О чем рассказали мертвые - Ариана Франклин

Настоятель пришпорил коня. Надо торопиться. Как никогда важно поговорить с шерифом.

— Хм… нижние кости таза повреждены. Возможно, случайная посмертная травма, но, поскольку рубцы хорошо видны, а остальные участки таза целы, более вероятно, что повреждения нанесены вонзенным в вагину инструментом.

Сэр Роули ненавидел лекарку и ее спокойный монотонный голос. Она оскорбляла весь женский род, просто произнося эти слова. Неужели нельзя так же, как все нормальные женщины, говорить глупости? Салернка научилась говорить за мертвых и ведет себя как покойница. Преступница или ведьма? Как она может смотреть на тела детей без слез?

Аделия представила себе поросенка. Она училась на свиньях. Из всех домашних животных их внутренние органы в максимальной степени схожи с человеческими. Высоко в горах за крепкими стенами Гординус устроил ферму, на которой хранил мертвых свиней для обучения студентов. Трупы были закопаны в землю, оставлены на воздухе или гнили в деревянных сараях и каменных хлевах.

Абсолютное большинство посетивших ферму смерти студентов не выдерживало омерзительной вони и гудения мириад мух. Эти ученики отсеивались. Но Аделию заинтересовал процесс, в результате которого труп превращался в ничто.

— Даже скелет не вечен и, предоставленный сам себе, неизбежно рассыпается в прах, — говорил Гординус. — Сколь чудесен замысел, благодаря которому планета не завалена немыслимым количеством мертвых тел!

Процесс разложения притягивал Аделию еще и потому, что шел без участия мясных мух, которые неизбежно появлялись, если труп был доступен.

Поэтому, уже получив степень доктора медицины, она принялась осваивать новую специальность на свиньях. Свиньи весной, летом, осенью и зимой — в каждый сезон свои особенности процесса разложения. Как они умерли? Когда? Трупы сидящие, висящие головой вниз, лежащие; захороненные, брошенные, долго пробывшие в воде; старые свиньи, едва рожденные сосунки, боровы, поросята…

Вот лежит поросенок. Аделия в недоумении. Умер недавно; прошло всего несколько дней с момента его появления на свет. Она несет его в дом Гординуса.

— Что-то новое, — говорит она. — Это вещество у него в анусе. Не могу определить какое.

— Наоборот, старое, — отвечает он. — Древнее, как грех. Это мужское семя.

Он ведет девушку на балкон с видом на бирюзовое море, усаживает и подкрепляет силы Аделии бокалом лучшего красного вина, а затем интересуется, желает она продолжить обучение или же вернется к общей медицине.

— Чего ты хочешь — познать истину или бежать от нее?

Учитель читает Вергилия, одну из «Георгик»; Аделия не помнит какую, но стихи уносят ее к первозданным, напоенным солнцем холмам Тосканы, где тучные, опьяневшие от хмельного воздуха овцы скачут, как ягнята, а разомлевшие пастухи слушают божественные звуки дудочки Пана.

— И любой из них может засунуть задние ноги овцы в сапоги, а свой член — в ее задний проход, — объясняет Гординус.

— Нет, — говорит она.

— Или сделать то же самое с ребенком.

— О Боже!

— Даже с младенцем.

— Нет!

— Да, — припечатывает он. — Я такое видел. Теперь «Георгики» тебе отвратительны?

— Теперь мне все отвратительно. — Потом она сообщает: — Я не могу продолжать обучение.

— Человек болтается между адом и раем, — весело говорит Гординус. — Иногда поднимается вверх, иногда падает вниз. Равно глупо отрицать его способность творить зло и подниматься до невиданных высот человеческого духа. Но именно благодаря этому противоречию движутся планеты. Ты открыла для себя пучины людской греховности, а я прочитал тебе стихи поэта, достигшего небес. Иди домой, доктор, и завяжи глаза. Я тебя не стыжу. Но заткни уши, чтобы не слышать крики мертвых. Истина не для тебя.

Аделия ушла — домой, в школы и больницы, чтобы слушать аплодисменты тех, кого она учила и направляла. Теперь у нее были развязаны глаза, открыты уши, и крики мертвых ей до такой степени надоели, что она вернулась к трупам свиней, а когда сочла себя готовой, занялась человеческими телами.

Но в ситуациях, подобных нынешней, Аделия «надевала» на глаза воображаемую повязку, чтобы сохранить способность работать и не позволить усталости и отчаянию взять над собой верх. Она закрывала глаза пеленой, сквозь которую видела не истерзанное разложившееся тело ребенка, а всего лишь труп свиньи.

