Заложники страсти - Рут Лэнган

Лорд Уолтем повернулся к герцогу Эссекскому:

– Умоляю вас, Эссекс. Прекратите это безумие.

– Мы отпустим его возлюбленных братцев, – ответил Эссекс, – как только горец поставит свою подпись под условиями мирного договора, которые уже подготовлены.

Он бросил через зал свиток пергамента. Епископ подобрал его и передал хозяину замка.

Лорд Уолтем прочитал свиток, затем резко поднял взгляд.

– Кем составлен договор?

– Он составлен по просьбе короля, – уклончиво ответил Эссекс.

– Нет. Эдуард ни за что не вызвал бы сюда горцев, замышляя подобное предательство. – Лицо лорда Уолтема исказилось от гнева. – Это заговор.

– Это не заговор. Скорее, горец, ставь свою подпись на пергаменте… – Эссекс сильнее сжал Шо, приблизив лезвие своего кинжала к нежному горлу юноши настолько, что струйка крови запятнала перед его одежды. – Иначе тебе придется наблюдать, как я изрежу твоего драгоценного братца на куски.

Все в зале содрогнулись, увидев, каким яростным стало лицо Диллона. Его темные глаза загорелись опасным огнем. Когда он заговорил, голос его прозвучал холодно, пронзая всех и каждого, подобно ножу, который горец все еще держал в руке.

– Англичанин, ты определил судьбу женщины. – Раньше, чем кто-либо успел помешать ему, Диллон перекинул Леонору через плечо, словно мешок зерна, и побежал по ступенькам, что вели к выходу из большого зала. Повернувшись к потрясенным зрителям, он прокричал: – Что бы вы ни сделали с моими братьями, та же судьба ждет и эту женщину. Если вы не вернете мне моих братьев целыми и невредимыми, вы никогда больше не увидите ее.

Лорд Алек Уолтем мог лишь беспомощно наблюдать, как горец и его пленница исчезли под сводами арки.

Глава пятая

Леденящий, темный ужас охватил Леонору, нахлынув на нее с такой силой, что грозил удушить ее. Не может быть, что все это происходит на самом деле. Это кошмарный, непостижимый сон.

Все рассказы Мойры молнией пронеслись у нее в голове. Нечестивцы. Дикари. Пьют кровь английских детей. В одиночку горец может расправиться с целой вражеской ратью…

Бросив последний взгляд на своего отца, прежде чем горец начал спускаться по лестнице, Леонора увидела его искаженное страхом лицо, изумленно открытые глаза…

Страх? Да, страх, усугубивший ощущение кошмара. Никогда раньше ей не доводилось видеть подобное выражение в глазах своего отца. Он был гордым, сильным, мудрым человеком, жизнь которого была налажена раз и навсегда и подчинялась строгой дисциплине. С детства она привыкла находиться в полной безопасности, и принимала это как должное: ее отец был другом короля. Никто, никогда не смел причинить ей вред. Никто, пока не появился этот… горский дикарь.

Во дворе замка Диллон безо всяких церемоний опустил ее прямо в грязь и круто повернулся к проходившему мимо подручному конюха. Мальчик, увидев нож в руке шотландца, бросил поводья лошади, которую прогуливал, и отступил на шаг назад.

– Я не хочу тебе ничего плохого, парень, – проворчал Диллон, ловя поводья лошади. – Но, если ты не развернешься и не бросишься наутек, мне придется убить тебя.

– Но ведь миледи…

– А вот это не твое дело, парень. – Диллон взмахнул ножом. – Если тебе дорога жизнь, беги.

Черты его лица казались сейчас столь резкими и внушали такой страх, что его можно было принять за высеченную из камня грозную статую. Видя, что горец с трудом сдерживает гнев, мальчик захлопнул открывшийся от удивления рот, не успев высказать возражение, уже готовое сорваться с его языка. Не оглядываясь, он повернулся и побежал прочь.

Леонора с трудом поднялась на ноги, намереваясь последовать примеру мальчика и тоже спастись бегством. Но не успела она отойти и на шаг, как Диллон вскочил в седло и, наклонившись, подхватил ее. Она брыкалась, отбивалась и даже кусала удерживающие ее руки, пока совсем не лишилась сил. Наконец, стараясь подавить слезы ярости и унижения, она смирилась в темнице его объятий.

– Пожалуйста, я умоляю вас. – Ей пришлось собрать последние силы, чтобы леденящий сердце ужас не проник в ее голос. – Сейчас еще не поздно отпустить меня. Даже сейчас мой отец сможет еще простить вас и начать все заново.

– Простить меня? – Его голос задрожал от гнева. – Это он должен молить меня о прощении. Это он завлек нас сюда ложью о мирных намерениях.

– Это не ложь. Он верил в возможность мира.

– Как и я. Вы сами видели, как меня вознаградили за доверие. Я был бы рад отдать жизнь за братьев. Для меня они дороже всего на свете. Но я бессилен и ничем не могу сейчас помочь им.

– Бессилен? – огрызнулась она, думая о том, сколько воинов сейчас страдают от ран, нанесенных этим неистовым великаном.

Его глаза горели от ярости.

– Да. И мне приходится увозить хиленькую заложницу, чтобы обеспечить их безопасность, и молиться, чтобы этого оказалось достаточно.

– Хиленькую? Я хотела бы напомнить вам…

– Придержи язык, женщина. Больше я не желаю тебя слушать. – Он дал шпоры коню, заставляя его торопиться к мосту, перекинутому через ров.

– Неужели вы надеетесь, что вам удастся выбраться из замка моего отца?

– Еще не построен английский замок, где смогут удержать горца против его воли.

Как ни колотилось сердце у нее в груди, Леонора услышала шаги воинов, гулко грохотавшие по лестнице, и вот уже стражники выбежали во двор и бросились к ним.

– Вы видите? Вы окружены! – воскликнула Леонора. – Освободите меня и бросайте свое оружие. В этом ваше единственное спасение.

В ответ он только полыхнул на нее глазами и опять принялся погонять лошадь. Не успели они подъехать к подъемному мосту, как чей-то резкий окрик приказал часовым любыми средствами помешать похитителю уехать.

Около дюжины воинов взялись за тяжелые веревки, поднимавшие и опускавшие подъемный мост и решетку. Еще столько же встали на колено, прицеливаясь в горца из луков. Увидев, что мост начал подниматься, а решетка поползла вниз.

Леонора с облегчением вздохнула. Теперь единственный путь из замка перекрыт. Скоро кошмар окончится, и она снова окажется в объятиях своего любимого отца.

Но облегчение девушки сменилось ужасом, когда она поняла, что горец не собирается останавливать коня. Вместо того чтобы натянуть поводья, он принялся подхлестывать лошадь, торопя ее вперед. Подъемный мост был поднят уже весьма высоко, а железные прутья решетки были уже совсем низко, но в эту минуту Диллон обхватил пленницу руками и заставил вместе с ним низко пригнуться над лошадиной шеей. Они доскакали до конца моста, и лошадь прыгнула…

Казалось, время остановилось – и вместе с ним перестало биться сердце Леоноры. Закрыв глаза, она прильнула к Диллону, ища защиты в его силе и с ужасом, ожидая, когда же смерть заставит их обоих успокоиться навеки. Затем так же стремительно, как и в начале полета, лошадь с сокрушительной силой приземлилась на твердую землю. На мгновение ноги животного подогнулись, и лошадь зашаталась, но в ту же секунду снова обрела опору и, повинуясь умелым приказам Диллона, продолжила ровный бег так, словно ничего и не произошло.