Загадки звездных островов. Книга 2 (сборник) - Виталий Севастьянов

Я хорошо понимаю всю сложность труда водолаза на большой глубине в обстановке оторванности от корабля, когда возможность оказать помощь весьма ограниченна. Здесь есть много общего с космоплаванием и в снаряжении, и в степени риска. Схожи в какой-то мере и условия работы. Но есть и существенные отличия. К глубине человек привыкает постепенно, с каждым метром погружения приобретается уверенность… В космос же, в мир невесомости, попадают через 540 коротких секунд после старта, и "глубина" до Земли сразу становится равной 250–350 км.

Преодолим ли он, "пространственный страх"? Не охватит ли боязнь падения, страх лишиться привычной ориентировки, опасение потерять связь с самой последней опорой — с самим кораблем? Словом, вставало множество своеобразных и очень сложных проблем. Тревожило и другое: не парализуют ли разум и волю человека древние инстинкты, ранее дремлющие, но разбуженные видом бездонного фантастического океана, в котором все не так, как на земле, все наоборот — нет воздуха, нет опоры, нет веса, нет верха и низа?.. Психологам были известны случаи, когда человек после длительного пребывания в замкнутом пространстве сразу же после выхода из него на широкий простор получал тяжелые психологические травмы. Но то был выход в среду, для нас всех обычную, а теперь…

Не стану пересказывать весь ход этого эксперимента, говорить о его значимости для развития космонавтики. Тогда на НИПе (наземном измерительном пункте), да и потом я размышлял о другом: "Сколько же труда в свои тренировки должен был вложить-Алексей Леонов, сколько мужества проявить в данный момент, чтобы вот так просто, спокойно, без лишней суеты и торопливости, четко и точно выполнить все предписанные программой действия! А ведь это не было обычным и привычным делом. Человек впервые в истории делал шаг в открытое космическое пространство".

Но это еще не все, что предстояло испытать экипажу "Восхода-2". Когда Павел Беляев и Алексей Леонов готовились к возвращению на Землю, они обнаружили, что после отделения от спускаемого аппарата шлюзовой камеры автоматическая система ориентации стала работать не в расчетном режиме. Корабль вместо того, чтобы развернуться на Солнце и застабилизировать свой полет, продолжал медленно и беспорядочно вращаться.

Чтобы возвратить корабль на Землю, необходимо затормозить его движение по орбите. Однако при ошибке в ориентации он не только не затормозится, но даже несколько ускорит полет, что приведет к переходу на новую, более высокую орбиту, с которой спуск на Землю станет затруднительным или даже совсем невозможным. Система ориентации включается автоматически. Обычно это происходит в тот момент, когда корабль находится вне пределов радиовидимости наземных пунктов управления. О том, что на "Восходе-2" эта система не сработала, мы не знали и спокойно ждали сообщения о приближении корабля к Земле. Прямая связь с экипажем, когда корабль проходит плотные слои атмосферы, невозможна. И вдруг в эфире неожиданно прозвучало: "Я — "Алмаз"! Я — "Алмаз"!.."

На какое-то мгновение показалось, что произошла ошибка во времени и мы получили сигнал еще до начала спуска корабля с орбиты. Но все тут же разъяснилось — командир сообщил о неполадках в системе ориентации и попросил разрешения взять управление па себя: сориентировать корабль с помощью ручной системы. Времени на раздумье было мало — каждую минуту корабль пролетал по орбите около пятисот километров — расстояние почти от Москвы до Ленинграда. Но "Алмазы" действовали хладнокровно и точно. "Восходом-2" управлял человек, в котором проснулся орел. И этот человек знал, что в его руках судьба экипажа.

Путь к старту у каждого из нас складывался по-разному. У одних он был сравнительно коротким, у других — долгим. Режим и тренировки, тренировки и режим — недели, месяцы, годы. Полеты на невесомость, пробы на стендах, испытания на выживание, в различных географических зонах, комплексные тренировки на специальных тренажерах, строгий медицинский контроль…

Журналисты, освещающие в прессе космические старты, обычно пишут о мужестве космонавтов во время космических полетов и все внимание отдают герою сегодняшнего дня. О дублерах почему-то писать не принято. Поэтому и хочется обратить внимание на ту сторону деятельности космонавтов, которая подчас остается невидимой, не бросается в глаза, но которая требует от каждого из них огромного напряжения физических моральных сил и, конечно же, мужества ожидания. Не один и не два человека покинули наш отряд только потому, что у них не хватило этого мужества, они не умели и не смогли ждать.

