему радость детства. Может, именно из-за нелепых басен об адских муках и бесах и охладел он столь рано к так называемой истинной вере.

— Как жить на свете, — сказал Омар с дрожью в голосе, — если видеть во всех встречных: красивых девушках, приятелях, сердобольных соседях, путниках на дороге — людоедов-гулей?

— Во всех встречных не надо их видеть, — молвил Али Джафар. — Но остерегаться — надо. Следует помнить: один из десяти или даже из трех — непременно мерзкий оборотень, гуль-людоед.

— Ну, ты скажешь! Может, ты тоже — гуль?

— Я? Эх! Будь я гулем… знал бы, кого сожрать.

— Уж не меня ли? — проворчал кто-то в темноте у открытого входа.

— А, Юнус, — хмуро кивнул Али Джафар. — Входи, садись.

В каморку ввалился, сразу стеснив двух приятелей, усатый, широкий и плоский, точно надгробная плита, человек с желтым опухшим лицом, с висячими мешками под глазами. Похоже, наркоман, заядлый курильщик хашиша.

— Почему так поздно жжешь светильник, — хозяйского масла не жалко? Я доложу господину. А ты кто такой? — набросился он на Омара.

— Приезжий.

— Откуда? Почему здесь?

"Ну, началось, — с тоскою подумал Омар. — Почем в Нишапуре ослиные уши, почем в Нишапуре собачий хвост…" Нет, о ценах Юнус не стал его расспрашивать. Его занимала личность самого Омара: как зовут, чей он сын, богат ли родитель, что знает приезжий, что умеет, зачем он прибыл в Самарканд.

— Если б сей муж, — с усмешкой сказал молодой нишапурец Али Джафару, — обратил все свое неисчерпаемое любопытство на приобретение полезных знаний, он стал бы самым ученым человеком в Мавераннахре.

— Может, ты совершил в Нишапуре какое-нибудь страшное преступление, из-за которого тебе пришлось бежать? — продолжал дознание подозрительный усач.

— Да, — вздохнул Омар. — Я напал в ночной темноте на юную дочь шейха медресе.

— И?

— И сделал над нею насилие. Но затем оказалось, что это был сам старый шейх…

— Чего ты привязался к человеку? — обозлился Али Джафар. — Оставь его в покое.

— Я должен все знать, чтоб доложить хозяину, — строго сказал Юнус.

— Ему без тебя все известно! Омар — гость судьи судей. И если он завтра пожалуется господину, тебе будет худо. Приказано: болтовней приезжего не донимать.

— Да? — смутился Юнус. — А мне… э-э… приказано содержать усадьбу в порядке. Ладно, — вздохнул усатый примирительно, — пусть приезжий даст мне дирхем, и я Уйду.

— Дирхем? — удивился Омар. — За что?

— Я — дворецкий. Тут все в моих руках.

"Дай", — тайком кивнул Али Джафар.

— Не дашь — житья тебе не будет в этом доме, — сказал он после. — Подлый человек. Тысячу каверз выдумать может. На каждом шагу станет тебе досаждать. Всех слуг держит в страхе. Деньги у нас вымогает. Я тоже давеча сунул ему дирхем. Тьфу!

"О боже! — подумал Омар сокрушенно. — Мне-то что до их убогих страстей? Чем дурацкий Юнус причастен к миру звезд и таинственных чисел, и чем я, со своими звездами и числами, причастен к пустяковой возне тупых людишек? Дадут мне заниматься тем, к чему лежит душа, что я умею, или так и затянут в свое мерзкое болото?"

— Почему же Абу-Тахир, человек благородный, терпит в доме такого вонючего пса? — уныло сказал он Али Джафару.

— Э! Тому не до мелких домашних дрязг. У судьи судей много дел поважнее. И потом, Юнус хитер и осторожен. Это с нами, со мной и с тобой, он так грозен. Перед хозяином он совсем другой. Знаешь, как устроен подобный человечек: на людях он старается казаться лучше, чем он есть на самом деле. Это я, несчастный, всегда кажусь хуже, чем есть. Потому что подлаживаться не умею.

— И я, — кивнул Омар с печалью. — Всю жизнь меня принимают черт знает за кого. Неуклюж. Невезуч. Ходячее несчастье. Всю жизнь — без вины виноватый. Тягостно это.

— Ничего! — подбодрил его Али Джафар. — Будь всегда везде самим собой — и лучшего не надо.

***

"Просвещенный человек бесстрашен, — прочитал Омар при свече, — и как ему не быть таким? — Книга, которую он перекупил у Али Джафара, оказалась лишь частью многотомного труда Абу-Али, но частью, пожалуй, самой важной сейчас для Омара — о логике. — Смерти он не боится, он щедр и великодушен, — и как ему не быть таким? Он чужд показной дружбе и снисходителен к проступкам других, — и как ему не быть таким? И душою он столь высок, что его не коснутся никакие ущемления со стороны людей, — и как ему не быть таким?"

— Коснутся, — вздохнул Омар. — Еще как! Точно веткой с шипами — к открытой ране. Просвещенный человек, ко всему прочему, утончен и чувствителен, как никто другой, его легко обидеть, — и как ему не быть таким?

"Если передо мной закроют путь в науку, — сказал он себе, — уеду в Баге-Санг, к старику Мохамеду, растить гранаты, сеять ячмень…"

***

Едва сизый кречет рассвета вспугнул и погнал на запад черную галку ночи и следом взмахнул крылами яркий фазан зари, Абу-Тахир Алак призвал к себе Омара Хайяма. Он тепло приветствовал его на обширной террасе, устланной коврами, и пригласил к низкому столику с горячими лепешками, медом и свежим маслом.