Елизавета I - Кэролли Эриксон

и стараясь не наклоняться слишком низко, начинает тщательно выводить буквы. «Держите голову, — говорилось в одном наставлении по правописанию, — как можно выше; в противном случае в глаза и мозг попадает желчь, отчего проистекают многие заболевания, а также близорукость». Начинающий постепенно овладевает сначала алфавитом, потом научается писать слова молитвы, потом заповеди, потом «во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь». Далее следуют более длинные периоды, возможно, переводы с латыни и, наконец, с английского на итальянский и французский.

Так протекало детство Елизаветы — дочерний долг, сдержанность, полезный досуг, начала классического образования. И вдобавок ко всему этому — религиозное воспитание: утренние и вечерние молитвы, чтение Библии и Молитвенника, формирование взгляда на мир как на творение Бога, оскверненное грехами человеческими, которые Создатель искупил смертью своего сына.

Елизавету учили не столько почитать ту или иную церковную доктрину как таковую, сколько глубоко и твердо верить в ключевые ценности христианства: воплощение, смерть и воскресение Христа, чудо освящения хлеба и вина, прикасаясь к которым прикасаешься к самому сыну человеческому, обещание загробной жизни. Когда Елизавета вела себя плохо, ей напоминали о рае и аде, о «рогатом и волосатом чудище, пожирающем в аду непослушных детей», и о том, что «дети хорошие попадают прямо в рай и танцуют там с ангелами».

Таков был духовный мир Елизаветы-девочки, таковы были идеи, формировавшие ее самосознание. «Чистое, нетронутое сознание ребенка, — писал Эшем, — подобно мягкому воску оно воспринимает все лучшее, все самое справедливое; и подобно сверкающему серебряному блюду, к которому никто еще даже не прикасался, оно воспринимает и сохраняет в чистоте все, что в него заложено». К пятнили шестилетнему возрасту «чистое нетронутое сознание» Елизаветы уже испытало сильное и долговременное воздействие; со временем оно будет только крепнуть и облагораживаться, не меняясь в своих фундаментальных основах.

В начале 1540 года, когда ей было шесть лет, Елизавету привезли во дворец на торжество исключительной важности — ее отец праздновал свою четвертую женитьбу. На сей раз невестой была иностранка, хрупкая светловолосая сестра герцога Клевского.

Джейн Сеймур, мать Эдуарда и третья жена короля, умерла через несколько дней после родов, и по прошествии более чем двухлетнего вдовства Генрих из политических соображений решился на новый брак. Его будущая жена, Анна Клевская, происходила из герцогства, которое могло похвастать большим числом наемников и важным стратегическим положением, необходимыми на тот случай, если все же разразится война между Англией и Карлом V Габсбургом. В день официальной встречи в Гринвиче на Анне с ее «твердым и решительным выражением лица» был украшенный жемчугом капор, а стройную фигуру облегало некрасиво, по их мнению, сшитое немецкое платье, что отнюдь не поднимало ее в глазах англичан. Все же, несмотря на довольно неудачный дебют, брачный союз был заключен, и Елизавете теперь пришлось привыкать к очередной матроне, занимающей рядом с отцом место ее матери.

Вряд ли мачеха так уж сильно ей понравилась. По-английски она почти не говорила, и окружали ее краснощекие иностранцы с совершенно непроизносимыми именами вроде Фрейсвидур, Хохштайн или Шварценброх. Тем не менее не было в поведении королевы Анны ничего такого, что объясняло бы решение короля расстаться с ней буквально через несколько месяцев после женитьбы. Елизавете вряд ли могло прийти в голову, что за этим шагом стоит чисто физическое отвращение, и уж должно быть, несомненно, она была удивлена стремительностью, с которой на месте Анны оказалась пятая жена, Екатерина Хауард.

Новой королеве не исполнилось еще и двадцати; это была цветущая, едва вступившая в брачную пору девушка, чувственность которой заставила короля снова ощутить себя молодым. Похоже, он был совершенно без ума от своей новой пассии, что подтверждалось как богатыми дарами — платья, ожерелья, драгоценности сыпались на нее нескончаемым потоком, — так и постоянной лаской. Родичи Екатерины сполна получили назад то, что утратили с опалой Анны Болейн, этого проклятия семьи, и благодеяния каким-то образом коснулись и Елизаветы.

Она состояла с новой королевой в близком родстве — ее бабушка по линии Хауардов была теткой Екатерины. Насколько они сблизились, сказать трудно, но известно, что Елизавета совершала прогулки на личной яхте Екатерины, а весной 1541 года провела с ней немало времени в Челси, где на побережье находилось поместье короля. Можно не сомневаться, что королева Екатерина хоть в какой-то степени делилась с падчерицей подарками, которыми осыпал ее Генрих. Драгоценности Екатерины было не перечислить — на небольшой склад хватило бы, — так что она вполне могла позволить себе расстаться с какой-нибудь безделушкой, допустим, с брошью, или крестиком, или четками «с крестами, кисточками и изображениями апостолов».

По мере того как Генрих менял жен, в Европе оживился интерес к Елизавете как к потенциальной невесте. Занимаясь в 1538 году поисками новой королевы, которые привели к женитьбе на Анне Клевской, Генрих не забывал и о детях. Елизавета оказалась включенной в хитроумную брачную схему, согласно которой ее отцу, брату и сестре предстояло брать жен и мужей из круга родственников Карла V (правда, император сообщил через английского посла, что, коль скоро дело касается Елизаветы, он, учитывая «обстоятельства жизни и смерти ее матери», должен дополнительно обдумать этот вопрос).

Впоследствии, когда королевой стала Екатерина Хауард, незаконнорожденность обеих дочерей Генриха VIII стала камнем преткновения в брачных переговорах с французами. «Дофину, — надменно говорили французские посланники, — приличнее жениться на самой последней из аристократок, лишь бы она была законнорожденной, чем на женщине из самой родовитой семьи, но незаконнорожденной». Столкнувшись с такой позицией, Норфолк не советовал им даже рассматривать Елизавету в качестве возможной партии для герцога Орлеанского. «Репутация королевы Анны, — говорил он, — такова, что ее дочь, согласно общему мнению, является незаконнорожденной; о том же свидетельствует и парламентский акт». К тому же Елизавета была последней из детей короля по линии наследования.

Пока решалась эта проблема, в чувствах короля произошел очередной решительный перелом. Через полтора года после женитьбы стало широко известно, что, выходя за Генриха, Екатерина Хауард не была девственницей, а многие утверждали, что она и потом изменяла ему. В результате саму Екатерину удалили, любовников ее казнили, а нескольких родственников бросили в тюрьму. Леди Рошфор, жену казненного Джорджа Болейна и тетку Елизаветы, осудили как пособницу королевы в ее амурных похождениях.

Стремительное падение Екатерины Хауард напомнило многим современникам драматический конец ее кузины Анны Болейн; иные только головами покачивали, говоря об удивительном сластолюбии женщин из семьи Хауардов. Оживились старые воспоминания, и дочь Анны Болейн вновь стала объектом тайного недоброжелательства.

Елизавета, которая в свои восемь с половиной лет начала осознавать, как страшно обошелся ее отец с матерью, ощутила