Пепел Снежной Королевы - Хакимова Эля

Но владельцы (двоюродный брат и дядя матушки, предпочитавшие проводить время в поместьях или Лондоне) в них так редко появлялись, что Корки чувствовал себя здесь почти полновластным хозяином. Насколько это было возможно.

Эдинбург с опустевшим теперь Холируд Пэлис, с многоэтажными домами, скученными в ограниченном крепостными стенами пространстве, был довольно унылым местом.

В городе запрещались зрелища, спектакли, танцы, быстрая ходьба и праздное глазение из окон. Однако, несмотря на то что и пьянство было запрещено также, карета с приезжими в этот поздний час с трудом продвигалась среди разных компаний, торопливо, но не очень твердо разбредавшихся по домам.

Остановившись в самом узком месте улицы, Корки и мистер Ролли выбрались из кареты, продолжив путь среди пестрой толпы уже пешком.

Мистер Ролли, прижимая к себе неизменный узелок, с сундуком, притороченным к спине, все еще ворчал себе под нос, перечисляя многочисленные беды и несправедливости, щедро изливавшиеся на его несчастную голову в течение жизни.

– Берегись воды! – весело прокричала сверху служанка.

– Придержи руки, – поспешил ответить Ролли, торопливо отбегая в сторону от опасного окна, из которого не замедлил низвергнуться вниз на камни мостовой поток нечистот, скопившихся в доме за последние сутки.

К счастью, наши путешественники уже подошли к нужному зданию и, с облегчением вздохнув, стали подниматься на свой этаж. С улицы слышалась отменная брань, которой нерасторопные награждали жителей домов, выливавших на головы гуляк содержимое ночных горшков.

Еще бы не поупражняться в ругани, если учесть немалую стоимость громадных и дорогих париков, в первую очередь страдавших от этих дурных осадков.

Шотландские города больше походили на французские, чем на просторные английские поселения с широко раскинувшимися предместьями. В тех предместьях проживали в собственных домах при садах и парках благородные господа и зажиточные дельцы.

Тогда как в Шотландии джентльмену зачастую опасно было проводить ночь вне защиты городских стен. Эдинбург был типичным примером города французского типа, который держался своих границ. Ради большей безопасности и удобства обороны он рос ввысь, а не в ширину.

Корки скучал по тонким в обхождении европейским дворянам, многочисленным увеселениям и замысловатым новинкам последней моды блистательного Парижа. Вот уж где знали толк в хороших винах, прекрасных женщинах и ювелирной многогранности благородного искусства фехтования.

Справедливости ради требовалось признать, что, где бы он ни жил, его смутное происхождение внушало презрение истинным аристократам. Это заставляло Корки особенно трепетно относиться к вопросам чести и ни на секунду не забывать о пропасти, отделявшей его от всех остальных представителей круга, в котором он вращался.

Прелестнейшие дамы, ради интереса заводившие с ним кратковременные связи, ничуть не гнушались его общества наедине, но в свои дома и семьи вводили гостя на жалких правах шута или ловкого в исполнении различных поручений иностранца.

– Ролли, – опомнился от глубоких раздумий Корки, когда камердинер разложил вещи и разжег огонь в камине, весьма нелишний в этот прохладный весенний вечер, – немедленно раздобудь мне последние выпуски «Газетт» и «Курант».

– Но, господин… – Не ожидавший такого вероломства Ролли едва не выронил жустикорп [10] хозяина. Выглянув из гардеробной комнаты, он скорбно посмотрел на Корки. – Уже ночь, где же я достану вам газеты?

– Ступай-ступай. Заодно позаботься о нашем ужине. Я полагаю, Мэтти будет рада помочь тебе и с тем, и с другим.

– Ну, если уж вам так не терпится… Оно, конечно, не мешало бы подкрепиться с дороги. – Воспоминания о миловидной хозяйке, управлявшейся в квартире на одном из нижних этажей, приободрили камердинера.

Хотя, в общем и целом, Мэтти и по годам, и по красоте значительно уступала Мэри, бесспорной фаворитке в сердце Ролли. Но теперь он весьма нуждался в утешении. А его желудок – в сытном обеде.

