Снежный мальчик - Евгений Новиков

– Мне нужен золотой ананас. – сказал Ром.

– Что ж… Ты сделал выбор, – и Повелитель Светлых Вод коснулся его плеча тростью, увитой белыми цветами.

Все вокруг исказилось. А затем бездна, с глухим ропотом оторвавшись ото дна, взмыла куда-то вверх вместе с сердцем мальчика, превратившимся в огромный айсберг. И только мелькнуло птичье крылышко цвета голубого атласа, вмерзшее в это вновь потерянное сердце.

Глава XI

На дороге

Ром стоял в песчаной пустыне. У его ног начиналась, а, может быть, вовсе не начиналась, а напротив заканчивалась дорога. Она была коричневая и потрескавшаяся, как пересохший от жажды язык. Куда она могла привести, можно было только догадываться, но других дорог здесь не было, и мальчик, чтобы не вязнуть в песке, пошел по этой. С первых же шагов он почувствовал, что по коричневой дороге никто прежде не ходил и не ездил, и поэтому ее вообще-то и быть никак не могло. Ведь всем известно, что дороги образовываются лишь там, где, хотя бы изредка, ходят или ездят. Тем не менее, эта дорога, вопреки любым, даже самым здравым доказательствам невозможности ее существования, все-таки была.

Итак, Ром бодро шагал по дороге, которой не существовало, и посматривал на то, что обычный человек назвал бы "Что-то летающее и вьющееся". Но Ром был не обычным, а снежным человеком и поэтому сумел быстро догадаться, что это не "Что-то летающее и вьющееся", а еще не рожденные ноты. Он предчувствовал, что когда-нибудь они родятся и придут в мир людей мелодиями, а пока они летали молча. Как камни или, как летал бы сотовый мед, еще не преобразившийся в новом поколении пчел. Нерожденные ноты вылетали из сухого песка и, немного покружившись, осторожно ныряли в шарообразные гнезда, серевшие у дороги.

Чтобы скрасить свое одинокое путешествие, Ром иногда ловил те из нерожденных нот, которые имели неосторожность слишком близко от него кружиться, рассматривал их и затем, нимало не заботясь о последствиях, рассовывал в первые попавшиеся под руку гнезда. (Что из этого получится, люди когда-нибудь еще узнают).

Нерожденные ноты натолкнули мальчика на мысль, что несуществующая дорога, по которой он шел, есть пока лишь чье-то Желание дороги и, что скоро он, возможно, увидит превращение этого Желания в настоящую дорогу. Он с любопытством ждал, когда это произойдет и то и дело посматривал себе под ноги. Вот на дороге блеснуло. "Ну-ка, ну-ка, посмотрим, как это бывает", – подумал Ром, но тут же понял, что ошибся – на дороге лежала всего-навсего чайная ложечка.

– Что ты тут делаешь? – спросил Ром, наклоняясь к ней.

– Вся изнемогаю, – сказала ложка голосом, который мальчик где-то недавно слышал.

– Неужели тебе хуже среди бескрайних просторов, чем в какой-нибудь чашке? – поинтересовался Ром, пытаясь вспомнить, где же прежде слышал он этот голос.

– Я изнемогаю здесь от скуки без общества. С тех пор, как ты выбросил меня в окошко, я не нахожу себе места.

– А-а, – протянул Ром. – Ты та самая зловредная ложка из дома Маятника. Ба, да на тебе еще варенье не высохло!

– Как же! Высохнет оно на такой жаре!

– А по-твоему, на морозе быстрее сохнет?

– Нет ничего "по-моему", потому что я невезучая, – перевела разговор ложка. – Если бы у тебя в груди была хоть капля жалости к бедным и невезучим… Хотя бы такая же маленькая капля, как капля этого варенья, ты бы не был таким жестоким. За что ты меня выбросил, бедную?

– За дело! – отрезал Ром. – Впредь злопыхать не будешь!

– Ах, я раскаиваюсь в своих ошибках, – ложка жалобно застонала. – Они станут для меня хорошим уроком. Но поимей же и ты сострадание к раскаявшейся – донеси меня до угла.

– До какого еще угла? – мальчик окинул взглядом пустыню. – Здесь нет ни домов, ни улиц. Один песок.

– Ну, тогда просто возьми в руки, и мои страдания сразу рассеются, – притворно захныкала ложка.

"Не бери! Не повезет!" – раздался голос.

Но было поздно – Ром уже поднял ложку.

– Ну, вот и отличненько! – засмеялась та препротивным смехом, а мальчик почувствовал на своей спине чей-то пронзительный недобрый взгляд.

