Время Бармаглота - Дмитрий Колодан

Джек сворачивает за угол. Чудовище сидит, обернувшись хвостом. Огромные глаза сверкают тысячами отражений, точно дискотечные шары. Когда Джек входит, извивающиеся усики встают дыбом. Бармаглот ухмыляется во всю пасть.

Стрекочет кинопроектор. На экране за спиной чудовища показывают хирургическую операцию. Крупным планом — огромные руки в резиновых перчатках, скальпели и зажимы, валики окровавленной ваты… Под руками врачей что-то пульсирует, а в центре кадра белеет уродливый осколок кости.

Отражением того, что происходит на экране, перед Бармаглотом лежит выпотрошенное окровавленное тело. Джек видит человеческую руку и длинный чешуйчатый хвост. Остальное — склизкая мешанина из вывороченных внутренних органов, шестеренок и залитых кровью микросхем. Одной лапой Бармаглот что-то двигает и переставляет. Человеческая рука скребет ногтями пол так, что на камне остаются полосы.

Второй лапой Бармаглот ковыряется во рту. Он вцепляется кривыми пальцами в один из клыков и вырывает с мясом. Из кровящей лунки вываливаются клубки тонких как нити червей. Бармаглот сплевывает их вместе со сгустками крови. У Джека перехватывает дыхание от запаха аммиака.

— Чашечку чая? — предлагает Бармаглот. Огромная пасть перекошена в улыбке или злобном оскале. — Ах да! Я и забыл, вы не голодны… Тогда продолжим разговор?

— Д-да…

— Итак, друг мой, на чем мы остановились? Вы спрашивали, кто такой Плотник и откуда взялись моржи… Вас еще интересует этот вопрос?

Джек кивает, а потом, спохватившись, говорит:

— Д-да. Интересует…

— Как видите, друг мой, я подготовился к беседе, — Бармаглот переворачивает изуродованное тело на бок — Это наглядное пособие…

Джек опускает взгляд. Человеческая рука сжимается в кулак, раздирая ладонь до мяса. Длинный хвост извивается как змея, которую придавили каблуком. Шестеренки дергаются и начинают крутиться, наматывая на зубцы белесые жилки.

— Это м-морж?

— Что вы, друг мой! Вы не знаете, как опознать моржа? Боюсь, если дать нашему товарищу хороший галстук, он его испачкает…

— Т-тогда?

— Но в чем-то вы правы, — Бармаглот качает головой. — Вы слышали, что моржи мое изобретение?

— Разве это не т-так?

— Друг мой, я исследователь. Мне интересно слишком многое, чтобы заниматься чем-то одним. Можно сказать, я придумал моржей. Я не открещиваюсь. Но я изобрел колесо, паровоз сделал кто-то еще. Мое изобретение лежит перед вами — специально ради вас, я повторил давний эксперимент.

Джек вздрагивает. От мысли что он, пусть и невольно, обрек несчастное создание на жуткие мучения, становится дурно. Возможно, ужасы, которые видит Джек, лишь морок наведенный чудовищем. Бармаглот мастер врать. Откуда взялись его жертвы, если Бармаглот не способен выбраться из темницы его глаз? Только Джеку от этого не легче.

Чудовище хватает изуродованное существо и швыряет вглубь лабиринта. Легко, словно оно ничего не весит. Джек слышит пронзительный визг, а у существа даже не было рта.

— Друг мой, когда уходит хищник, его место пустует не долго. Но уходит лев и его доля достается гиенам. А гиены они какие? Берут то, что сделано до них… Мои записи, публикации — этого было достаточно, чтобы создать моржей.

— П-публикации?

— Ну, я слегка преувеличил, — Бармаглот фыркает. — Обычно научные журналы отказывались публиковать мои статьи. Но записи были — с тех времен, когда я надеялся на признание моих заслуг. Вы, друг мой, задумывались над тем, куда подевался мой архив?

— Архив?

— Для вас новость оказалась неожиданной, — Бармаглот выгибает шею. Он не видит лица Джека, но наслаждается произведенным эффектом. — А вам стоило бы задуматься. Эти записи имеют большую ценность. Слишком далеко я продвинулся в поисках.

— В п-поисках? Чего?

— Что все ищут, друг мой? Не огорчайте меня!

— К-каждый свое, — говорит Джек.

— А в целом? — Бармаглот ждет, дает Джеку самому сказать.

— С-снарка? — говорит Джек. — Все ради того чтобы поймать с-снарка?

— Замечательно, друг мой, — говорит Бармаглот. — Я рад, что в вас не ошибся!

— Но, — Джек дергает головой. — П-поймать снарка нельзя. Он недостижим.

— Что с того? — Бармаглот пожимает костлявыми плечами. — Процесс важнее, чем результат. Друг мой, теперь вы удовлетворены? Вы получили ответы на свои вопросы?

