Я дрался на Т-34. Третья книга - Артем Драбкин

Прямо на заводе формировался маршевый батальон, в нем распределялись по экипажам, получали танки, пристреливали оружие на полигоне, водили немножечко – и на фронт.

Нас где-то числа 25 августа, я уж точно не помню, погрузили на эшелон. Куда, чего? Нам же не говорят… Начальство там, может, что-то и знает, а мы-то ничего не знаем. Какие мы тогда еще начальники были? Пацаны совсем! Слух ходил, что якобы наш эшелон в Иран направляют. Ну, в общем, никакого Ирана не получилось. До Качалино доехали и разгрузились. Сталинградский фронт!

Попали мы в 7-й танковый корпус, 87-я танковая бригада. Командовал этой бригадой Василий Иванович Егоров. В то время – подполковник. Корпус наш состоял из трех танковых бригад. Была 3-я гвардейская танковая бригада тяжелых танков. 62-я бригада средних танков – Т-34 там были и легких немного. А наша 87-я – она из легких танков состояла. Ну а я принял танковый взвод на Т-70.

Ты же, конечно, помнишь, что Паулюс прорвался к Сталинграду в августе. Они форсировали Дон в районе Вертячьего и Песковатки и рванули на Волгу, на Рынок. Начались бои за город.

Нам была поставлена задача атаковать с рубежа Степной – Самофаловка – Котлубань. 1-я гвардейская армия и наш корпус должны были через Котлубань, Конный разъезд – выйти к Гумраку, где соединиться с 62-й армией.

Выполнить эту задачу нам, прямо сказать надо, не удалось. Почему? Главная наша беда заключалась в том, что у нас почти не было авиации. Вот в этот период я на фронте своих самолетов почти не видел, а немцы висели над нашими головами постоянно. Хозяйничали как хотели. Как только рассвет, так начинают – вот они прут, самолеты! Партиями и по двадцать, и по тридцать штук. Из люка смотришь, как только первый на крыло свалился, я на глаз уже мог определить, что это наши или не наши. Если наши, тут же говорю:

– О… ребята… газу!

Мы-то еще броней хоть как-то от пулеметов и осколков защищены. А вот пехота бедная! В корпусе была мотострелковая бригада, бойцы которой придавалась нашим бригадам как десант. На танк обычно садилось отделение, человек десять. Командир отделения подчинялся командиру танка.

Трижды мы пытались атаковать, и безрезультатно. За 3–4 дня продвинулись на 2,5–3 километра. Бои были исключительно тяжелые. Пехота гибнет. С каждым днем все меньше и меньше становится людей, да и танков тоже. Причем немцы, они же не дураки: и воевать их учили, и летчики их знают, что лобовая броня и башня у любого танка мощнее, чем задняя или бортовая. Поэтому Ю-87 главным образом стремились заходить сзади. Норовили в люк трансмиссионный попасть. А попасть из двух пушек не так уж и трудно по танку. Тем более зениток у нас нет, ему никто не мешает. Так они чуть ли не башню колесами доставали! А что? Пробил броню и – фух! – факел. Таким образом, танки горели, и очень много. Потери от противотанковой артиллерии были, но не такие большие.

Ну, немцы, конечно, никакими бутылками не бросали в нас – у них их совсем не было. Противотанковые гранаты – как у нас солдаты чуть ли не под танк лезли, чтобы их бросить, но это средство очень неэффективное. Это не только психологически, это и физически невозможно. Ведь что такое наша противотанковая граната? Это два килограмма. Ее мужик крепкий самое далекое мог бросить метров на 18–20. А взрыв у нее какой? Большинство гибло от взрыва своей же гранаты. Вот если танк через окоп проехал, тогда ему на трансмиссию ее бросить можно. Ну так в танке тоже не дураки сидят. Танк норовит крутануть, чтобы тебя в окопе задавить.

К октябрю продвинулись еще километра на два. Дальше не пускают. Противотанковая артиллерия стоит на обратных скатах высот, и только танк покажется на гребне, как его расстреливают. Очень много потерь было.

2 октября мне исполнилось 19 лет. Я, кстати сказать, и забыл, что это день рождения. Потом только опомнился. Ну, опомнился, а что дальше-то?! Ничего.

До Конного разъезда мы дошли, и все – у нас уже и танков почти не осталось, а мотострелковая бригада почти вся полегла. Из моего взвода сгорел только один танк вместе с экипажем. Командиром на нем был Витька Рипринцев. Мы в училище вместе с ним были. Погиб. Механик тоже погиб. Если говорить об этом, то, конечно, много людей погибло. Боев не бывает без жертв, но, конечно, при умелом руководстве их могло бы быть и меньше. А что сделаешь – к тому времени мы еще и воевать-то как следует не научились.

Ну что… задачу прорваться к Чуйкову мы не осилили, но помочь мы здорово помогли (это теперь, в зрелом возрасте, я так рассуждаю). Я так думаю, что задача была поставлена так: «Прорвитесь к Чуйкову. Войдите в город, и корпус будет воевать в самом Сталинграде в подчинении Чуйкова. Ну, а коль скоро этого у вас не получится, то вы хотя бы оттянете на себя часть сил Паулюса и тем самым дадите возможность переправиться с левого берега дивизиям». Вот с этой задачей мы справились. Помогли Чуйкову отстоять город, потому что немцам пришлось большое количество сил отрывать на отражение наших атак.

– Как с радио в танках было в 1942-м?

В 1942-м никакого радио на линейных танках не было. Хорошо, если у командира батальона рация была для связи с комбригом. Радиостанции стали у нас ставить на танки после Сталинградских боев, перед Курской битвой. Тогда у командира роты, у взводных уже стояли рации. На командирские танки ставили рации 10РТ. Хорошие кварцевые радиостанции. Кварц ставился в гнездо на определенную частоту и на двух винтах закреплялся. То есть в бою настройка не соскочит.

– Мат в эфире был в бою?

Ну куда ты денешь нашего мужика русского? И начальники матюкались почище нашего брата. Взять командира бригады или командира батальона. Ведь на нем ответственность, он за всех отвечает, и он видит: какой-то танк что-то мудрит – не туда повернул, ну и…

Нас вывели из боя где-то 18 октября. Остатки корпуса отвели на железнодорожную станцию Качалино. Погрузили и повезли под Саратов, в Татищево. До начала декабря месяца пополнялись людьми, техникой. Получил во взвод еще один Т-70, а потом поехали обратно – погрузились в Татищево в эшелон – и на знакомую станцию Качалино. Тут мы поступили в 5-ю ударную армию, под командование генерал-лейтенанта Попова. К этому времени уже наши окружили Паулюса. Наступили морозы – сопли потекли у немцев. Не зря же эти соломенные лапти они носили и на себя любую тряпку тащили. Конечно, им было очень кисло!

Переправились мы через Дон южнее Калача. Нашему корпусу была поставлена задача ликвидировать плацдарм у Нижнего Чира. 12-го числа мы в ночь переправились и вышли на исходные позиции. Утром 13 декабря рванули вперед. Для немцев это было совершенно неожиданно. У них оборона там была хорошая, капитальная. Прямо надо сказать, они устраивались не так, как мы, – у них обязательно в блиндажах чугунные печки. Ночью, несмотря на морозы, хорошо отдыхать. В траншеях оставались только дежурные, которые периодически пускали ракеты – освещали, чтобы не подползли.