Загадки звездных островов. Книга 2 (сборник) - Виталий Севастьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот памятный полет начался 10 апреля 1979 года в 20 часов 34 минуты московского времени. Командир корабля Николай Рукавишников и космонавт-исследователь гражданин Народной Республики Болгарии Георгий Иванов вели свой "Союз-33" на стыковку с орбитальным комплексом "Салют-6" — "Союз-32". На станции их ждали В. Ляхов и В. Рюмин. Выполнялся четвертый рейс по программе "Интеркосмос".
Прошли сутки. За это время были выполнены все тесты, три маневра дальнего сближения, бортовые системы корабля работали нормально. Приближался самый ответственный момент, от которого зависит успех всей намеченной работы. "Союз-33" и "Салют-6" разделяло около пятнадцати километров.
Красная точка на карте-экране Центра управления, обозначающая "Союз-33", все ближе подходила к синей засветке — "Салюту-6".
— Есть захват, — передали с орбиты.
Система радиоизмерений "Игла" работала в индикаторном режиме, выдавая экипажу и нам (по каналам телеметрии) данные о дальности и скорости сближения. Расстояние быстро сокращалось.
— 9 километров, включаем БУС, — сообщили "Сатурны".
БУС расшифровывается просто: блок управления сближением. На этом участке полета работает автоматика. Ее электронный мозг анализирует фактические параметры относительного движения корабля к станции, сравнивает их с расчетными, заложенными в память ЭВМ, и выдает команды на разгон, торможение и компенсацию боковых отклонений.
— Расстояние 4 километра, — доложил по циркуляру специалист по контролю сближения.
— Станцию наблюдаем, — сообщили "Сатурны". — Цель расположена на четыре клетки вверх, точно по центру.
— Цель видим на экране, — передал В. Ляхов с "Салюта-6".
Руководство полетов выдало разрешение на включение сближающе-корректирующего двигателя (СКД). Последние тысячи метров после многих тысяч километров космического пути. И в эти минуты, когда казалось, что самое трудное позади, в нормальном процессе сближения появился сбой: телеметрия показала, что "Игла" и двигатель выключаются самопроизвольно. Дежурная смена сразу же обратила внимание на эту ненормальность. Николай Рукавишников тоже заметил отклонение от нормального режима. Установили, что произошло самопроизвольное выключение "Иглы" после трех секунд работы СКД вместо расчетных шести.
Напряжение, которое обычно царит на этом этапе работы, заметно возросло. Каждая заминка на участке сближения может привести к отмене стыковки, а потому решения должны приниматься сверхоперативно. Специалисты начали прорабатывать различные версии. Необходимо было ответить на целый ряд вопросов, объясняющих причину происшедшего: "Случайный сбой в системе "Игла"?", "Ложный сигнал в электрической схеме?", "Отказ в самом двигателе?"
Третья версия казалась самой маловероятной. Подобных "сюрпризов" в прошлых полетах двигатель никогда не преподносил. Да и во время наземных испытаний, когда его "гоняют на ресурс", ничего подобного не было. Более двух тысяч включений — и все без замечаний, все очень четко. И сейчас на "Союзе-33" первые шесть включений прошли без замечаний, а вот на седьмом…
Главное, установить истинную причину. Надо во всем тщательно разобраться. Сколько на это уйдет времени: час, пять, десять, а быть может, день, и не один? Этого времени у нас нет. Решение надо принимать в считанные минуты, по имеющейся экспресс-информации.
Специалисты думали. Время торопило. Настрой да и желание у всех одно — выполнять режим до конца, не "зарубить", как у нас говорят, всю программу. Ведь сбой может быть случайным, отказаться от стыковки легко, но удастся ли повторить ее, если окажется, что мы поспешили с отбоем.
Пройдена точка минимального расстояния. С этой секунды станция и корабль начинают расходиться. Но сближение еще возможно. Итак, еще одна попытка?
— "Сатурны" включайте "Иглу". БУС, разрешение СКД от БУС, — пошла команда в эфир.
Двигатель включился на разгон и сразу же выключился. Значит, сбой не был случайным. Есть какой-то скрытый дефект, надо искать!
— "Сатурны"! — прервала молчание Земля. — Режим сближения прекращаем. На следующем витке сообщим наше решение.
— Мы не будем пока снимать скафандры, — отозвались с орбиты.
— Если изменим решение, — уклончиво ответили из Центра управления, — вы успеете их надеть. Времени хватит.
Рукавишников уточнил:
— Двигатель выходил из режима как-то вяло, ощущались вибрации.
