Зуб дракона - Алексей Кленов

Пробираясь вдоль стены и держа руку с пистолетом наготове, я лихорадочно шарил глазами по сторонам, чтобы первым заметить Бугаева и не получить от него пулю в лоб.

И все же он засек меня раньше. То ли шустрее меня оказался, то ли чувство безысходности обострило в нем слух и зрение, но выстрелил он первым. Пробираясь в узком проходе между стеной пакгауза и штабелем бревен, наваленных грудой почти впритык, я заметил коротко мелькнувшую тень в конце прохода и, прежде чем я вскинул пистолет, услышал грохот выстрела и почувствовал как мне опалило волосы. Пуля, нежно чмокнув, впилась в толстый комель. Обдирая локти, я грохнулся на землю и, не целясь, выстрелил. Ответного выстрела не было. Не рискуя подняться, я пополз, извиваясь всем телом, как уж в траве. Так быстро я, наверное, еще никогда не ползал, даже в армии. Мысль, что эта пуля могла поцеловать не бревно, а меня в лоб, прибавляла мне скорости. К тому же там оставался один Козлов, а Бугаев, похоже, не из тех, кто легко признает свой проигрыш.

До конца импровизированного тоннеля я дополз в считанные секунды. И тут же услышал крик Козлова.

— Ни с места, Бугаев! Буду стрелять!…

Вслед за криком прогремели три выстрела подряд. Вскочив на ноги, я побежал вдоль стены.

За углом, на пропитанной креозотом земле, лежал Козлов, негромко постанывая и зажимая руками простреленную ногу. Заметив меня, он махнул рукой в направлении путей.

— Туда, старлей! Я его ранил в руку. Давай за ним, я сам как-нибудь…

Бросив ему свой брючный ремень, я крикнул: "Перетяни ногу", — и бросился за Бугаевым. От дикой ярости во мне все кипело. Только сегодня, у меня на глазах, этот ублюдок подстрелил троих. Продираясь сквозь завалы старых шпал и кучи угля, я бормотал вполголоса: "Ну ладно, сука, ладно… Подожди немного…і.

Слева от меня загудел поезд. Преодолев последнюю кучу угля, я вывалился к рельсам и увидел надвигающийся прямо на меня локомотив с товарным составом. А метрах в тридцати, по ту сторону рельсов, бежал Бугаев, зажимая правой рукой с пистолетом левое плечо.

Все это я видел не более трех, четырех секунд. Локомотив снова тоскливо заревел, я выстрелил наугад, не целясь, вслед Бугаеву и отскочил в сторону, бросившись лицом в кучу с углем. Сзади, в двух метрах от меня, громыхал состав. Волосы у меня на затылке поднялись дыбом от ветра, пропахшего мазутом, ноздри и рот моментально забило мелкой угольной пылью. Перевернувшись на спину, я увидел по ту сторону рельсов бегущего Бугаева, мелькавшего в коротких просветах между колес, и выругался от бессилия и отчаяния. Я дважды выстрелил, понимая, что это бесполезно. Пули высекли искры, ударившись о мелькающие колеса, и ушли в сторону. Состав был длинным, нечего было и надеяться, что я увижу Бугаева, когда прогрохочет последний вагон.

В памяти у меня промелькнуло воспоминание из детства. Когда-то мы приходили с мальчишками на товарную станцию и на спор, кто больше, перекатывались под маневрирующими составами, за что нас не раз ловили стрелочники и дорожные рабочие и сдавали транспортной милиции. Правда, скорость там была не та, что у этого состава, и гонять меня сейчас было некому, разве что самому себя. Но выбирать сейчас тоже не приходилось, и я решил рискнуть.

Подобравшись к линии вплотную, насколько это было возможно, я вытянулся вдоль рельсов и стал высчитывать те доли секунды, что были у меня, чтобы проскочить между колес. Мысленно я сказал себе: "Так. Теперь спокойно, старлей. Выбрать момент, и — рывок. На шпалах пауза, и снова рывок, уже на другую сторону. Только без паники, спокойно…і.

Не меньше пяти вагонов прогрохотало мимо, прежде чем я собрался с духом и перекатился через гудящий рельс. Замерший хрусталик глаза напряженно следил за сверкающими, отполированными временем и километрами, колесами. Сердце бешено стучало и беспомощно трепыхалось в груди, и виски прямо-таки раскалывало от мысли: "Чуть не рассчитаю и — хана. Из одного Безуглова два получится…і. В эти секунды я даже про Бугаева забыл, занятый одной мыслью: как бы мне преодолеть рельсы, и желательно не по частям, а целиком, с руками и ногами.

