Возьми мою душу - Ирса Сигурдардоттир

Тора попыталась было уложить вещи в коробку в том же порядке, в каком доставала их оттуда, но сочла свои действия глупыми. «Очевидно, их не трогали годами, и маловероятно, чтобы хозяин явился сюда, недовольный небрежным обращением с содержимым». Она усмехнулась и решила просто запихать все обратно. В следующей коробке лишь немногое вызвало ее интерес. Она была забита в основном тонкими, красиво связанными скатертями, очень старыми. Между ними находилась старомодная ваза, расписанная аляповатыми цветочками, с золотым орнаментом и обводами. В третьей коробке лежал альбом со старыми фотографиями. Такой же Тора видела у своей бабушки, потому, наверное, и смотрела на него с оттенком грусти, размышляя о быстротечности жизни и краткости людской памяти. «Как мало осталось тех, кто узнал бы изображенных на фото людей, а скоро и их не будет».

Присев на один из ящиков, она приготовилась разглядывать фотографии и открыла тяжелую обложку альбома. На первой странице, под полупрозрачным листком, сделанным скорее всего из копировальной бумаги, были снимки старой фермы. Здание выглядело почти новым, не перестроенным, над входом красовалось название поместья: «Киркьюстетт», — вырезанное на широкой доске. Тора осторожно, стараясь не повредить уголки, вытащила снимок. На обратной стороне стояла печать с указанием года — 1919. Аккуратным почерком — судя по округлым буквам и завитушкам, женским — была выведена надпись: «Бьярни Торольфссон и Адалгейдур Йонсдоттир». Внимательно изучив снимок, Тора поняла, что фотограф стоял спиной к солнцу, поскольку пара на карточке изо всех сил пыталась не щуриться и сохранить обычное выражение лица. Пара была красивой — высокий мужчина с густыми волосами, спадавшими на лоб, и молодая женщина в длинной, до половины икр, юбке, новеньких туфлях на невысоком каблучке и шляпке, старомодной, плотно сидевшей на голове. Из-под шляпы выбивались блестящие светлые волосы. Он был в легких, чуть мешковатых брюках на подтяжках, с отутюженными стрелками и в простенькой рубашке. Они стояли возле дома, прижавшись друг к другу и опустив руки. Владельцы поместья прежних времен.

На той же странице была еще одна аналогичная фотография, но другой пары. Тора бережно вставила первый снимок в альбом и взяла второй. Тем же почерком на обороте сообщалось, что на карточке изображены Гримур Торольфссон и Криструн Вальгейрсдоттир. Тора и без того догадалась бы, что Бьярни и Гримур — родные братья.

Одежда на всех была одинакового фасона и цвета и отличалась только его тоном. Тора пристально вглядывалась в лица, но прочесть ничего не могла, поскольку эта пара в отличие от предыдущей сильно щурилась на солнце. Женщина, должно быть, супруга Гримура, являла собой прямую противоположность светловолосой Адалгейдур. Она была старше и полнее. Не слишком привлекательная, но крепкая, в простой юбке, толстом свитере и полуботинках на плоской подошве. Ее темные волосы безо всякого изящества перехватывала на затылке безвкусная лента. «Интересно, как столь разным женщинам удавалось уживаться в одном доме?» — подивилась Тора, продолжая листать альбом.

На следующей странице она увидела три фотографии молодой пары — Бьярни и Адалгейдур, но сделанные уже во дворе. В сравнении с предыдущим снимком они не слишком изменились, разве что молодая женщина была без шляпки.

Тора внимательно рассмотрела два оставшихся снимка: на первом старший брат с женой были изображены с молодой парой, а на другом к ним прибавился ребенок — маленькая темноволосая девчушка в модных тогда кудряшках. Тора взглянула на оборотную сторону, где стояло имя девочки — Эдда Гримсдоттир. Она была дочерью старшего брата, Гримура. Фотографию сделали в 1922 году, и девочке на вид было не больше года. Следующие снимки делались с интервалом в несколько лет. На одном из них, датированном 1923 годом, Тора узнала — по крайней мере ей так казалось — Адалгейдур, младшую из женщин. Она была беременна, но на последующих фото новых детей Тора не обнаружила. Только на снимке от 1924 года, сделанном в ателье, на который Тора наткнулась совершенно случайно, появился ребенок, девочка нескольких месяцев от роду. Ее, всю в рюшках и оборочках, держали на руках оба супруга. На обороте снимка стояло имя девочки — Гудни. Затем шла еще одна ее фотография, весьма своеобразная.

