В обход черной кошки - Шломо Вульф

«А сколько тут живет сегодня арабов и евреев? — спросил тот же Фридман.

— И кто из них активнее претендует на святую землю?» «Претендует? — генерал от удивления даже остановил машину и вынул из рта сигару. Джип уже въезжал в нарядный зеленый Тель-Авив, выглядевший внезапно возникшим оазисом после бесконечной желтой пустыни с черными козами и бредущими среди них пастухами-арабами. — Позвольте, вы… наверное, из русских сионистов, мистер Фридман? Хорошо, что вы тут с князем, иначе мы бы вас бы тотчас вернули в Россию — стройте себе любое еврейское государство, но где-нибудь на вашей Аляске… У нас в империи, как и в вашей, кстати, уже лет тридцать никто и ни на что не претендует. Немногочисленные эксперименты двадцатых годов показали цивилизованным нациям, что нет для населения любой из колоний большего зла, чем независимость и безраздельная власть местного диктатора с его непременно бандитским окружением над собственным нищим и темным народом. Поэтому здесь и миллиону евреев, и примерно стольким же арабам мы раз и навсегда дали понять, что это имперская земля. На нее может претендовать только британская королевская колониальная администрация, которую и представляет ваш покорный слуга… Вот мы и приехали.»

Декабрьские улицы Тель-Авива были чистыми и тенистыми. Все утопало в зелени и цветах, залитых почти летним солнцем. Поместье губернатора было выстроено в центре регулярного английского парка, разбитого на берегу моря — ярко-зеленые лужайки, павильоны, скульптуры среди огромных деревьев. Но гуляющие тут павлины и мартышки на лианах среди ветвей показывали, что это обычная британская колония в субтропиках. За огромными деревьями нестерпимо сияло на солнце голубизной и бликами бескрайнее Средиземное море до синевы ровной линии горизонта. Подъезд был украшен колоннами темного мрамора, которые отражались в изумрудном бассейне под белой колоннадой просторной веранды.

Миссис Джефферсон оказалась красивой рыжей шотландкой, одетой неожиданно фривольно, даже с учетом жаркого приафриканского климата: в шортах, открывающих стройные загорелые ноги, в открытой кофточке, намеренно расстегнутой для обозрения ее контрастно белой груди ниже темного загара. Генерал был так шокирован этой выходкой колониальной львицы, находящейся в каком-то лихорадочном возбуждении, что его веснушчатое лицо побагровело. Он скомкал сигару, которую собирался закурить и многозначительно закашлялся. Когда же к гостям выпорхнула миловидная дочь генерала, смущение губернатора перешло в смятение. Девочка лет шестнадцати была в монокини под прозрачной туникой, Несчастный англичанин крякнул и демонстративно ушел к себе под звонкий хохот супруги и дочери, к которому охотно присоединилась и Марина.

«Это был сюрприз для генерала, но это ничто по сравнению с сюрпризом для вас, ваша светлость, — все еще смеясь сказала миссис Джефферсон Марине, увлекая ее в дом. И одно связано с другим, как вы сейчас поймете… Вы не возражаете, если я буду называть вас просто Марина. Аменя зовите просто Джекки. А дочь моя — просто Мэгги. Ну, не ожидали?!»

Марина обалдело смотрела на стену, где, в раме! висел ее портрет, для которого она позировала Лейканду. В натуральную величину. «Откуда он у вас? — пораженно спросила Марина, заливаясь краской. — Он еще и не закончен, насколько я знаю… и вообще…»

«Закончен! — радостно кричала Мэгги. Это копия, ваша светлость, из Лувра по интернету. Отличить от оригинала может только специалист. Неужели вы не знаете, что картина вчера получила первую премию на Парижской выставке «Живопись ХХ века», куплена Лувром и тотчас появилась в интернете? И вот сегодня мы узнаем, что вы здесь! Мы с мамой не сразу поверили такому счастью! Тотчас же заказали у жида раму и сделали вам сюрприз, как мы, а?» «Отлично…» «А картина, изображающая нагую русскую княгиню, так поразила европейское общество, — тараторила Мэгги, — что чуть ли не все аристократки кинулись заказывать свои подобные портреты. Вчера была передача из Лондона — в общественном бассейне все дамы были ню! Представляете, что вы с Лейкандом натворили, это же революция, это — новый век! Вот и мы умоляем вас сделать папке сюрприз (как он вчера плевался!) и искупаться с нами ню!!» Мухин и Фридман растерянно переглядывались. Фридман то смущенно отводил глаза от портрета, то снова прикипал к нему взглядом.

«Вы поразительно хороши, Марина, — хрипло сказал он. — Поразительно…»

«Еще бы! — прыгала вокруг Мэгги. — Вы знаете, что, по представлению менеджера Лейканда барона Шустера, княгиня Марина Мухин единогласно признана ЖЕНЩИНОЙ ВЕКА! Миссис Мухин, ну что вам стоит, вы же натурщица, вы же секс-витрина, все уже об этом знают, в интернете десяток ваших фотографий, ну же, добьем папку!»