Мне повезло. Момент был рассчитан верно, и первый рельс я преодолел благополучно. Упав спиной на шпалы, уже между рельсов, я замер и затаил дыхание. Надо мной, сплошной серой лентой, змеилось одно бесконечно длинное брюхо поезда. Несколько секунд я лежал без движения, слушая горячий ток крови в висках и моля Бога, чтобы в следующем вагоне не оказалось буферов. Но, похоже, судьба была сегодня настроена по отношению ко мне добродушно, видно не пришло еще мне помирать, или просто еще не был выбран способ. По счастью, все вагоны оказались без этих хреновин, которые неизвестно для чего цепляют к брюху вагонов, иначе потащило бы мой труп аж до самых до окраин, наматывая кишки на оси вагонов. Чтобы не искушать судьбу, я решился на второй отчаянный бросок. Отметив боковым зрением очередную пару колес, я резко бросился влево, перелетел через рельс и покатился вниз по насыпи, в ложбину между путей.

Задыхаясь и отплевываясь от угольной пыли, забивший рот, я полез наверх, перемахнул соседний путь и увидел Бугаева. Вскочив на ноги я припустил за ним, твердо решив догнать его сейчас, чего бы мне это не стоило. За последними привокзальными постройками начиналась лесопосадка, и заросли там — будь здоров. А за посадкой трасса. Останови Бугаев любую машину — и достанутся доблестному оперу Безуглову от мертвого осла уши.

Сократив расстояние между нами метров до пятидесяти, я выстрелил в воздух и крикнул:

— Бугаев, остановись! Я буду стрелять…

Обернувшись на бегу, он выстрелил. Плашмя бросившись на землю, лицом прямо в гравий и шлак, я скрипнул зубами и выматерился: "Твою мать… Нажрался я этой пыли сегодня, хватит с меня. Теперь твоя очередь…і. Привстав на одно колено, я выбросил вперед правую руку с "макаровым", положил ее на согнутую левую для устойчивости и поймал в прорезь прицела бугаевсую фигуру.

Желание нажать на курок и покончить со всем этим разом было велико, и все же несколько секунд я не решался этого сделать, терзаемый сомнениями. Перед глазами мелькнуло лицо Игоря, и я явственно услышал его слова: іФИ все же ты неправ, Валька…і. Потом я увидел Дронова, скрючившегося на полу сафаровской квартиры, сержанта из ППС, падающего на асфальт привокзальной площади, Козлова, сжимающего окровавленную ногу, и портрет Решетова, стоящий на столе Доронина.

Соленый пот заливал глаза, и я то и дело смаргивал, чтобы не упустить Бугаева из вида. Сквозь звон в ушах прорвались слова майора Олсуфьева: іХрен его знает, может нам и нужны такие диковатые, как ты, может, иначе нельзя…і.

Рука мелко подрагивала от напряжения, и Бугаев удалялся от меня все дальше. Патроны у него кончились. Последний, восьмой, он выпустил в меня минуту назад, и теперь я вполне мог догнать его и скрутить, не рискуя получить пулю в лоб. Я уже опустил пистолет, и вдруг меня как током прошило. Как живую я увидел перед собой Валю с такой грустной улыбкой, что у меня заломило затылок от жгучей боли и стало вдруг тяжело дышать от жжения в груди. Ни секунды больше не колеблясь, я приподнял ствол пистолета, поймал на мушку верхнюю часть спины Бугаева и нажал на курок. Силуэт Бугаева в прорези прицела подскочил вверх и пропал. Спокойно, твердо зная, что не промахнулся, я опустил пистолет, поднялся и пошел к нему.

Бугаев лежал, вытянув вперед обе руки, с поджатой левой ногой, словно еще и сейчас пытался убежать от меня. В коротко остриженном затылке чернела аккуратная дырочка. Пистолет, новехонький ПМ, лежал в полуметре впереди. Я опустился рядом с Бугаевым на насыпь, нащупал в кармане помятую пачку іКэмэлі, закурил и задумался.

Вот и еще одна жизнь оборвалась с моей помощью. Только теперь, в отличие от предыдущих случаев, меня гложут сомнения: а прав ли я? И только ли в упреках Игоря дело? Ведь мог стрелять и Дронов, но не стал этого делать. Может быть не только благодаря своей святой вере в законные требования?! Может было еще что-то, из-за чего он предпочел кинуться под пулю, вместо того, чтобы продырявить Бугаева на месте? А ведь мог. Не кричать, не предупреждать, а стрелять сразу — не раздумывая. Плохо мне стало от этих мыслей. Пробил все же Игорек брешь в моей обороне, и я, похоже, теряю уверенность в себе. А разве можно жить без веры, без уверенности в том, что действуешь верно? И где, черт возьми, критерии этой социальной справедливости? Кто их знает? Кто должен быть наказан? Без вины виноватые, или же виновные по своим деяниям? И кем наказан?

Муторно мне стало от этих рассуждений. Так муторно, словно не матерого бандита я пристрелил пятью минутами раньше, а безобидную собачонку, робко и умильно заглядывающую мне в глаза.

Услышав за спиной звуки шагов, я обернулся. Козлов, приволакивая раненую ногу по насыпи и морщась от боли, подходил ко мне. Приблизившись, он поднял пистолет, лежащий рядом с Бугаевым, вытащил обойму и передернул затвор. Посмотрев на номер, глухо сказал: