Постель и все остальное - Эллина Наумова

– Издеваетесь, – не то спрашивает, не то утверждает Татьяна.

Арсений:

– Все это так абсурдно, что был бы не прочь. Но не получается. Я отлично понимаю, как вам противно лгать. Послушайте, любое мистическое избранничество – это на четверть стечение обстоятельств и на три четверти самовнушение. Если вы не возьмете себя в руки и не заставите поверить, что за два века на самом деле в роду выделилась ветвь хранительниц, вы кончите в сумасшедшем доме. Обратили же внимание, что невинный обман искупается все большей строгостью Татьян к себе. А вдруг вы прервете некое настоящее таинство?

Татьяна упирается намертво:

– Ничего нельзя построить на лжи.

Арсений:

– Историю почитайте, вокруг оглядитесь. Все ложь. Просто есть те, кто верит, будто она – правда. А есть те, кто называет вещи своими именами. Я призываю вас соответствовать первой Татиане. Она кашу заварила из лучших побуждений. Вы желаете из тех же побуждений вылить варево в унитаз. Так сделайте это изящно, красиво, ловко. Чтобы вас еще и поблагодарили.

Выкрик Татьяны «То есть опять лгать!» пугает Арсения. Он устало пытается закруглиться:

– Когда-нибудь жизнь заставит вас изолгаться вконец ради спасения собственной шкуры и шкур любимых людей. Когда-нибудь вы перестанете замечать, что лжете в малом, только бы не лгать в большом. Тогда вспомните сегодняшнее утро. Вас никто не торопит с решением, насколько я понимаю. Так не порите горячку. Прекратите истерику. Намекните для начала маме.

Понурившись, Татьяна выдыхает:

– Они с папой все время ругаются, у нее инфаркт будет, если я последнюю надежду разрушу. Гадко мир устроен. Спасибо вам за все. Пойду я.

Она поднимается и уверенно направляется в холл. Берет с тумбочки сумку, идет к выходу. Он уже распахнул дверь и с трудом сдерживает радостную улыбку.

Татьяна:

– Не поминайте лихом.

Арсений:

– Все наладится. Только не унывайте. Смена поколений штука болезненная. Институт семьи разрушается с тех пор, как женщин признали людьми. Но ведь не разрушился еще. Вдруг ваше семейство поднимается на какой-то более высокий нравственный уровень? А что? Не первый век живете по заповеди «не разводись» благодаря маленькой женской хитрости.

Татьяна, опустив голову, выходит на лестничную площадку. Арсений быстро захлопывает дверь. Оба поворачиваются и прижимаются к двери спинами.

Татьяна (усмешливо, жестко):

– Не поддался на провокацию. Не задал себе вопрос, почему я, такая молодая, умная и красивая, решила поплакаться именно ему. Когда люди советуются, они либо завуалированно просят денег, либо пытаются заинтересовать собой. Я о деньгах не заикалась. Я подумала, что, если он не оценил моей физической прелести, может, на моральную красоту западет. А нужна она счастливчикам его типа? Он наверняка уже ищет в компьютере фирмы, занимающиеся остеклением. Чтобы впредь ни одна тварь на его балконе от гибели не спаслась. Ничем эгоиста не проймешь. Ну и пусть.

Арсений (печально):

– Эффект попутчика! Он предполагает, что тому, кому вы плачетесь, на вас плевать. Вы – просто дорожное развлечение, материал для сравнения, и о вас забудут сразу по выходе из вагона. Забыть ее, забыть, забыть. Не думать о ее проблемах. Не думать о ее сумасшедших прабабках. Но как забудешь, если она умудрилась разбередить душу вечным – жалко, а помочь нечем. Лучше бы денег попросила, лучше бы денег…

Глава 3

Тревожно-любопытные взгляды новоявленных подчиненных не способствовали мозговой деятельности. И воспоминание настигло Арсения уже дома, когда реальность безликого пока личного кабинета осталась в современном офисном здании на расстоянии десятка забитых машинами вечерних улиц. Они давно перестали казаться нарядными в свете фонарей, в обрамлении разномастных витрин и реклам, которые на самом деле так однообразны. Пропала нахальная веселая уверенность места, дескать, я – лучшее, а кто меня не оценил, тот недоумок. И лезло с каждого дурно оформленного и подсвеченного сантиметра: здесь не хуже, чем у соседей, вы же умные люди, сами понимаете.

То, что творилось с городом, раздражало. Закрывший небо высотно-стеклянно-тонированным новоделом, он представлялся не вечно молодым, не моложавым, а тщетно молодящимся. Но героизм, с которым эта жертва пластических хирургов от архитектуры и санитаров от бизнеса силилась приучить жителей к себе любому, вызывал уважение. Арсений научился не вносить досаду на бестолковый мегаполис в свою квартиру площадью сто пятьдесят квадратных метров. Если надо было порыться в памяти, он легко расслаблялся на удобном диване безо всякой йоги и смотрел нужный «фильм». Последний сеанс оставил два чувства – давешнего страха и нынешнего удивления. Ведь тогда, семь лет назад, он боялся Татьяны. Еще сглазит, какую-нибудь порчу напустит. Храбрился, но куда денешься от ужаса перед тупой энергетической машиной под названием ведьма. А когда понял, что экстравагантные бабки нервной девушки – шарлатанки, обрадовался. Драма обернулась анекдотом. Был же у него друг с великим именем Александр, который пускал слезу, услышав про неуловимого ковбоя:

– Что, так быстро скачет?

– Нет, просто он совсем никому не нужен.

И чем горше тот плакал, тем смешнее становилось остальным. Не из жестокости – школьные перемены и летние лагеря остались далеко позади. Но Александр был широкоплечим мускулистым почти двухметрового роста добрым молодцем с обаятельной улыбкой и буйной шевелюрой, которой мужчины завидовали тайно, а женщины явно. Он неплохо делал деньги. И вдруг слезы из-за шутки о невостребованности. Сентиментальный гигант всегда комичен, особенно для пигмеев.

Удивился же Арсений, осознав, что все годы после разговора с Татьяной ему доводилось болтать только о политике, отпуске за границей и футболе. Про родственные дела и отношения все молчали. Какие там семейные тайны, нормальных семей вокруг не осталось. И когда мама заводила разговор о его женитьбе и своих внуках, Арсений впадал в ступор. Впервые он потерял связь с реальностью лет в десять. Случайно врезал футбольным мячом по попе красивой, улыбчивой девушке в белой юбке. Она сразу обернулась – лицо искажено яростью до вечного обезьяньего старчества. И, невыразимо точно поняв все про нее и весь человеческий род, он стоял и испуганно бормотал: «Ах, вот оно что».

Кругом распадались браки, словно по закону природы, и глупо было думать, что твой станет исключением. Сосед сверху, некогда постигавший мир жены, напиваясь с ее ровесниками, уже третью блондинку завел. Менял, как собачонок. А предыдущих то ли на улицу выгонял, то ли отдавал в хорошие руки, то ли продавал любителям. Впрочем, лишь бы не усыплял в клиниках. И прочие родственники всех знакомых Арсения исчезали с горизонта, стоило отказаться устраивать их на работу с астрономической зарплатой или не дать взаймы. Впрочем, как и попроситься на работу или рискнуть занять. Сразу делалось ясно – какие там кровные связи, гарантирующие близость взрослых занятых людей. Разве что завистливое детство и наследственные болезни общие. Да недвижимость, которую придется со временем скандально делить.