Малышка, одетая в вязаный чепчик, едва налезавший на ее головку, и белое платьице, казалось, спала. Правда, Тора сразу в этом засомневалась. Уж очень удивительной была ее поза. Тора никогда не видела, чтобы дети так спали — вытянувшись во весь рост и скрестив на груди руки. Она перевернула фотографию и увидела имя — Эдда Гримсдоттир, две даты и рядом со второй крупный крест. Значит, девочка умерла в тот же год, когда Господь осчастливил дочкой Бьярни и Адалгейдур. Тора вернула снимок в альбом. Она знала о существовавшей в те времена традиции фотографироваться с умершими, но вплоть до сегодняшнего дня ни одной подобной фотографии в руках не держала. «Не тот ли это снимок, на который намекал Йонас, рассказывая мне о промелькнувшем привидении?» — подумала она.

Перелистывая страницы, Тора начала было уже узнавать прежних обитателей фермы, как вдруг альбом закончился. Воображаемое знакомство, а особенно тяжкий след, оставленный на людях безжалостным временем, опечалили ее. К примеру, последняя фотография, изображавшая старшего брата, датировалась 1925 годом. Возможно, они с женой переехали в город или вовсе исчезли из жизни более молодых супругов. Не исключено, что смерть дочери заставила их покинуть ферму. После 1927 года исчезла с фотографий и Адалгейдур. В последний раз она снималась беременной, и было это в 1926 году. В тот год изменился и почерк на обороте снимков, став грубым, и любой дилетант, а не только эксперт, сразу счел бы его мужским. Просматривая более поздние снимки, Тора почти физически ощущала страдание на лице мужа Адалгейдур, Бьярни. Разглядывая же малышку Гудни, она непроизвольно улыбалась. Девочка, судя по дальнейшим фотографиям, росла и расцветала. Лицо ее было красивым, как у матери, и бесхитростным, как у отца.

Альбом оказался неполным. На последних двух снимках фотограф запечатлел Гудни возле стены фермы, явно любимой семейной съемочной площадки. Высокая, с хорошей фигурой и светлыми вьющимися материнскими волосами, она стала настоящей красавицей. Лет ей было примерно восемнадцать-девятнадцать. В те годы подобная внешность считалась эталоном. Насколько Тора помнила, так выглядели почти все кинозвезды того времени. Обе фотографии были сделаны в 1941 году, и можно было бы умилиться, если бы Гудни была на них одна и в другом наряде. Но рядом с ней находился какой-то юноша. Оба они стояли навытяжку, и лица их выражали суровую решимость. Однако странность заключалась не в позах Гудни и ее спутника, а в их одеянии — грубого покроя черных брюках, белых рубашках и нарукавных повязках со свастикой. Завершали нелепый костюм портупеи. Одной рукой подростки держались за врытое в землю древко безжизненно висевшего флага. Даже не видя на нем рисунка, Тора сразу поняла, что флаг явно нацистский, поскольку верхушку древка украшала та самая свастика, которую она обнаружила в первой коробке. Небольшой раструб позволял надевать ее на любой тонкий шест. На обратной стороне фото стояли только год и имя — Гудни.

Последние три разворота альбома оказались пустыми. На первой странице, правда, в одном месте виднелось светлое пятно и вырезанные уголки помялись — оттуда определенно изъяли фотографию. Тора потрясла альбом в надежде, что из него выпадет еще что-нибудь, полистала страницы, но безрезультатно — карточек больше не было. И она вернула альбом в коробку.

Свет едва проникал в подвал, и Тора решила получше рассмотреть фотографии в своей комнате. Кроме того, ей хотелось спросить Йонаса, какая из двух девочек явилась ему в образе привидения. Тора поднималась по деревянной лестнице, каждая ступенька которой жалобно поскрипывала под ее ногами, и благодарила судьбу за стройность своей фигуры. Очутившись на первом этаже отеля, она остановилась, с удовольствием вдыхая свежий воздух, радуясь, что наконец-то покинула душный подвал, пропахший пылью и сыростью. Насладившись счастливыми мгновениями, она направилась в вестибюль.

В одно из коридорных окон Тора заметила Сольдис, невысокую девушку, провожавшую ее до комнаты накануне, когда она приехала в отель. Та стояла на улице и курила. Тора подумала, что было бы неплохо поподробнее расспросить ее о слухах, связанных с местностью и фермой, на которые она намекала.

— Привет, Сольдис.

Девушка обернулась. По ее отрешенному взгляду Тора не смогла определить, рада она слышать ее или нет. «Хотя бы не убежала, и на том спасибо».

— Здравствуй еще раз. Ты меня не помнишь? — подошла к ней Тора.

— Почему, помню конечно. Вы одна из наших постояльцев. Приятельница Йонаса.