Когда убивают футбол: игра по-русски - Марк Фурман

Что это было? Помрачение, которым Господь наказывает гордыню, он был в этом теперь абсолютно уверен. Тогда ему казалось, что футбол для него не таит секретов, и с помощью послушных его воле игроков он сможет достичь любого результата, с любыми футболистами. И так про него думали все те, от кого зависело финансовое благополучие и имидж «Арбата».

Однако в марте, когда ребята, обживаясь в чужих клубах, просиживали славу и талант на скамейках запасных, уже в четвертьфинале Лиги чемпионов «Арбат» с треском в двух матчах проиграл средней по европейским меркам французской команде. То были звонкие, прозвучавшие на весь мир пощечины российскому футболу. И он почувствовал, что трон под ним начал колебаться. Ему перестали прощать ошибки, а это тревожный сигнал для тренера.

О, он отдал бы все: деньги, награды, дом бы свой отдал, наконец славу, за то, чтобы вернуться в ту счастливую осень. Но прошлого не вернуть. И оставалось лишь надеяться, мечтать, что когда-нибудь, если будет на то Божья воля, ему удастся создать такую же чудо-команду, как в тот благословенный год.

29

Поздним вечером после похорон Лев Лебедянский вдруг решил переключиться на литературу. То, что раньше было его непосредственной профессией и страстью, за последние полтора года превратилось просто в хобби, а убийство Екатерины напомнило ему, что в жизни иной раз, как в «Метаморфозах» Овидия, происходят непредсказуемые повороты судьбы.

Он достал почти завершенную рукопись. В ней анализировалось послевоенное творчество двух величайших опальных поэтов России — Анны Ахматовой и Бориса Пастернака. Из издательства профессору дважды, правда, в деликатной форме напоминали о необходимости завершения работы. Месяца, возможно двух, хватило бы для этого. Однако при подобном раскладе требовалось уехать из Москвы на дачу, где Льву Романовичу хорошо думалось и не менее плодотворно писалось.

Легко сказать — уехать! Он отложил в сторону папку с рукописью. Ему вдруг почудилось, что даже воздух комнаты пропитан парами бензина. Лебедянский встал из-за стола и открыл окно. Не почувствовав желанной прохлады, он включил кондиционер, достал из бара бутылку «Энисели» и выпил почти полный фужер грузинского коньяка, который из-за его сухости не подделывали подмосковные виноделы. Зажевав его парой конфет, профессор с детства обожал сладкое, он включил стереосистему. Негромкая мелодия голубого джаза чуть успокоила Льва Романовича, мысли его обратились к прошлому.

Вскоре после их с Екатериной дорожного знакомства, переросшего во взаимное чувство и, как ему тогда показалось, даже любовь, она открыла если не всю колоду, то многие козырные карты своей карьеры. Лебедянский узнал, что, помимо парадной стороны футбола с его славой, забитыми голами и переполненными трибунами, существует оборотная сторона медали.

— В соккере, Левушка, — Ницкова обожала это американское слово и даже произносила его с неким сексуальным шармом, делая акцент на двойном «к», — крутятся бешеные деньги. И наша задача — умело притягивать эти финансовые потоки, чтобы они текли к нам. За каждой из команд Высшей лиги стоят дядюшки-спонсоры, и мы должны делать свое дело так, чтобы им было не стыдно говорить, что наш клуб — их команда. «Арбат» — лучшая команда России, любовь к ней стараются доказать все: от членов правительства и депутатов до самого отпетого мальчишки-фаната.

Знаешь ли ты, мой милый Лев, что годовой бюджет клуба колеблется где-то в пределах ста шестидесяти миллионов зеленых? Но их еще надо заработать. Теперь представь, что откуда-то из Сибири, Тюмени, Сургута, Ханты-Мансийска в нашу Белокаменную течет этаким небольшим «ручьем, где «плещется форель», есть, кажется, у кого-то из великих писателей такое название рассказа — черное жидкое золото. Разумеется, не безвозмездно. Тут у нефтяных магнатов нашего российского розлива — своя математика…

Лебедянский ностальгически вспоминал чисто славянскую привычку Екатерины говорить за выпивкой о работе и политике, доставшуюся ей в наследство, если верить Геродоту, от скифов:

— А что мы даем добрым дядюшкам? О, Левушка, мы тоже способны на многое. Когда арбатовцы выходят где-нибудь в Мюнхене или Милане на переполненные стотысячные стадионы, на футболках игроков красуются названия наших нефтяных фирм. Прибавь сюда рекламные щиты на главных проспектах столицы, в Лужниках, «Динамо», у бензозаправок, на Кольцевой дороге. И учти, милый, все это великолепие идет со значительными налоговыми скидками, столь почитаемыми добрыми дядюшками и отмывающими на соккере, как любят выражаться журналисты, свои грязные деньги. А черный нал, который твои люди собирают с бензоколонок, — это вообще неучтенные деньги. И замечательно, что у нас среди налоговиков есть хорошие друзья!