Ром быстро обернулся. Если бы он промедлил еще хоть одно мгновение, то, несомненно, стал бы добычей отвратительной зубастой рептилии, приготовившейся к прыжку. Прижавшись брюхом к песку, она нетерпеливо перебирала многочисленными лапами, похожими на лапы саранчи и уже пожирала мальчика единственным своим красным глазом. Ром отскочил в сторону, а медноцветное туловище рептилии, взвившись в воздухе, шлепнулось на то место, где он только что стоял. Рептилия быстро поднялась на лапы, и сквозь поднятое ею облако пыли рванулась к Рому. Тот попытался снова отскочить, но на этот раз ему не повезло – мальчик споткнулся обо что-то и упал. Чудовище оскалилось и торжествующе взревело. В отчаяньи Ром швырнул в черную надвигавшуюся пасть ложку и, воспользовавшись тем, что рептилия на мгновенье замешкалась, снова вскочил на ноги.

И тут он увидел рядом маленькую рыжую лошадку. Она следила за происходящим подслеповатыми глазками и при этом бойко била копытцами.

– В ногах правды нет, – сказала лошадка, – давай подвезу!

Не долго думая, мальчик прыгнул ей на спину. Все вокруг зарябило, как на экране телевизора, когда начинаются помехи, вскоре Ром увидел, что общий желтый цвет пустыни стал мало-помалу меняться на розовый и зеленый.

"Видно, мы далеко отъехали", – подумал мальчик.

– Еще как далеко! – сказала лошадка. – Тебе, Ром, такие расстояния даже не снились.

– Откуда ты знаешь мое имя и что я думаю? – удивился мальчик.

В ответ лошадка только хмыкнула.

– Как тебя зовут? – спросил Ром.

– Меня зовут Быстро Бегущее Время.

– Как? Что-то я не расслышал.

– Все ты отлично расслышал. Кстати, напрасно ты принимаешь меня за лошадку. Я вовсе не лошадка, а Быстро Бегущее Время.

– Странно, – пробормотал мальчик. – Ты больше похожа на лошадку, чем на часы.

– А при чем тут часы? Они никакого отношения ко мне не имеют. Я – это Быстро Бегущее Время, а часы – это механизм из колесиков пружинок и стрелок. Скажу тебе по секрету – меня всегда смешит, когда я вижу, как кто-нибудь, посмотрев на часы говорит, что сейчас столько-то времени. С таким же успехом можно говорить обо мне, глядя на утюг или сковородку.

– А ты сама можешь сказать, сколько времени? Например, теперь?

Лошадка неожиданно рассмеялась басом, потом перешла на тенор, а потом пискнула:

– Хи-хи! Ты изволил спросить – сколько сейчас Меня? Я с удовольствием тебе отвечу, если ты скажешь – сколько сейчас Тебя.

Немного подумав, Ром поинтересовался, куда направляется Быстро Бегущее Время.

– Ту-да-а-а-а! – раздалось далекое эхо.

Мальчик посмотрел на свой карман, откуда, как ему почудилось, вылетело эхо, а потом – на лошадку – в надежде, что та все-таки даст вразумительный ответ.

Но вместо рыжей лошадки Ром увидел под собой стул, ножками которому служили мохнатые звериные лапы. Мальчик быстро вскочил с него. И вовремя, потому что стул превратился в ящерицу, которая юркнула под камень, а затем выскочила на свет снова рыжей лошадкой.

– Давай еще подвезу, – сказала она, – зачем понапрасну ноги напрягать!

– Спасибо большое, – сказал Ром. – Но дальше я пойду сам.

Впрочем, он мог бы и не говорить этого, поскольку лошадка уже успела превратиться в божью коровку и полететь вдаль вместе с легким вечерним ветром.

А мальчик стоял все у той же коричневой дороги. Правда, пыли на ней поприбавилось, словно она поседела. И, судя по многочисленным следам конских копыт и колеям, оставленным узкими колесами, теперь она была настоящей дорогой. Сразу у ее обочины лежал глубокий заросший овраг, со дна которого доносился невнятный шум ручья. За оврагом желтели нивы, перемежавшиеся с рощицами, далеко меж холмов по-вечернему блестела река. И ни селения, ни хутора, ни человека – куда ни кинь взгляд. И только по небу рядом с тучкой медленно плыло прозрачное создание с туманными глазами, обращенными за горизонт.

За кустами послышался мягкий стук копыт о пыльную дорогу, поскрипывание, и из-за поворота выехала повозка, в каких ездили лет за сто до рождения Рома. В ней сидел крепкого сложения бородач в новеньком темно-синем картузе. Когда повозка приблизилась, Ром обратил внимание, что ездок, совершенно позабыв о дороге, прижал к груди подбородок и, надув губы и щеки, с недоумением разглядывает через бороду свой живот.

"Что же там есть такого интересного у него под бородой?" – подумал Ром.

Ездок выпустил из рук вожжи, видимо, полагая, что коньку хватит благоразумия не свернуть с дороги в овраг, и раздвинул бороду на две стороны. Тут же из-под нее выпрыгнуло что-то маленькое и, звонко стукнув о колесо повозки, нырнуло в придорожную траву.

– Тпру! Тпру! – закричал бородач и спрыгнул с остановившейся повозки. – Вот ведь незадача!

Он наклонился, как это делают мальчишки, охотясь на мелководье за рыбой, и медленно пошел вдоль дороги, уставив голубые круглые глаза в траву.