Городской пейзаж - Георгий Витальевич Семёнов

друг другу. Мать невесты плачет от счастья, радуясь, что избавилась от идиотки, которая в пятнадцать лет сделала первый аборт… Все это называется свадьбой. Я ненавижу это. А ты?

— Я тоже. Надо жить честно.

— Да, надо жить честно, смотреть правде в глаза. И ничего не бояться. Ты читала «Сорок вторую параллель»?

— Да, но только давно.

Смех.

— Первая ложь, которую я слышу от тебя. Браво! Начнем счет. Женщины лживы по натуре. Это их спасает.

— Но я другая. Не веришь?

— Чем ты это докажешь?

Молчание.

— Я давно заметил тебя. Ты будешь очень красивой, когда станешь женщиной. Хочешь быть красивой?

— Ты читал, да?!

— Что?

— Там, в сером магазине, в витрине.

— Я, девочка, в магазинах читаю только цены. Между прочим, я давно знаю тебя, ты училась в нашей школе, я знаком был с одной из вашего класса. Ты, может быть, тоже знаешь меня. Должна была видеть — я ведь тоже учился в этой школе.

— Знаю.

— Ты не боишься меня?

— Нет.

— Мы будем с тобой?

Остановленный взгляд, испуг и удивление. Вопрос:

— Что?

— Жить. Мы, кажется, договорились: ничего, кроме правды. Я тебя верно понял?

— Да.

— Что «да»? То — «да» или то, что я верно тебя понял?

— Лучше потом.

— А вот и вторая ложь.Ты сказала, что не боишься меня.

Вопросительный испуганный шепот:

— Но где?

— Это серьезный разговор. Пошли. Ты мне нравишься.

— Куда?

— Есть клевый парадняк, теплый и чистый, с широкими подоконниками. В доме живут сурки, они залегают спать в девять вечера, а просыпаются весной. Я беру бутылку, и мы уходим по-английски. Знаешь, как уходят по-английски?

— Нет.

— Не прощаясь.

Раньше она уже видела этот старинный дом с лепным вензелем на фасаде, похожим на фамильный герб. Теперь, идя следом за Владом, как звали парня, — не рядом с ним, не рука об руку, а именно следом, еле поспевая за ним, — она не могла остановиться и одуматься, находясь в каком-то бредовом состоянии духа.

Ее не испугал чужой подъезд, коричнево светящийся тусклыми лампами, громоздкий лифт с туманным зеркальцем в кабине, в котором она успела увидеть себя и понравиться себе…

Лифт остановился, подняв их на последний, шестой этаж. Она увидела чужие двери, почуяла чужой запах, приятное тепло ухоженного дома. Влад, схватив и дернув за руку, уверенно повел ее вниз, гулко скрежеща подошвами по каменным ступеням, в сумрак межэтажья, к полукруглому окну в глубокой и тоже полукруглой нише с широким, глянцево-светлым подоконником.

— Наш свадебный стол, — сказал он, ставя высокую, узкую бутылку на подоконник. — А ты мне нравишься, черт возьми! Ты будешь очень красивой женщиной. Поверь мне, я это вижу по твоим глазам, я знаю.

Она выглянула в запыленное окно, скрывая от него волнение и стыд. Внизу, в мокрой черноте, пустынно отражались огни фонарей.

— Ты не волнуйся, — сказал Влад, подавая ей бутылку. — Хлебни сухарика.

И она подчинилась, влив в себя из узкого горлышка теплое, согретое у Влада на груди вино, или «сухарик», как назвал его Влад — этот прекрасный, этот удивительный, бесконечно красивый и остроумный, обтянутый черной душистой кожей, сильный и властный, как настоящий мужчина, спокойный и смелый Влад, перед которым она теперь робела, думая со стыдом лишь о своей неумелости.

Он тоже пил вино из горлышка, куря сигарету и глядя с улыбкой на оробевшую девушку. Но наконец решительно бросил недокуренную сигарету на чистый пол, устланный узорчатой ковровой плиткой.

Все это вдруг промелькнуло в сознании Ра, когда она спряталась под одеялом, трясясь в ознобе. В памяти ее протянулась остренькая стрелочка, которая как бы вонзилась в холодно-спокойное лицо с резко подведенными черной тенью, лиловатыми, как современная оптика, глазами. Она со страхом увидела всепонимающий взгляд, когда они с Владом уходили «по-английски» из полутемной комнаты, в которой собрались ученики бывшего десятого «Б» отметить свои провалы на экзаменах в институты, посидеть осенним вечером вместе, потрепаться, поболтать за бражным столом и забыться. В компании этой оказался и Влад с некрасивой девицей, весь вечер просидевшей возле магнитофона, ни разу не колыхнув могучим своим торсом, словно бы изображая окаменевшую богиню плодородия.

Ра Клеенышевой было очень хорошо в этот вечер. Она тоже провалилась на экзамене в Плехановский, не рассчитывая на удачу, и только теперь стала с удивлением и любопытством присматриваться к новой жизни: не надо было учить уроки, ходить в школу и исправлять двойки, бояться черной доски и контрольных работ — все это кануло в прошлое. Она с колотящимся сердцем просыпалась порой среди ночи, если ей снились экзамены, но, проснувшись, опять в блаженстве зарывалась в теплую постель и счастливая засыпала, зная, что ей никуда не надо торопиться.

Вечерок устроили в складчину, каждый чувствовал себя хозяином, и только эта девица, эта Эрика, как она назвалась, понимала себя незваной гостьей.

— Влад, — сказала она, фотографируя своими окулярами Ра Клеенышеву, когда она с Владом проходила мимо нее.

Но тот словно бы не услышал своего имени, не заметив некрасивое, глазастое чудо, неподвижно сидевшее в кресле.

Тут бы и остановиться, но Ра, откинув голову и не простившись ни с кем, прошла к выходу и выдернула свое блекло-розовое пальтишко из тесной груды одежд.

Кто она? Ра не знала, не успела спросить ни у своих, ни у Влада.

Но теперь, лежа с открытыми глазами в темной комнате, думала под ровный храп усталой матери о ней. Надо было во что бы то ни стало убедить себя, что девица эта не опасна. Но ничего не получалось — слишком уж уверенно и властно окликнула она Влада, не вышла следом, не поднялась и даже не шелохнулась, как опытная дрессировщица, работавшая с молодым, дурашливым еще псом, которого бессмысленно наказывать, если тот вышел из подчинения.

«Влад», — слышала Ра его имя, произнесенное той, что осталась.

Чем дольше она думала, тем сильнее теперь ее мучила неизвестность; не терпелось скорее увидеть Влада и объясниться с ним. Они расстались до вечера, но она, как пропащий пьяница, мучимый жаждой, ждала рассвета и утренней жизни, чтобы начать поиски Влада, придумывая всевозможные варианты розысков, и старалась найти такой, который не вызвал бы подозрений.

Очень хотелось курить! Она уже успела привыкнуть к этому, хотя приучалась к курению сигарет исподволь и с уверенностью, что в любой момент перестанет это делать. Переимчивая ее натура не выдержала однажды соблазна, и Ра закурила, задохнувшись жгучей вонью дыма, и закашлялась до слез. Но желание быть похожей на случайную незнакомку