Принимаю бой - Николай Бадеев

Вскоре турецкие корабли настигли «Меркурий». «Селимие», зайдя справа, дал залп по бригу. Казарский успел произвести поворот, и ядра упали в воду, но одно из них поразило троих матросов.

На реях, марсах и салингах вражеских линейных кораблей стояли сотни турок. Яростно размахивая кривыми саблями и абордажными топорами, они свистели, улюлюкали, вопили.

— По мачтам — картечью! — приказал Казарский.

Грохнули пушки «Меркурия». Турок как вихрем снесло.

Вражеские корабли попытались взять «Меркурий» в клещи: «Селимие» зашел и стрелял 55 пушками одного борта, «Реал-бей» — 37 орудиями другого. Море окуталось дымом так плотно, что заметны были лишь вспышки выстрелов. Воспользовавшись завесой, Казарский вывел бриг из клещей, а турки, не заметив этого, стали осыпать ядрами друг друга.

Турецкий адмирал рассвирепел: он и не предполагал, что этот маленький русский корабль способен не только долго сопротивляться, но еще и наносить удары: на «Селимие» разнес в щепки надстройку, поломал такелаж, повредил мачту…

Турецкие корабли стреляли беспрерывно, но ядра падали в воду — бриг увертывался, ускользал.

Внезапно уменьшился ветер. Для линейных кораблей с их высокими мачтами это было не страшно — они ловили парусами верхние потоки воздуха, а «Меркурий» маневрировал все трудней. Выручали гребцы. Дружно орудуя длинными тяжелыми веслами, они выводили бриг из-под ядер врага.

Турки усилили огонь. Над «Меркурием», глухо подвывая, пролетали большие мраморные ядра, злобно и пронзительно звенели цепи книппелей — снарядов, назначенных рвать снасти и паруса.

Пушки ревели так, что на бриге едва слышали команды.

Неприятелю удалось пристреляться. Ядра прошивали «Меркурий», трещало и горело дерево, рушился рангоут, все заволакивало дымом. Казалось, ничто живое не могло уцелеть в этом аду. Но люди на заваленной обломками, горящей палубе продолжали сражаться. С закопченными лицами, едва перевязав раны, матросы стреляли и стреляли по врагу. Казарский, получив контузию, превозмогая боль, руководил боем.

И вот уже «Селимие» с оборванными парусами, сбитыми реями лег в дрейф. «Реал-бей» продолжал преследовать «Меркурий», но, получив новую порцию ядер, загорелся и повернул вспять.

Несколько часов продолжался этот неравный бой. «Меркурий» потерял четыре человека убитыми и шесть ранеными. На корабле было 22 пробоины и около 300 повреждений в рангоуте.

Один из современников писал:

«В летописях мореплавания сие неслыханное, невероятное и почти как бы невозможное событие есть еще первое, единственное и никогда еще не бывалое. Но нам дивиться нечего — на бриге были русские!»

За беспримерное мужество «Меркурий» удостоили высшего боевого отличия того времени — Георгиевского кормового флага. Все офицеры брига были награждены орденами и повышены в чине, а матросы получили Георгиевские кресты. Фамильный герб Александра Казарского украсился изображением пистолета — символа решительности.

В 1834 году в Севастополе, на Мичманском бульваре, был воздвигнут памятник «Меркурию» в виде мраморной каравеллы. Надпись на пьедестале гласит: «Казарскому. Потомству в пример».

А позже появились и плавающие «памятники» — бриг, затем корвет и крейсер «Память Меркурия», минный крейсер «Казарский».

Ныне имя «Память Меркурия» носит гидрографическое судно, имя «Казарский» — тральщик. Каждый год в майский день на этих кораблях раздается команда:

— К торжественному подъему флага приготовиться!

Если будете в Морском музее, подойдите к картине, написанной более века назад, она изображает знаменитый бой. Всмотритесь в раму картины, увидите в ней круглые отверстия — следы червей, точивших дерево в море: рама сделана из киля «Меркурия».

Конец «Морского владыки»

— А это с «Морского владыки»…

Высокий, седобородый капитан первого ранга показал экскурсантам красное полотнище с белым полумесяцем.

— Захвачено пароходо-фрегатом «Владимир». Им дед мой командовал…

В середине прошлого века Черное море бороздили боевые парусные корабли. Но над волнами уже косматился дым: появились первые военные паровые суда. Они назывались пароходо-фрегаты, так как имели и паровую машину и паруса.

Такой пароходо-фрегат, он носил имя «Владимир», шлепая плицами огромных колес, вышел в море 3 ноября 1853 года, в самом начале Крымской войны.