Вспомни, было такое Эльдорадо, как Национальный фонд спорта, светлая память Отарику Квантришвили. Тогда для футбола никаких проблем вообще не существовало. Но оставим прошлое, что теперь? Схема весьма проста…

Эти лекции были их языком любви, и, как ни странно, разжигали в Екатерине ненасытную страсть. Лебедянскому со временем тоже передалось это чувственное отношение к «денежным потокам».

— Налей-ка мне, милый, капельку красного «Мартини», прикури сигарету, — приказывала она. — Немного расслабимся и продолжим твои университеты.

Уже засыпая в его объятьях, Екатерина еще долго продолжала шептать:

— Часть нефти идет, минуя Москву, на Украину, в Карелию, в Белоруссию. Там тоже наши люди и свои обороты… Другой поток уходит на нефтеперерабатывающие заводы ближайших городов, возвращаясь в столицу в виде жидкого золота — бензина, мазута, прочего нефтяного парфюма. В Москве мы создали свои фирмы, построили бензозаправки, поставили туда нужных людей. Если я, Екатерина Ницкова, достигла чина генерала, то ты, мой любимый классик, никак не меньше, чем звания полковника… Держись за свою Катеньку и пойдешь еще выше, выше и выше…

Лебедянский, склонный к строгой организации своего времени, обратил внимание, что Катины лекции, как и любовные акты, длились примерно по сорок пять минут с небольшими «технологическими» перерывами. Ему вспомнился небольшой рассказ Генриха Белля «Социология грубошерстного пальто», герой которого утверждал, что академический учебный час потому и длится сорок пять минут, что это длительность полноценного полового акта. Вот так, Лев Романович, куда Екатерина Ницкова, туда и Белль в грубошерстном пальто…

Где же она споткнулась? Кому перебежала дорогу? И что ждет его, Льва Романовича Лебедянского, предпоследнего фаворита Екатерины Третьей?

Он вспомнил, как к концу прошлого года финансовые обороты «Арбата» достигли небывалых высот. Впервые за всю историю клуба Ницкова сумела заключить сногсшибательные контракты с фирмами «Акай» и «Кока-кола», выгодно продать каналу «НТВ-плюс» трансляции футбольных матчей команды…

Она не вылезала из заграничных командировок. Иногда, оставаясь с Катей наедине, Лев Романович восхищался неуемной энергией своей любовницы. Той страстью, которая вела в недра теневого бизнеса, к финансовым высотам. А в начале весны он почувствовал, что в жизнь Ницковой вошел другой мужчина. Какое-то время Лев Романович тянул, мучился в сомнениях, наконец, решился на откровенный разговор.

После мирного ужина с тонкими профессорскими словесными маневрами, выйдя из ванной и, по обыкновению, не вытерев тела, она нырнула в постель, как холодная мокрая рыба, всем телом прижавшись к нему, ласково и весело сказала:

— Не переживай, милый мой профессор, просто так нужно. Пойми, этот человек, налоговый генерал Линьков, необходим «Арбату», ВФА и даже футбольной Европе. Иначе лавина обрушится. И как в том камнепаде, о котором поет Володя Высоцкий, погибнут все, включая и нас с тобой.

30

Диск, столь предусмотрительно спрятанный убитым Белянчиковым, оказался очень кстати для Корначева, поскольку он помог отделить финансовые контракты «Арбата», связанные с нефтью, которыми занялись ребята покойного Василия Андреевича, от продаж и покупки футболистов. И если нефтяные контракты подкреплялись еще какими-то решениями, протоколами правительства и всевозможных столичных комитетов, то есть имели вид вполне законных акций, то трансферные дела состояли из невнятных электронных посланий, факсов, писем, а суммы сделок менялись без всяких ссылок на какие-либо договоры. Чутьем сыщика Юрий Владимирович почувствовал здесь запах большого черного нала.

Лично себя он не мог отнести к болельщикам, живущим футбольными страстями и переживающим проигрыш любимой команды как личное горе. Однако, будучи коренным москвичом, симпатизировал «Арбату», который, как ему всегда казалось, передавал в своей игре братский хулиганский дух московского двора его детства, где всякое бывало. И вот сейчас, по воле судьбы, ему пришлось заниматься кровавой разборкой, которая случилась в «Арбате». На стадион Корначев заглядывал не часто, но игры сборной, особенно на европейских и мировых чемпионатах, старался не пропускать по телевизору.