Джек молчит. По правде говоря, он не получил ответа ни на один из своих вопросов, а те на которые получил — не задавал. Но ничего другого от этой беседы он не ждал. Бармаглот мог бы рассказать все прямо, но ему не интересно.

— А П-плотник? — спрашивает Джек.

— Ну… — обиженно тянет Бармаглот. — Неужели до сих пор не ясно? Я, друг мой, раскрыл карты — осталось взглянуть на расклад.

— Архив, з-записи, — говорит Джек. — Когда мы… в-встертились их не было с в-вами?

— Если б они были со мной, — говорит Бармаглот. — Они бы со мной и остались. Но нет, я их держал в надежном месте.

— Н-надежном?

— О да! Всюду скалы, провалы и рифы, — Бармаглот вздыхает. — Но что поделаешь, надежных мест не существует…

Джек моргает, видит деревянную ножку стола, разлитую лужу пива. Слышит резкий кислый запах.

— Эй! — доносится голос полковника. — Вставай!

— Погляжу, вам пора? — усмехается Бармаглот. — Тогда до следующей встречи, друг мой…

Бармаглот сторонится, давая пройти к зеркалу-выходу. Отвислое брюхо оставляет на полу влажный след.

На экране камера дает общий план. Джек видит врачей, в заляпанных кровью халатах. Зеленая линия на кардиографе дергается, как в припадке.

Еще Джек видит лицо пациента. Свое лицо.

26. Деловое предложение

Ночной ветер хлопал дверью кафе. От каждого стука Фиона вздрагивала и сжималась, боясь обернуться. Все что ей хотелось, это раздобыть заветный пузырек с надписью «Выпей меня». Выпить и стать совсем крошечной. Тогда можно будет спрятаться где угодно, забиться в самую неприметную нору. Тогда Плотник ее не найдет. Наверное.

Прошло несколько часов, с тех пор как она убежала от Плотника. Чудовищных часов, наполненных липким страхом. Ее до сих пор трясло, Фиона даже не пыталась убедить себя, что от холода. Каждую секунду она ждала, что за спиной послышится скрип ботинок и сухой голос скажет, что так надо. Потом будет вспышка боли и пустота. В той пустоте не останется ни холода, ни страха. Всего-то и надо — немножко потерпеть. Но Фиона помнила, что случилось с полисменами. И она не искала пустоты. Никогда прежде она так не хотела просто жить.

Ноги сильно болели, Фиона едва не плакала. Она убежала из дома как была — босиком, в одной футболке и легких джинсах. Несколько часов безумных метаний, попыток спрятаться или замести следы, и Фиона сбила ступни до крови. Словно кто-то заранее посыпал улицы крошевом из битого стекла. Глазом не увидишь, но ноги чувствуют. Теперь Плотник мог легко найти ее по следу из темных капель.

Двумя руками Фиона держала горячую кружку с кофе. Изредка отпивала — ровно столько, чтобы растянуть кофе еще на пару часов. Денег купить вторую чашку у нее не было. За эту она отдала золотую сережку; не самая удачная сделка, но Фиона не стала торговаться. Когда кофе закончится, ее выставят за дверь. Однако о возвращении домой Фиона не думала. Она думала о том, где искать Джека.

Кроме нее в кафе было два человека. Между красными и белыми столиками прохаживалась толстая официантка, засыпая на ходу. Да за стойкой сидел невысокий толстячок в мятом костюме. Когда он вошел, Фиона чуть с криком не выскочила из кафе. Но для моржа он был мелковат, да и выглядел слишком неопрятно. На Фиону он не взглянул — заказал пиво и уткнулся в телевизор.

Фиона плохо представляла, где искать Джека. Одно она знала наверняка — в полицию она не пойдет. Полиция уже пыталась ее защитить. Ходить по городу, всматриваясь в лица прохожих? Но так она Джека не найдет, а если и найдет — не узнает. Джек может оказаться кем угодно — человеком-устрицей, толстячком за стойкой, сонной официанткой. Оставалось надеяться, что он сам найдет ее. Фиона не сомневалась, что так и будет. Нужно только чуть-чуть продержаться.

Ее мысли прервал дребезжащий голос.

— Мисс, а вы не думали принять участие в конкурсе красоты?

Облокотившись на стойку, толстячок смотрел на девушку.

— Что?

— Я спросил, мечтали ли вы принять участие в конкурсе красоты? — толстяк широко улыбнулся.

Фиона напряглась. До входной двери метров пять — если вскочить сейчас, она успеет выбежать из кафе, прежде чем толстяк опомнится. Но у нее не осталось сил, чтобы бежать.

— Погодите! Я знаю, о чем вы подумали, — сказал толстячок. — Смею вас заверить — я не морж. Сами проверьте — настоящее сердце и никаких шестеренок.

Он постучал себя по груди.