К своему первому старту я шел ровно шесть лет. За это время пришлось выдержать сотни экзаменов. Не счесть тех встреч со специалистами, на которых обсуждались все детали предстоящих работ, довелось принимать участие в подготовке, товарищей, быть дублером… Каждый раз настраивал себя на полную готовность, "переживал" полеты других, как свои собственные, и ждал. В этом ожидании нельзя было растерять накопленного, расслабиться.

Подготовка к полету чем-то напоминает отладку мощного механизма. Нужно трудиться долго и упорно, чтобы он надежно сработал в назначенное время. Конечно же, это сравнение условно. Космонавт тренируется — это "скучная и будничная" работа. Ежедневно выполняет одни и те же операции: десятки, сотни., тысячи раз. И все во имя того, чтобы сработать в космосе безупречно. Формула вроде бы и простая. Но так ли все просто в жизни?

Старт "Союза-4" намечался на понедельник 13 января, на тринадцать часов по местному времени. И порядковый мой номер был тринадцатый. Все это было предметом бесконечных шуток и розыгрышей. Товарищи советовали мне сменить номер, как это делают английские и итальянские футболисты: "С чертовой дюжиной далеко не улетишь!" Я же уверял всех, что тринадцать — мое любимое число и приносит мне счастье. Впрочем, в приметы я не верю. Тринадцать так тринадцать — для меня все равно.

Лифт поднял меня на вершину ракеты. Объявлена часовая готовность. Все идет по плану. Проверяют бортовые системы, переговариваюсь изредка со своим дублером Анатолием Филипченко. Он на связи. И вот проверка закончена, в резерве остается еще несколько минут. Хочется собраться с мыслями, и настроиться на ту самую "волну настроения", которая должна прийти сейчас. Так говорили все, кто стартовал раньше.

Тишина. Все происходящее кажется сном. Или нет, не сном — обычной тренировкой. Такое бывало уже много и много раз. Вот сейчас эта тренировка кончится, я выйду из кабины, получу замечания и задания на следующий день… но нет! На этот раз я в настоящем корабле. Он живет, подрагивают стены, что-то шумит внутри его, постукивает, шипит…

Скоро. Очень скоро! Объявлена десятиминутная готовность. И вдруг:

— "Амур"! Я — "Заря", — нарушает тишину чей-то голос. — Слушай меня внимательно и спокойно. Старт отменяется. Точнее, переносится на завтра.

Это сообщение — что обухом по голове. Мгновенно погасло лирическое настроение. Я как будто вернулся с небес на землю. Шесть лет я шел к этому дню: мечтал, работал, тренировался. И все, оказывается, напрасно. Мысли путались. И все же я взял себя в руки. "Нельзя раскисать, надо держаться!"

Сколько прошло времени — не могу сказать. Наконец за бортом послышался какой-то стук, скрежет, я почувствовал, как открыли люк.

— Не беспокойся, ничего страшного не произошло, — сказал тот, кто первым оказался рядом со мной. — Засомневались в показаниях одного приборчика. Сейчас его еще разок проверят, если нужно — заменят. Ну а завтра, в это же время, полетишь.

— Все правильно, — отшутился я. — Кто улетает в космос по понедельникам, да еще тринадцатого числа!

Все рассмеялись, и обстановка разрядилась.

Вероятность задержки старта или переноса его на последующие дни предусматривается заранее и учитывается при подготовке исходных данных. Обычно сразу намечается несколько "стартовых окон" — отрезков времени, в которые наиболее целесообразен пуск. Годы службы в авиации, полеты на разных типах самолетов, сложные ситуации, которые порой возникали, помогли выработать умение сдерживать эмоции, трезво оценивать обстановку, "торопя и не торопя время", настраивать себя на реальность, тот поворот дела, который зависит в первую очередь от себя.

Ровно через двадцать четыре часа я ушел в космос.

Работа, начавшаяся с момента посадки в корабль, продолжается до самого спуска. Есть перерывы, есть часы сна и отдыха, но работа все равно продолжается. Так не бывает, чтобы Земля и борт сказали друг другу: "Хватит! Больше не будет ничего". Будет! Полет есть полет. Телеметрия идет. Сердце стучит, мозг непрерывно решает какие-то задачи.

О невесомости говорят как о состоянии необычайной легкости. Все это относительно. "Союз-4" обматывал земной шар незримой паутиной витков. Уже несколько часов я чувствовал себя не совсем хорошо: постоянно ощущал какую-то тяжесть в голове. Пока приходилось выполнять предусматриваемые программой задания и эксперименты, пока был занят напряженной работой первых витков и интересными наблюдениями, не очень-то обращал внимание на эти "мелочи". Но вот появилась свободная минута, и прилив крови к голове дал себя знать. Хотелось скорее избавиться от этого неприятного чувства. Но как?