Возвращенец - Майкл Панке

На Миссисипи в детские годы Джима кипело оживленное движение. С юга продукты цивилизации направлялись вверх по течению в процветающий Сент-Луис, вниз по течению же текли первобытные ресурсы фронтира. Бриджер часто слышал рассказы о величественном Новом Орлеане и заморских портах. Он встречался с грубыми лодочниками, которые, не щадя сил и собрав волю в кулак, гнали свои суденышки вверх по течению. Он беседовал с погонщиками, перегонявшими товары из Лексингтона и Терре-Хота. Ему довелось лицезреть будущее реки в лице пыхтящих пароходов, плывущих против течения.

Но воображение Джима захватила не Миссисипи, а Миссури. Всего в шести милях от парома сливались две великие реки, дикие воды фронтира вливались в банальное течение повседневности. Это было сочетанием старого и нового, изведанного и неизвестного, цивилизации и глуши. Бриджер жил лишь теми редкими мгновениями, когда торговцы пушниной и трапперы пушных факторий привязывали свои стройные плоскодонки у паромной переправы, иногда даже оставались на ночь. Он восхищённо слушал их рассказы о свирепых индейцах, обилии дичи, вечнозеленых долинах и вздымающихся горах.

Фронтир для Бриджера стал неотъемлемой частью его мира, которую он чувствовал, но не мог выразить словами, магнетический силой, неумолимо влекущей его к тому, о чем он был наслышан, но ни разу не видел. Однажды на пароме Джима переправлялся священник на муле с провислой спиной. Он поинтересовался у Бриджера, знает ли тот, какую цель в жизни предназначил для него Господь. Не задумываясь, Бриджер ответил: отправиться в Скалистые горы. Священник пришёл в восторг, посоветовав мальчику заняться миссионерской работой с дикарями. Бриджер не собирался привносить Иисуса в сердца индейцев, но беседа запала ему в душу. Мальчик пришёл к выводу, что путешествие на запад - не просто тяга к новому месту. Он стал смотреть на это, как на часть своей души, отсутствующее звено, которое можно обрести лишь среди далеких гор и долин.

Несмотря на это воображаемое будущее, Джим ворочал неповоротливым паромом. С одного берега на другой, туда и сюда, движение без продвижения, никогда не превышавшее милю между двумя причалами. Это было прямой противоположностью той жизни, что он представлял. Жизни, полной скитаний и исследований неизведанных земель, жизни, в которой он никогда не будет ходить по кругу.

После года работы на пароме Бриджер предпринял отчаянную и непродуманную попытку продвинуться дальше на запад, поступив в Сент-Луисе в обучение к кузнецу. Кузнец хорошо с ним обращался и даже обеспечил скромным жалованьем, чтобы Бриджер мог отправлять его сестре с тетей. Но условия обучения были определены - пять лет.

Если новая работа не переносила его в глушь, то по-крайней мере в Сент-Луисе было о чем поболтать. Целых пять лет Джим впитывал в себя знания о фронтире. Когда обитатели равнин приходили подковать лошадь или починить ловушки, Бриджер преодолев смущение, расспрашивал их о путешествиях. Где они побывали? Что видели? Мальчик слышал рассказы про Джона Колтера [14], который нагишом улепётывал от сотни черноногих, горевших желанием снять с него скальп. Как и каждый житель Сент-Луиса, он со временем узнал все подробности об успешных торговцах, подобных Мануэлю Лайзе или братьям Шуто [15]. Самым волнующим мгновением для Джима было, когда ему удавалось узреть своих героев во плоти. Раз в месяц, кузницу посещал капитан Эндрю Генри, чтобы подковать лошадь. Бриджер вознамерился попроситься на работу, если выпадет случай перекинуться с капитаном парой слов. Его краткие встречи с Генри были как свиданиями с духовным отцом, укреплением веры в то, что иначе оставалось бы простым вымыслом, небылицей.

Срок обучения Джима подошел к концу на его восемнадцатый день рождения, семнадцатого марта 1822-го года. В честь дня мартовских ид [16] местная труппа актёров сыграла постановку шекспировского "Юлия Цезаря". Бриджер заплатил два цента за билет. Долгая пьеса. Актёры выглядели глупо в длиннополых тогах, и Бриджер долго не мог понять, говорят ли они на английском. Тем не менее, спектакль ему понравился, и спустя некоторое время он начал проникаться симпатией к ритму высокопарной речи. Симпатичный актер с гремящим голосом произнес строки, которые отпечатались в сознании Джима на всю оставшуюся жизнь:

Дела людей, как волны океана,

Подвержены приливу и отливу.

Воспользуйся приливом - и успех

С улыбкою откликнется тебе. [17]

Три дня спустя кузнец сообщил Джиму о заметке в "Миссури Репабликан": "Предприимчивым молодым людям..."
Бриджер понял - пора оседлать свою волну.

Проснувшись на следующее утро, Бриджер обнаружил Фицджеральда склонившимся нам Глассом и держащим руку на лбу раненого.

- Что ты делаешь, Фицджеральд?

- Давно у него эта лихорадка?

Бриджер быстро подошел к Глассу и коснулся его кожи, покрывшейся испариной от жара.
- Я проверял его прошлой ночью, и с ним было все в порядке.

- Ну, значит, теперь он не в порядке. Предсмертная испарина. Ублюдок наконец-таки отправится к праотцам.

Бриджер замер, не зная, то ли расстраиваться, то ли радоваться. Гласса начало лихорадить и трясти. Похоже, Фицджеральд не ошибся.

- Слушай, парень, мы должны подготовиться выступать. Я проведу разведку вверх по течению Гранда. А ты собери ягоды и приготовь из мяса пеммикан.

- А как же Гласс?

- А что с Глассом, парень? Ты что, доктором заделался, пока мы здесь? Теперь мы уже ничего не можем сделать.

- Мы можем сделать то, что должны - ждать рядом с ним и похоронить, когда он умрёт. Таков был наш уговор с капитаном.

- Так вырой ему могилу, если от этого почувствуешь себя лучше! Дьявол, да хоть чертов алтарь ему построй! Но если я вернусь, и мясо не будет готово, я отделаю тебя так, что выглядеть будешь похуже него! - Фицджеральд схватил винтовку и побрёл вниз от родника.

Стоял типичный день для раннего сентября, солнечный и свежий на рассвете, жаркий к полудню. В месте слияния ручья с рекой долина выполаживалась; струившийся ручей широко разливался по песчаной косе, прежде чем присоединиться к стремительному течению Гранда. Глаза Фицджеральда не отрывались от разбросанных следов отряда трапперов, всё ещё различимых спустя четыре дня. Он бросил взгляд вверх по течению, где орёл часовым сидел на голой ветке засохшего дерева. Что-то встревожило птицу. Раскрыв крылья, она двумя мощными взмахами оторвалась от ветки. Заложив аккуратный вираж, птица повернулась и полетела вверх по течению.