Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля - Дмитрий Николаевич Петров

люди, склонные к физическим упражнениям. Рожи — самые бандитские… Куда только такие деваются днем, и почему они выползают только по ночам, точно вампиры?

Они точно не ожидали того, что я распахну дверь. Самый здоровый стоял прямо напротив меня и лицо его не предвещало ничего хорошего.

«Ну, Юра, помоги мне», — мысленно обратился я к своему давнему советчику, и не давая испанцу опомниться, ударил его изо всех сил кулаком в живот. Под третью пуговицу…

Он согнулся и крякнул. Вероятно, удар все же получился сильным. Да и он не ожидал такого, и поэтому мой кулак пришелся в расслабленные мышцы живота.

Тогда я ударил его еще раз кулаком снизу вверх — в склоненное лицо. Послышался крик, и мой кулак окрасился кровью.

«Я разбил ему нос», — подумал я с ужасом и интересом. Мне никогда не приходилось разбивать носов. До тридцати трех лет дожил, а вот носов не бил… Однако, пришлось.

Второй схватил меня за руку и вытащил в коридор. Он был силен, и я вылетел, как пробка из бутылки. Теперь мы были втроем в пустом коридоре.

Я разошелся, вошел в раж. Поэтому попытался ударить тем же манером и второго, но тут уж ничего не получилось. Он крепко схватил меня за руку и несколько раз ударил в живот. Теперь пришла моя очередь крякать и осознавать, как это больно и страшно.

Потом испанец швырнул меня к стене коридорами я ударился головой о стену. Все потемнело и поплыло перед глазами.

«Сотрясение мозга», — подумал я и стал оседать на пол.

Первый испанец тем временем разогнулся и не обращая на меня внимания, ринулся в номер к Эстелле. Послышался шум возни оттуда и крики на испанском языке. Это женщина кричала — что-то…

И тут они появились в дверях. Эстелла все еще была совершенно голая, только платье было наброшено на ее плечи. Однако, оно не скрывало наготы женщины. Испанец держал ее сзади за шею и вел таким образом.

Глаза у Эстеллы были совершенно потерянные и подавленные. Она как будто ушла в себя, и не сопротивлялась. Она покорно шла, ведомая этим быком… Она даже не плакала. Обреченность была во всем ее облике.

Она увидела меня, сидящего на полу коридора и чуть заметно улыбнулась. Наверное, это была благодарность за то, что я хоть что-то попытался сделать.

И тут мне стало страшно обидно. Все так хорошо начиналось, и вдруг вот такое… Пришли какие-то испанские хулиганы, все поломали, и еще ударили меня головой о стену. А теперь уводят женщину, которая стала мне дорога, как память…

Я вскочил на ноги, при этом сильно пошатнувшись. Голова сильно кружилась. Но это не помешало крикнуть мне:

— А вот я вас! — Дальше я выкрикнул бессвязные нелитературные выражения и вдруг, неожиданно прежде всего для самого себя вцепился второму испанцу в горло.

Каких только глупостей не делает в жизни человек!

Анализируя потом этот свой поступок, я думаю, что наверное, это было просто следствием удара головой о стену. У меня произошло помутнение рассудка. Потому что, будь я в нормальном состоянии, не полез бы вновь к двум разъяренным быкам. Они должны были убить меня, щенка такого… Я и был именно щенком перед ними. В физическом отношении, конечно…

Парень сразу не понял, что произошло. Мои руки сомкнулись на его горле внезапно и стали давить… Он посинел, глаза его выкатились из орбит, это я хорошо видел. Он ударил меня опять кулаком в живот, но я крепко висел на нем, и не отцеплялся. Это была с моей стороны типичная истерика. Я еще успевал при этом выкрикивать страшные русские маты — как известно, самое главное устрашение…

Первый парень оставил Эстеллу, и стал отрывать меня от своего товарища. Я лягнул его ногой. Он вскрикнул, но не отпустил меня. Что ему какие-то лягания от русских писателей…

И вдруг он отпустил меня. Сначала я даже не понял, что произошло. Послышался его крик и стук падающего тела за моей спиной.

Потом перед моими глазами, рядом с синюшным лицом испанца появилась голова… Я сначала не понял, кто это. Потом сообразил. Это был Герман.

— Отпусти его, — твердил он мне, разжимая мои руки. Через некоторое время ему удалось освободить испанца, который сразу же бросился бежать. Он бежал по длинному гостиничному коридору и почему-то петлял, как заяц. Может быть, он боялся, что ему вслед будут стрелять…

Первый испанец лежал на полу и лицо его было совершенно разбито. Оно было просто неузнаваемо. Все вокруг было в крови. Он шевелился и пытался встать, но ему это не удавалось. Он слепо шарил руками по полу…

«Как краб», — подумал я, глядя на него.

Герман стоял рядом со мной и, тяжело дыша, рассматривал свой кулак. Он был окровавлен…

Коридор все еще был девственно пуст. Никто не вышел из своих номеров. Никого не привлекли звуки борьбы и крики.

— Что это тут с вами случилось? — спросил Герман, отрывая взгляд своих белесых глаз от кулака и размазанной по нему крови.

— Это ваш номер? — он кивнул на дверь.

— Нет, — ответил я, тяжело дыша. Эстелла уже успела убежать в комнату. Я только заметил, что она оставила дверь приотворенной, значит хотела, чтобы я вновь вошел…

— А, вы были у дамы, — улыбнулся Герман понимающей улыбкой. — Вот почему вы голый. А я уж подумал, отчего это вы разгуливаете по отелю в голом виде.

Я промолчал. Ситуация и так была понятна.

— И пришел муж, да? — допытывался весело Герман. Я продолжал молчать. Все же он был моим спасителем. Если бы не он, меня могли бы тут убить. Или покалечить. Так что я испытывал чувство благодарности к этому неприятному человеку.

— Здорово вы его уложили, — сказал я вместо ответа, указывая на испанца, копошившегося на полу.

— Проклятый хулиган, — сказал Герман. — Хорошо, что я вовремя появился, — добавил он. Испанец ухитрился встать на четвереньки и теперь пытался подняться на ноги. Герман подошел к нему и остановился.

— Он хотел увести вашу даму? — усмехнулся он, глядя на меня.

— Ну, можно сказать, что да, — промямлил я, потому что должен же я был хоть что-то объяснить своему спасителю.

— Это очень нехорошо, — задумчиво сказал Герман. — Он понимает по-английски?

— Понимает, — кивнул я. — Мы с ним разговаривали.

— Ну ладно, — произнес Герман. Потом наклонился к испанцу, и сказал ему громко на ухо:

— Слушай меня, мучачо! Если ты еще раз тут появишься и станешь приставать к моему другу, я тебя убью… Я заставлю тебя