Состроив мученическую мину, всем своим видом изображая покорность ударам судьбы, он поплелся к двери. Через секунды послышались звуки веселой песенки, которую напевал мистер Ролли, спускаясь по лестнице вниз.

Глава 13

Дом все больше выбивается из-под контроля. Двери стучат, окна сами по себе открываются и закрываются, ну как здесь не поверить в привидения? Хорошо хоть призраки не очень возражают против тех ролей, которые им определил я.

Только девочка слишком уж упряма. Ну что она нам напишет? И почерк у нее непослушный. Три листка испортил, пока получилась записка.

Чашку надо склеить во что бы то ни стало. Уже почти восстановленная, она стоит, ожидая, пока найдется осколок с проклятой буквой «б». Но осколок куда-то закатился и никак не желает отыскиваться.

Пирог удался, только как он оказался в духовке? Не сам же он туда забрался… Странно, что сроки годности у продуктов в брошенных хозяевами магазинах не прошли.

Сколько же времени назад мир лишился людей? Как давно уже я остался единственным из живых? Может, я не один, может, кто-то есть еще?

– Папа, что ты делаешь? – Куки стояла на пороге кухни и наблюдала, как отец на четвереньках скрупулезно обследует пол.

– Да так, понимаешь… э-э-э… – Неуклюже поднявшись, он с независимым видом уселся за стол и спрятался за утренней газетой. – Пей кофе, пока не остыл. Я сделал тосты…

– Спасибо. – Озадаченная Куки, наполнив свою чашку, села к столу.

– Куки, можно спросить? – прочистив горло, неловко приступил отец. Они оба старательно отводили глаза от недоклеенной чашки, стоявшей рядом с корзиной яблок. – Почему ты перестала рисовать?

– Потому что у меня нет таланта. Тосты вкусные, спасибо. Я, пожалуй, пойду сегодня пораньше. У меня… встреча с подругой.

– А что за подруга?

– Роузи, ты ее не знаешь, – соврала наобум Куки.

– Ах, прекрасная Розамунд. Как же не знаю, вы вместе учились в колледже, не так ли?

– Папа! – Куки была изумлена. – Не помню, а разве вы знакомы?

– Ну конечно! Ты забыла, как мы втроем пили чай, когда она приходила сюда однажды. Вы тогда готовились к какому-то зачету, – старательно вспоминал отец. – Приятная, воспитанная девочка. Помню, она считала, что у моей маленькой Куки есть настоящий талант.

Роузи считала, что у Куки талант. Вот это да! Куки попыталась припомнить, по каким же признакам ее отец мог прийти к выводу, что Роузи, умница и красавица, считала талантливой ничем не примечательную, серую и нескладную Куки.

Таинственная записка! Вспомнив о вчерашнем недоразумении с пирогом, Куки бросилась в свою комнату в поисках записки. Та лежала на столике.

Медленно подойдя, Куки дрожавшими от чего-то руками взяла маленький клочок бумаги. Еще не прочитав ее, она поняла, что писала сама. Почерк принадлежал ей, вне всяких сомнений.

«Привет, капитан! Мне надо срочно вернуться на работу. Если я не успею к семи – поставь, пожалуйста, пирог в печь, температуру и режим я уже установила. Пока-пока!»

«Хотя видно, что я торопилась, когда писала эту странную записку, почерк бесспорно мой. Что за чушь! Куда я могла торопиться? Это писала не я. Или я сошла с ума. Я сумасшедшая?»– Смяв блокнотный листок, Куки в растерянности опустилась на кровать.

Посидев в полном оцепенении без единой мысли несколько минут, она вспомнила о работе и, схватив свитер, побежала к дверям. Выскочив на улицу, тут же завернула обратно. Дождь лил как из ведра, выходить на улицу без зонта нечего было и думать.

В последнюю минуту, спасая свою безупречную до недавнего времени репутацию, Куки ворвалась в лавку и обрадовалась, не увидев в зале Питера. Торопливо повязав фартук, она принялась за свои ежедневные обязанности.

Поливая цветы, разбирая заготовки для букетов, переплетая рамочки из гибких прутьев, она неустанно размышляла о странной записке и ее таинственном авторе.