Салават-батыр (СИ) - Хамматов Яныбай Хамматович

— Надо же, какой добрый малыш!

— Мы наших детей с малых лет приучаем делиться друг с другом, — невозмутимо ответил ему Юлай.

Разомлевший от выпитого кумыса Рычков одобрительно закивал головой, но вдруг в глазах его промелькнула тревога.

— Выйти бы посмотреть, как там наши лошади… — сказал он сыну вполголоса.

— Не беспокойтесь, папенька, — ответил Николай, — матушка Салавата о них уже позаботилась.

— Как так? — поразился Лепехин. — Вокруг столько мужчин, а за лошадьми женщина присматривает?!

Юлай поспешил все ему объяснить:

— Обычай у нас такой. Заботу о лошадях кунаков берет на себя младшая жена хозяина. С нашей стороны это знак уважения к дорогим гостям. А кроме того, жена моя не одна с этим делом управляется. Салават своей матери помогает.

— Ну, разве что обычай… — неуверенно произнес Лепехин, пожимая плечами.

Так, еще во время обеда ученый получил первое представление об особенностях башкирского быта. Подкрепившись, мужчины уединились, и начался неторопливый разговор, во время которого Юлай обстоятельно отвечал на вопросы любознательного гостя.

В ходе общения он и сам кое-что узнал о новом знакомом.

В юности Лепехин изучал естественные науки в страсбургском университете. Защитив диссертацию и став в двадцать семь лет доктором медицины, в 1767 году он вернулся в Петербург, где вскоре был назначен руководителем одного из отрядов организованной Академией наук оренбургской экспедиции. За короткий период Лепехин преодолел длинный маршрут, посетив Сызрань, Саратов, Царицын, озеро Эльтон, Астрахань, Гурьев. После этого он направился к верховью Яика, а затем добрался до расположенного на берегу реки Агидель пригородка под названием Табынск.

— За несколько месяцев мне пришлось посетить множество рудников, до тридцати заводов, — задумчиво произнес Лепехин.

— Побывали, как я думаю, на Белорецком, на Саткинском, на Лапыштинском да Тирлянском заводе, в Авзяне, в Зигазе, Инзере? — перечислил Юлай.

— Да, там тоже удалось побывать и с работными людьми пообщаться.

— Ну и как? — поинтересовался старшина и, не скрывая душевной боли, сказал: — Хочу ваше мнение узнать. Как, по-вашему, то, что у нас здесь творится, законно? Приходят чужаки и захапывают наши земли-воды, вырубают хвойные леса. Самих башкортов на заводах принуждают работать. Хозяева над ними измываются, а тех, кто убегает, преследуют и убивают без суда. Это справедливо?

— Да нет, конечно, какая уж там справедливость, — нехотя согласился с ним Лепехин. — Токмо, должен вам заметить, вопрос этот не ко мне. Это во-первых. А во-вторых, на тех заводах ведь не одни башкирцы работают.

В таких же условиях живут и русские работные люди…

— Прошу прощения, Иван Иванович, — не унимался Юлай. — Но вы ведь большой ученый. И как ученый человек, вы не должны оставаться равнодушным к судьбе нашего народа. Вы хорошо знаете, что люди, про которых вы говорите, — не рабочие, а каторжники. Это воры и убийцы, которых сперва к смертной казни приговорили, а потом царским указом помиловали. Разве можно равнять преступников с безвинными башкортами?! Но самое страшное для нас то, что эти бандиты портят наших людей, учат их пить, курить и всяким другим мерзостям…

— А вот владельцы заводов, напротив, на башкирцев жалуются, — возразил Лепехин. — Говорят, что они-де работе препятствуют, портят и ломают машины да к тому же дым какой-то пускают, отравляя воздух, и тем самым подрывая здоровье работного люда.

Молчавший до сих пор Рычков не выдержал и решил вставить свое слово:

— Мне об этом тоже известно, Иван Иваныч. Рабочие Верхне-Авзянского завода несколько раз к губернатору с жалобами обращались, будто бы башкирцы их каким-то дымом отравляют.

— Эти жалобы кто-нибудь проверял?

— Проверяли, но пока что ни одна из них не подтвердилась.

— Вот ведь как! — возмутился Юлай. — А все равно слухи распускают.