Кораблем командовал капитан-лейтенант Григорий Иванович Бутаков. То был представитель старой потомственной морской фамилии — Бутаковы служили во флоте со времен Петра Первого. И все они слыли лихими парусниками. А этот Бутаков… Нет, Григорий Иванович тоже любил соленый ветер и тоже ходил под парусами и в Балтийском, и в Черном, и в Средиземном морях, но с тех пор, как его назначили командиром небольшого буксирного парохода «Дунай», он утверждал, будто бы… паруса отживают свой век. А как уж принял «Владимира», то и дневал и ночевал на своем «самоходе», изучая все до последнего винтика и не уставая восхищаться машинным «сердцем».

Друзья посмеивались над «слабостью» Бутакова. Многие открыто сомневались в пригодности паровых судов к боевым действиям. Конечно, они полезны, скажем, для буксировки заштилевших кораблей и фрегатов или доставки продовольствия на эскадру. Но в морском сражении эти шумные, извергающие клубы черного дыма «водяные коляски» могут стать лишь помехой.

А как чисты парусные корабли! Как плавно мчат они по морской глади! К тому же за ветер не надо платить звонкой монетой, а пароходу подавай уголь, подавай машинное масло — да они разорят казну!

Какие только доводы не приводили очень рьяные и не очень дальновидные защитники парусов! Люди, управлявшие матросами с помощью грубого окрика и крепкой зуботычины, вдруг проявили нежнейшую заботливость: матросы-де будут болеть от дыма, от вибрации палубы…

Бутаков спорил, доказывал — будущее за машинными кораблями. России нельзя отставать. Поклонники парусных кораблей посмеивались: чудак!..

Конечно, у Бутакова были и сильные покровители Адмиралы Корнилов и Нахимов, например, отчетливо понимали роль и значение паровых военных судов. Но большинство офицеров было настроено скептически.

И вот теперь Бутаков мечтал лишь об одном — встретиться с турецкими кораблями, показать и доказать, на что способен пароход.

На море стоял штиль. Огромные многопушечные парусные корабли уже несколько дней недвижимо дремали в портах, напоминая больших птиц с надломленными крыльями. А уж как старались моряки! На мачте надувал щеки флейтщик: по старинному поверью, свистом можно вызвать ветер. Били флюгарку палкой, чтобы тянула свежак… Пускали щепку с тараканом, приговаривали: «Поди, таракан, на воду, подними, таракан, ветер…»

Ничего не помогало: царило душное безветрие.

А «Владимир» бежал и бежал вперед. Четыреста лошадиных сил к услугам командира, десять узлов в любую погоду. «Вот так-то, господа защитники парусных судов, — улыбался Бутаков. — А что касается дыма, посмотрите — над трубой «Владимира» его почти нет, хотя машина работает на самых полных оборотах. Все зависит от того, как обучены кочегары».

Подойдя к вражескому порту, «Владимир» лег в дрейф. Выяснив положение противника, Бутаков направился обратно.

Получив донесение Бутакова, начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал Корнилов перешел на борт «Владимира». Пароходо-фрегат взял курс в порт, где находилась русская эскадра.

На рассвете 5 ноября 1853 года раздался голос сигнальщика:

— Вижу дым!

Бутаков приник к подзорной трубе. Дымил 10-пушечный «Перваз-Бахри» — «Морокой владыка». (Турки назвали его так за хорошую маневренность, неуязвимость.)

— Разрешите преследовать? — обратился Бутаков к адмиралу.

Согласие дано. Колеса «Владимира» запрещались быстрее.

— Орудия к бою!

Бутаков уже успел заметить, что на вражеском корабле все пушки бортовые, а на корме — ни единой. Он приказал быстро передвинуть на нос два 68-фунтовых орудия и, пристроившись в кильватер «Морского владыки», «Владимир» открыл огонь.

«Морской владыка» метался из стороны в сторону, чтобы дать возможность бортовым орудиям стрелять по «Владимиру». Но русский пароходо-фрегат упорно держался кильватерной струи и палил, палил.

Так начался первый в истории бой паровых кораблей. Взбивая колесами воду, пароходы кружили по морю. То с «Владимира», то с «Морского владыки» раздавались орудийные выстрелы.

Вице-адмирал Корнилов, стоя на мостике, не вмешивался в действия командира, но вот он додал совет:

— Сокращайте дистанцию, бейте в упор!

«Владимир» еще ближе подошел к врагу.

Спасаясь от свинца, турки ринулись в нижнюю палубу. Еще выстрел — «Морской владыка» окутался облаком пара, но неожиданно совершил поворот и пятью пушками пальнул по «Владимиру».