Учение и жизнь ранней церкви - Стюарт Дж. Холл

Бог и Слово

Как мы видели, «символ веры» Иустина говорит о сверхприродном Боге–Отце, Его Сыне (с ангелами) и Духе пророчеств. Такое троичное построение соответствует и правилу веры, которое читали при крещении. Однако при рассмотрении богословия апологетов бросается в глаза, как правило, «двоичность» их мышления: они склонны говорить о Боге и Слове, а не об Отце, Сыне и Святом Духе. Термин «Троица» еще не вошел в обиход. Феофил первым применил греческое слово triad, когда писал о трех первых днях творения как символизирующих «Троицу» — Бога, Его Слово и Его Премудрость («К Автолику», 2.15), а в самом начале III века Тертулиан ввел в обращение латинское слово trinitas в том же значении.

Зная, что постулаты веры, произносимые в торжественных случаях, имели троичное деление, следует разобраться, почему апологии Иустина и других отличаются «двоичностью». Наиболее простое объяснение таково: работы, направленные против греческой идеологии, должны были иметь точки соприкосновения с ней.

Среди эллинов была распространена идея о высшем, совершенном, неподвижном Боге и второстепенном посреднике, создавшем Землю и управляющем ею. Такую систему мироздания можно найти у платоника Альбинона из Малой Азии, современника и соотечественника Иустина. Если Иисус Христос — Слово Божие, как утверждается в Священном Писании, то от этой концепции можно легко перейти к философии. Как часто подчеркивает Иустин, Бог — выше любого имени, неизменен, неописуем, неизречен и являет собой Абсолютное Благо («Апология», 1.10, 1.61, 2.6). Эти слова очень похожи на выражения в платоновском «Тимее», 28–29. Бог есть то, что «во всем всегда остается одно и то же» («Разговор с Трифоном иудеем», 3; см.: Платон, «Федон», 78), однако Он действует в мире, творя и просвещая. Таким образом, Слово движется, участвует в земных делах, способно общаться с людьми (например, с Моисеем у горящего куста), но при этом Оно же является основой мирового порядка, Разумом, просвещающим великих мудрецов прошлого типа Сократа или Авраама. Это Слово и приняло плоть, стало Человеком в лице Иисуса Христа, дабы люди могли познать полноту истины.

Апологетам было хорошо известно, что «слово» (logos) имеет несколько значений. В логике стоицизма различались logos endiathetos («слово непосредственное») и logosprophorikos («слово выраженное»). Первое относилось к внутренним мыслительным способностям и разуму, это было слово, думаемое, но не произнесенное вслух. Сойдя с языка, оно становилось «выраженным», сохраняя свою мудрость и точность, иначе же — превращалось в подобие рева неразумных животных (aloga zoo). Если Христа, Сына Божия, называть «Слово Божие», Logos, то подобное различие в значениях может пригодиться (Иустин указывает на это косвенно, Феофил говорит прямо). У Бога всегда есть logos, поскольку Он премудр и разумен. При сотворении мира Он произносит его, говоря: «Да будет свет», и так logos становится Словом, с Которым «Отец может вести беседу» (Иустин, «Разговор с Трифоном иудеем», 62.4).

Произнесенный logos совместим и с платоническими идеями, поскольку вещи состоят из формы и материи; познавая вещь, разум воспринимает форму. В платонизме сотворение мира видится как придание хаотичной предбытийной материи некоей рациональной формы, именно этим занимается демиург в «Тимее». Иустин с явным удовольствием приводит начальные строки Книги Бытия, утверждая, что речь идет об одном и том же: земля была безвидна и пуста, пока Бог не заговорил; тогда logos начал творить. Апологет предполагает, что Платон позаимствовал эту идею у Моисея («Апология», 1.10; 1.59; Платон, «Тимей», 51). Когда Бог сказал: «Сотворим [множественное число] человека по образу нашему», Он обращался к Слову («Разговор с Трифоном иудеем», 60).

Иустин использует принятое у стоиков выражение logos spermatikos («порождающее слово»), чтобы показать наличие истины в нехристианской философии. Космос управляется собственным разумом, так же люди обладают долей мудрости, однако у философов истина содержится лишь частично. Христианам дана вся полнота Слова, исходящего от «нерожденного и неизреченного Бога», ибо logos «стал ради нас человеком, причастником наших страданий, чтобы привести нас к исцелению»; Он достоин поклонения и любви, будучи «рядом с Богом» («Апология», 2.13). Верующие постигают творящую Силу, присутствующую в Иисусе Христе, и избавляются от невежества и мучений. Та же разумная Сила, или «Слава Господня», рожденная Богом прежде сотворения мира, появляется в Ветхом Завете под разнообразными именами: «порой это Сын, а порой — Премудрость, иногда Ангел, а иногда — Бог, Господь, Слово, Вождь» («Разговор с Трифоном иудеем», 61.1).