На костях таза салернка видела отчетливые следы какого-то колющего орудия, отличные от отметин обычного ножа. Судя по всему, клинок инструмента был граненым. Хотелось бы удалить фрагмент таза с повреждениями и унести для более тщательного исследования при хорошем освещении, но она обещала приору Жоффре, что не станет расчленять трупы. Щелкнув пальцами, чтобы привлечь внимание мужчины, Аделия протянула руку за доской и мелом.

Пока женщина делала заметки и рисунки на своей грифельной доске, Пико тайком разглядывал салернку. Косые лучи солнца, проникающие через маленькие зарешеченные окошки скита Святой Верберты, выхватывали из полумрака врачевательницу и ту чудовищную, облепленную мухами бесформенную массу, которую она исследовала. Кисея, наброшенная на голову для защиты лица, превращала женщину в диковинное гигантское насекомое — высоко уложенные косы напоминали усики. И это существо время от времени задумчиво мычало.

Закончив описание первого тела, Аделия молча протянула грифель и доску в сторону сэра Роули, который по-прежнему топтался у входа и наблюдал за ней через дверь. Поскольку мужчина никак не отреагировал, она сухо сказала:

— Да возьмите же!

Как ей не хватало Мансура! Тот бы не стоял столбом. Аделия посмотрела в сторону сэра Роули и поймала взгляд, полный брезгливого ужаса.

Она вздохнула и, разгоняя руками мух, вышла из комнатки.

— Дитя рассказывает, что с ней случилось, — пояснила салернка. — Если нам посчастливится, поведает и где. А в случае еще большей удачи мы узнаем, кто ее убийца. Впрочем, если искать правду вам противно и скучно — я не держу. Только пришлите мне помощника. Настоящего мужчину.

Аделия сбросила кисею с головы и пробежала пальцами по своим светлым волосам. «Моложе меня, — констатировал сэр Роули. — И почти красивая». Однако, на вкус Пико, ее чертам недоставало мягкости. И слишком сухопарая. Глаза — холодные и темные, как камни-голыши, — сильно старили врачевательницу. Удивляться нечему — человек, который постоянно видит такое, не может сохранить невинную веселость взгляда.

Но если она действительно способна читать по покойникам…

— Ну, что решили? — спросила врачевательница, глядя ему прямо в глаза.

Он быстрым движением выхватил доску и грифель из ее руки и сказал:

— Ваш покорный слуга, мадам.

— Тогда вон там есть еще кисея. Покройте голову и заходите наконец внутрь — чтоб от вас был толк!

«Ах, она ко всему еще и груба!» — с досадой думал сэр Роули, пока Аделия шла обратно к трупам с решимостью бывалого солдата, который после краткой передышки возвращается в гущу сражения.

Во втором узле был Гарольд — рыжий сынишка торговца угрями, ученик монастырской школы.

— Сохранился лучше, чем Мэри, — заметила врачевательница. — Тело почти мумифицировалось. Веки и гениталии отрезаны.

Сэр Роули торопливо перекрестился.

Салернка что-то бормотала. Среди всяких загадочных слов он разобрал: «следы веревки», «острый инструмент», «анус — сплошная рана», «мел».

Слово «мел» Аделия повторила несколько раз, и Пико, угадав ее мысли, попробовал подсказать:

— Тут в округе добывают известняк. Из него состоят холмы Гог и Магог, возле которых мы останавливались на молитву.

— У обоих детей в волосах мел. А у Гарольда он даже на пятках.

— И что это значит?

— Его тащили по известняку.

В третьем узле были останки Ульрика. Восьмилетний мальчик исчез в этом году в День святого Эдуарда. Поскольку он пропал позже остальных, то над ним врачевательница особо много мычала и бормотала — сэр Роули уже сообразил, что количество производимых ею звуков прямо пропорционально числу любопытных открытий.

— Опять нет век и гениталий, — сказала она. — Этот труп вообще не был захоронен. Какая погода была в марте?

— Насколько я знаю, во всей Восточной Англии царила сушь. Все кругом плачутся, что озимые плохо взошли. Холодно, но без снега и дождя.

«Холодно, но без снега и дождя». Феноменальная память подсказала Аделии соответствующий пример — свинья номер семьдесят восемь с фермы смерти. Вес примерно тот же, больше. Странно.

— Ну-ка, отвечай, тебя после похищения убили не сразу? — спросила врачевательница у тела, позабыв, что рядом с ней не ко всему привычный Мансур, а сэр Роули. Тот суеверно поежился и воскликнул:

— Господи, что за вопрос?! И к кому? С чего вы взяли, что мальчик еще какое-то время жил?