Конан и Два талисмана - Ник Харрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне жаль, Хепат, что так случилось с твоим кланом, — сказал человек с острым взглядом.
Сказал, впрочем, без всякой жалости, скорее, даже весело.
— Эти дикари никого не щадят… Действительно, мне очень жаль.
Широкоплечий воин досадливо поморщился и подвинулся к костру — прохладная ночь исстари заставляла людей прижиматься к огню. Однако костер был так невелик, что воин крякнул с досады. И только протянув к огню широкие, твердые ладони, почувствовал, наконец, тепло. Еще раз, убедившись в том, что ветер относит ужасный запах варева на того, кто его варит — то есть на человека, чересчур весело произносящего слова соболезнования, воин пробурчал:
— Очень уж ты весел, Эскиламп. Твой учитель, помнится, тоже часто смеялся, пока его не сожрала гигантская змея…
Эскиламп в очередной раз искренне рассмеялся. Он не был злым или бессердечным человеком. Просто — веселым от природы. И даже освоенное в совершенстве темное ремесло колдуна не изменило его нрава.
— Ах, Конан, ведь это ты рассчитал так, чтобы змея набросилась на моего бедного учителя… Но я не сержусь — он ведь хотел тебя обмануть.
— Хотел, это еще бы ладно, — зачастил Хепат, — он на самом деле нас обманул! Обещал сокровища дракона! А они оказались под неподъемной каменной плитой!
— Но у вас остались драгоценные камни короны! Их нужно было продать, пока они не превратились в булыжник!
— Продать-то мы продали, только ненадолго хватило, — проворчал Конан.
Он покачал головой и усмехнулся. Хепат, очевидно также устремившись мыслью в прошлое, закряхтел и поскреб затылок.
— А что там было дальше — ты сумел вернуть колдовской кинжал своего «бедного учителя»?
Конан придирчиво оглядел колдуна — оружия на нем не было.
— Конечно. Пришлось заставить змею выплюнуть свою добычу… — На сей раз Эскиламп не смеялся.
Задумчиво извлек откуда-то из недр плаща изящный кинжал в украшенных самоцветами ножнах, медленно, мягким, текучим движением обнажил клинок.
Конан помнил рассказ Актиона, погибшего наставника Эскилампа, об этом необычном артефакте. Многие тысячелетия передавался от учителя к ученику чудесный кинжал — символ могущества и волшебной силы. Изготовил его в незапамятные времена безымянный мастер, а великий чародей, имя которого осмеливались произнести только посвященные в высшие таинства колдовства, придал клинку невиданную волшебную силу.
И пронесли это грозное оружие через бесчисленные тысячелетия великие колдуны — духовные потомки могучего чародея, жившего, по преданиям, задолго до возникновения цивилизации хайборийцев.
Некоторое время все трое молчали, не сводя глаз с кинжала. Первым очнулся Конан. Отвел взгляд, тряхнул головой.
— Я помню, как трудно с ним расстаться, если взять его в руки…
Эскиламп спрятал кинжал и стал помешивать жидкое варево в котелке.
— Уже скоро… Скоро, Конан ты узришь свое ближайшее будущее…
— А моё? — всполошился гном.
— Твоё? — колдун сделал вид, что задумался. — Ты ведь оруженосец Конана… Значит его будущее — это и твое тоже!
Хепат успокоился. Путаясь пальцами в пышной бороде, почесал подбородок. Затем опасливо потянул носом воздух:
— И мы должны будем это выпить?
— Это должен выпить Конан! — Колдун снял котелок с огня и поставил поодаль — остудить.
Костерок горел неугасимо. Хворостины исторгали огонь, оставаясь только чуть-чуть обугленными. Пронзительно закричала ночная птица, заставив Хепата вздрогнуть.
Успокоившись, гном подозрительно оглядел товарищей — не заметил ли кто его испуга? Получалось, что никто не заметил: Конан был занят своими мыслями, Эскиламп, чему-то усмехаясь, переливал зелье из котелка в кружку.
— Хорошая у тебя кружка, Конан, — колдун внимательно рассматривал барельефы странных существ, почти касавшихся друг друга в застывшем, неоконченном танце.
Казалось, посмотришь достаточно долго и внимательно — и сам застынешь, оцепенеешь, а они возьмут друг друга за лапы и понесутся в жутком, нелепом хороводе.
— Ее подарил мне демон Аскеледон, — просто сказал Конан.
Эскиламп с любопытством вскинул брови.
— Да, я слышал… Интересно, как тебе удалось победить одного из семи демонов?
Киммериец усмехнулся:
— Он сам научил меня заклинанию, лишающему демонов волшебной силы!
Эскиламп чуть не выронил кружку. Затем осторожно поставил ее на землю и только тогда осторожно осведомился:
— Ты его помнишь, заклинание? Сможешь вспомнить?
Конан покачал головой. Затем, нахмурившись, пояснил:
— Вместе с волшебной силой исчезли все дары демона, в том числе и заклинание… Я много раз пытался… Не помню ни единого слова!
Хепат гулко откашлялся.
— Я помню, что слова там были… корявые, какие-то… страшные! У меня мурашки бежали по спине, когда Конан их произносил…
— Жаль… — Колдун поднял кружку на уровень глаз, еще раз полюбовался изображением драконов и прочих гадов, приготовившихся ожить сразу же — как только прозвучат волшебные слова.
— Жаль, — повторил он задумчиво, — а ты знаешь, Конан, кружка до сих пор сохраняет связь со своим первым хозяином! Я чувствую присутствие демона. Он, конечно, очень далеко, но… кто знает…
Колдун замолчал, прислушиваясь к ночным звукам, будто ожидая внезапного появления ужасного Аскеледона.
— Я вот не понимаю, — начал Хепат. — Конан же его убил…
— Невозможно убить демона, друг мой, — терпеливо пояснил Эскиламп. — Конан уничтожил его тело, но не сущность. И в любой момент Аскеледон может облечься в новую плоть и вернуться… Если, конечно, захочет…
— Если захочет отомстить? — тонким голосом уточнил Хепат.
— Да, если захочет отомстить, — согласился волшебник. — Но, я думаю… у него есть дела поинтереснее. Так что — не бойтесь.
— Да мы и не боимся! — Хепат глянул на Конана, ожидая поддержки.
Киммериец смотрел на кружку в руке волшебника.
Эскиламп понюхал зелье.
— Запах исчез полностью, теперь пора! — Он протянул кружку Конану.
Хепат, тревожно озираясь, прислушивался к ночным звукам. Какая-то птица очень уж резко кричала… Не к добру это… И еще — постоянно чудились шаги… Будто кто-то подкрадывался к костру…
Конан единым духом осушил кружку. Прислушался к ощущениям. Ничего нового. Не спеша, чувствуя пристальный взгляд колдуна, сунул кружку в седельную сумку. Завязал тесемки и удивился, что узел получился кривой — придется повозиться, когда потребуется развязать…
Костер вдруг вспыхнул зеленоватым светом. Стал разрастаться, жадно поглощать пространство… Вскоре пляшущие языки достигли звезд… А если попробовать подняться? Вечные, манящие звезды…