Святой Дух и Троица

Ранее мы заметили, что церковь, к которой принадлежал Иустин, поклонялась Богу в трех Лицах. В отличие от других Иустин смело описывает внутреннюю жизнь общины, и троичная формулировка сопровождает все обряды. Целью апологета было заступиться за христиан, неповинных в мерзостях, приписанных им злой молвой. Несколько раз он сравнивает церковный порядок с обычаями, принятыми в нехристианских религиях. В рассказе о крещении троичное имя Бога встречается дважды: «Во имя Бога, Отца и Господа всего сущего, и Иисуса Христа, Спасителя нашего, и Духа Святого приемлют омовение водою… С водою, на него изливаемою, изрекают имя Бога Отца и Господа всего сущего… и имя Иисуса Христа, распятого при Понтии Пилате, и имя Духа Святого, глаголевшего через пророков о Иисусе; и озаренный Им, омыт есть» («Апология», 1.61).

Совершая евхаристию, служитель берет хлеб и чашу, «возносит хвалу и славу Отцу вселенной через Сына и Святого Духа» («Апология», 1.65). Такой обычай соответствует приведенному выше (с. 37) перечислению объектов поклонения: «единственно истинный Бог, Отец праведности, воздержания и всякой добродетели, свободный от скверны… и Сын, исшедший от Него и научивший нас всему, и воинство добрых ангелов, следующих за Ним, и Дух пророчеств» («Апология», 1.5).

Здесь Христос описан в тех же выражениях, что в Священном Писании. Термин «logos» Иустин оставляет для бесед о вере с чужаками. Может показаться странным упоминание об ангелах, но не следует торопиться с выводами. Ангелология еще не сформировалась как наука, и заметим следующее:

1. В Библии под «ангелами» не всегда имеются в виду человекоподобные существа, знакомые нам по картинам. Иногда «ангелы» — это явление самого Бога (напр., Быт. 22:11–12); именно поэтому Ангелу Господню допустимо принести жертву (Суд. 13:15–23).

2. Иногда такие явления ангелов истолковываются как явления Иисуса Христа. Именно так понимал сам Иустин историю о горящем кусте: по его мнению, с Моисеем беседовал не Отец, а Слово (logos). В раннехристианских текстах, тесно связанных с иудейской традицией, Христос нередко выведен как один из ангелов, хотя и превосходящий их всех.

3. Перед Иоанном Богословом Иисус Христос является в образе, подобном ангелу (Отк. 1:1).

4. Идея о пришествии Христа в сопровождении ангелов не противоречит Писанию (Мф. 16:27; 2 Фесс. 1:7). Во II веке в среде христиан появилось немало домыслов на этот счет. Валентин описывал Христа, сходящего с небес в окружении воинства ангелов, каждый из которых был женихом души одного из верующих. Учение о том, что избранные ко спасению имеют на небесах каждый своего ангела, также согласуется с Библией (Мф. 18:10).

Интересно, что в данном перечислении Святой Дух тоже оказывается как бы одним из ангелов, подчиненных Сыну, что может быть отражением особого взгляда Иустина. В двух приведенных выдержках он отводит Духу роль вдохновителя пророчеств о Христе. В других местах апологет утверждает, что ветхозаветные предсказания о Христе даны Логосом, наполняющим иудейскую Библию. Найти у него глубоко продуманное учение о Троице или Святом Духе не представляется возможным.

Разбирая место из Евангелия от Луки (1:35), где ангел говорит с Марией о сошествии на нее Святого Духа и силы Всевышнего, Иустин пишет, что Святой Дух — это Слово, воплощающееся во чреве Девы («Апология», 1.33.6). Такое толкование распространилось среди западных богословов, и даже проникло в послание папы Льва Великого «Том» (449 г.). Положение символа веры о рождении Христа от Духа и Девы некоторые относили к Сыну–Слову как божественной Сущности, а не ко Святому Духу — Лицу Пресвятой Троицы.

Что же касается жизни Христа вообще, то апологеты говорят о ней крайне скупо. Феофил и Афинагор ни разу не упоминают Иисуса Христа, а просто защищают христианские убеждения относительно Бога и мира, а также христианскую мораль. По–видимому, это неслучайно. Мы уже наблюдали подобное явление, когда рассматривали подготовку новообращенных. Вначале оглашенные изучали исключительно Ветхий Завет, и лишь в последние недели перед принятием крещения им начинали читать Евангелие. Считалось, что о самых глубоких истинах Божиих не следует много говорить. Как и в вопросе о христианском богослужении, Иустин был здесь откровеннее других. Его работы вызвали недоумение языческого философа Цельса, который отвечал на «христианское суеверие» яростной критикой и едко высмеивал веру в Иисуса как воплощенное Слово.