«Андрей? — неуверенно обратилась Марина к мужу. — Как вам с Ароном массовое ню для вас в Палестине? Княгиня, юная девушка и генеральша-губернаторша в придачу?..» «Что уж теперь, — рассмеялся Андрей. — Ню так ню! Только одно условие: на нас с Ароном этот психоз Европы и Ближнего Востока не распространяется. Мы раздеваться не будем ни за что. Ваше превосходительство, прошу к нам, дамы вступают в новый век и тысячелетие, и вступают в самом красивом их наряде, где всякая подделка исключена.»

«За всеобщий дамский ню, — генерал, уже сильно под-шафе, появился с подносом (слуг заранее удалили) с бутылками и бокалами. Женщины радостно забрались в бассейн и плескались, мужчины не менее радостно напивались.

Когда Мухин почти перестал соображать, где он, с кем и на каком языке следует общаться, губернатор, осушивший вторую бутылку виски, вдруг наклонился к нему и тихо спросил трезвым голосом: «Так что вас привело в Палестину, князь? Только не говорите, что интерес к святым местам. Я тут двенадцатый год и мне сразу ясно, что русский князь, неестественно склонный к коммунизму, зря с явным сионистом в нашу Палестину не приедет. Итак? Что вы тут забыли?»

«Вы напрасно так волнуетесь, мой генерал, — не сразу взял себя в руки Андрей Владимирович. — Мне лично наплевать и на евреев, а на сионистов — тем более. Это ваши с ними дела. У нас в России никакого национализма, кроме русского, не просматривается — все прочие мы в зародыше задавили, как и вы в ваших индиях-египтах. И не нам учить вас, как поступать с евреями, арабами или зулусами. У нас своих чеченцев и прочих абреков хватает. Не зря мы на каждого из них поселили по всему Кавказу по два казака.»

«Я бы и не заподозрил вас ни в чем, князь, да больно мне ваш спутник не нравится. Вот уж кто в вашей милой компании явно лишний. У меня на сионистов нюх, почище, чем у моих дам на разные европейские ню. Этот парень — сионист, это написано их голубыми буквами на его еврейской роже. Ему явно здесь что-то надо.» «Начнем с того, что мистер Фридман — русский гражданин, документы в порядке, вы сами проверяли. Живет в Петрограде, дружен с Лейкандом, и Британской Палестиной отнюдь не бредит. Здесь мы с ним в связи с моим последним проектом…» «Знаю, наводил в интернете справки, когда узнал, что вы запросили посадку в Лоде. Но ваш проект касается трансамериканского транзита контейнеров из Японии в Европу, минуя Суэцкий и Панамский каналы. Нельзя сказать, что Лондон в восторге от этого поворота потоков, но это меня прямо не касается…» «Теперь коснется, генерал. Я намерен проложить такую же линию через Палестину, параллельно Суэцкому каналу, из Хайфы в Эйлат. По своему каналу вы увеличите поток танкеров, а контейнеры пойдут через вашу территорию и дадут британской казне огромные деньги.» «Через мою Палестину? Суэцкий поток! Да это же…» «Вот именно. А вы меня чуть в русские шпионы не записали. Мистер Фридман, кстати, — известный математик. Он мне делает все расчеты по новой линии. И мы намерены все посмотреть на месте. Надеюсь, теперь вы не возражаете?» «Простите, князь… Сами понимаете, у меня свои заботы.» «Теперь их будет много больше, генерал. Поезда, порты с тысячетонными кранами. Ну, вы читали же об американском транзите. То же самое. Масса рабочих мест. Еврейская иммиграция. Но, повторяю, это все ваши проблемы. Я инженер, а не политик… Как там, кстати, наши милые дамы? Как бы Марина не сгорела на вашем солнце с непривычки.» «Не бойтесь, ей дали крем от загара. Ей вообще, по-моему идет быть белой…»

Женщины полулежали в шезлонгах у бассейна под вороватыми взглядами расположившегося на верхней веранде Фридмана. На них были очки-наушники, сочетавшие защиту от солнца с просмотром стереоскопических стереофонических телевизионных программ. Мэгги, по всей вероятности смотрела и слушала что-то музыкальное, ее ноги дергались в ритме танца.

Марина же, не зная радоваться или стыдиться, просматривала и прослушивала все, что было связано с разразившимися вокруг нее событиями в Петрограде и в Париже. Что смотрела в этот момент Джекки, осталось тайной. Не исключено, что то же самое — в ее провинциальной колониальной жизни неожиданный визит главной героини мирового светского скандала был, пожалуй, не менее важным, в своем духе, чем для самой Марины.