Лепехин, видя как переменилось настроение у хозяина, поспешил перевести разговор на другую тему.

— А что, — спросил он, — башкирцы только скотоводством промышляют?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Этот урыс только о своих беспокоится. Какой нам от него прок?» — с обидой подумал Юлай, но, вспомнив о законах гостеприимства, решил поддержать кунака, ответив на его вопрос:

— Не только. Каждая семья еще и хлеб выращивает — ровно столько, сколько ей требуется. Особенно у нас любят овес и ячмень.

— А как насчет озимых?

— Для озимых наша земля не годится. А вот степные башкорты рожь да пшеницу помногу сеют.

— Сабантуи каждый год проводите?

— Конечно.

— А в какое время?

— В степях — после сева, а в горной и лесной местности — на несколько дней раньше.

— Если до следующей весны не уеду, обязательно побываю на Сабантуе, — пообещал, воодушевляясь, Лепехин.

— Ну раз уж вам так хочется на нашем Хабантуе побывать, мы вам сможем кое-что показать.

— В самом деле? — обрадовался, как мальчишка, молодой академик, позабыв про свой сан… — Еще бы не хотеть. Грех отказываться от такого предложения!

Юлай, уже не в силах на него сердиться, улыбнулся.

— Чего не сделаешь ради гостя! Как у нас говорят, чего желает кунак — того хочет Тэнгре. Сделаем! — сказал Юлай и послал за Салаватом.

Тот явился сразу.

— Зачем звал, атай? — спросил он.

— Тут такое дело, улым. Гости мечтают на Хабантуе побывать. Мы могли бы им показать, как он проходит. Вот я и решил устроить небольшой праздник. Как ты думаешь, осилим?

— Дней пять на подготовку дашь, атай?

— Ну что ж. Гости, как я понял, не так скоро в обратный путь собираются. Времени, я думаю, нам хватит. Так что начинайте.

Салават тут же созвал своих товарищей-однолеток. Посовещавшись, они с жаром принялись за работу. И к концу второго дня все было готово.

* * *

Уже на рассвете третьего дня мелюзга, малай-шалай, сновала верхом на великолепных скакунах по всей территории яйляу взад и вперед, надрываясь от истошных криков.

— Идите на бэйгэ! Все — на бэйгэ!

— Несите подарки для победителей!

— Не осрамимся перед большими гостями!..

Люди толпами повалили к месту, где должно было состояться торжество в честь приезжих. Дождавшись, когда народ соберется, Салават отдал приказ начинать.

Узнав, что среди присутствующих есть представители родов тамъян, катай и кыпсак, Юлай удивился.

— Они-то как прознали, что у нас сегодня праздник?

— А что в том плохого, что они здесь? — спросил Рычков.

— Да нет, как раз наоборот, очень даже хорошо, — ответил Юлай. — Только знать бы, получили ли они разрешение своего начальства.

— Неужто для того, чтобы участвовать в таких игрищах, чье-то разрешение требуется?

— Это не мы придумали. Так Белый царь с губернатором повелели, — объяснил Юлай. — После подавления бунтов Карахакала и Батырши… Нет нашему народу теперь никакого доверия. Без разрешения старшины люди не могут ни йыйыны[38] собирать, ни сородичей навестить, которые в соседних аулах проживают.

— А что, такое и в самом деле может случиться? Я имею в виду новые выступления башкирцев.

— Ничего не могу сказать, — ответил Юлай, отводя глаза в сторону.

— Вы-то сами не побоялись почему-то состязания проводить…

— Еще бы! В своей волости я пока что хозяин, — с достоинством произнес Юлай и, немного подумав, добавил: — И потом. Я не думаю, что их превосходительство губернатор был бы против. Ведь мы все это ради вас затеяли, ради уважаемых ученых.

— Ну да, конечно, — быстро согласился с ним Рычков. — Мы вам так за это благодарны!

Лепехин в их беседе участия не принимал. Академик с увлечением наблюдал за происходящим. Его занимали не столько сами лошадиные бега, сколько зрители, с неподдельным восторгом и азартом следившие за их ходом. Громкими возгласами они подгоняли как побеждающих, так и отстающих. «Сколько же эмоций, какой выплеск энергии!» — отмечал про себя ученый. — «А какие лица! В них столько радушия и света».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})