Запросили "Протонов". Ответил Рюмин: "На станции все нормально. Видели работу двигателя у "Сатурнов". Заметили боковое свечение из агрегатного отсека".
Неужели все-таки двигатель?
90 минут пролетели одним мгновением. Приближался очередной сеанс связи. В Центре управления существует жесткое правило: если есть шанс на успех, но он сопряжен даже с самым малым риском, надо давать отбой. Экипаж попросил разрешения на повтор операции. Руководитель полета Алексей Станиславович Елисеев был тверд. В эфир прошла команда:
— Снять скафандры. Экипажу отдыхать. Включение СКД не разрешается…
Елисеев говорил спокойно. Но какая-то особая интонация в голосе показывала, какого напряжения это ему стоило.
— Надо продумать. "Сатурны", спуск! Все будет нормально, но продумать надо. А пока — спать, — закончил он разговор.
— Вас понял, — ответил Рукавишников.
Он тоже держался спокойно, хотя досаду скрыть не мог. Экипаж отлично понимал, что стыковка со станцией отменяется и предстоит возвращение на Землю. Каким оно будет? На этот вопрос ответа пока нс было.
Тревожная ночьШел второй час ночи. Специалисты Центра анализировали обстановку. Требовалась дополнительная уточняющая информация и тщательная ее проработка. На стол легли расшифровки телеметрии, графики телеметрии, графики, схемы. Анализировались записи переговоров с "Сатурнами" и "Протонами".
Всех настораживало сообщение о боковом свечении. Телеметрия подтвердила, что основной двигатель выключился по датчику давления в камере сгорания. Отказ серьезный. В такой ситуации использовать основной двигатель больше нельзя. Есть резервный — дублирующий двигатель (ДКД). Он не годится для сближения, так как рассчитан на разовое включение — на полный импульс для спуска. А если факел — струя раскаленных газов, которая вырвалась из основного двигателя, — действительно бил в сторону, то он мог повредить и резервный двигатель. Такое не исключалось. В ту ночь нужно было рассмотреть все варианты спуска, решить, как действовать дальше. Время летело быстро. Очень быстро! Какой короткой и одновременно длинной была эта ночь. Мы знали, что экипаж не спит, что там, на орбите, тоже хорошо представляют себе всю сложность ситуации. Николай Рукавишников сказал потом:
— О двигателе я подумал сразу, но не хотел обострять обстановку. На Земле и так переживали за нас… Размышлял всю ночь. Как командир, я отвечаю не только за себя и за корабль, но и за Георгия. Я обязан был предусмотреть все варианты и быть готовым к любому вопросу Земли, к любой команде, которую мне могли выдать…
Мои мысли прервал Георгий. "Командир, — говорит, — не подкрепиться ли нам?" Мы везли на "Салют" подарки. Специальный набор, подготовленный болгарскими товарищами. "Разделывай подарочный набор", — отвечаю я. "А можно?" — спрашивает Георгий. "Теперь можно", — говорю.
Вскрыли красивую красную коробку, перевязанную трехцветной лентой, подкрепились. Я — чуть-чуть, Георгий — основательно.
"Ложись спать, — говорю Георгию. — Надо хорошо отдохнуть. Завтра у нас будет трудный день". Про себя подумал: "Техника есть техника. И каждый космический полет — пока испытательный. Как это испытание держать завтра, в День космонавтики?.."
Заснуть не смог. Вспомнил компоновку двигательной установки. В ограниченном объеме плотно прижаты друг к другу камеры основного и дублирующего двигателей, множество трубопроводов, кабелей. Основной двигатель поврежден, это ясно. А если и дублирующий? Есть еще ДПО — двигатель причаливания. Надо прикинуть, что можно сделать на остатках топлива ДПО. На крайний случай…
На тех высотах, на которых обычно летают "Союзы", плотность окружающей атмосферы создает определенное сопротивление и корабль может спуститься с орбиты и без тормозного импульса двигателя. Но для этого потребуются десятки суток. Запас пищи и воды рассчитан на 4–5 дней, а кислорода и того меньше.
Короткое отступление. Читателю, наверное, знакомо имя Мартина Кэйдина — американского летчика-испытателя, а затем правительственного консультанта по вопросам космонавтики. Этот человек известен еще и тем, что он автор фантастического романа "В плену орбиты". Не стану пересказывать захватывающие коллизии этого повествования о драматических приключениях в космосе. Приведу лишь один монолог "потерянного на орбите".