Черное безмолвие - Кирилл Кудряшов

Однако, прежде, чем рвануть на двухкилометровый заезд до завода, не лишним будет побеседовать с Бомбоделом с глазу на глаз. Успокоить его, что ли, после того, что он видел… Не хочется, что-то, чтобы за моей спиной сидел человек, считающий меня чудовищем и жестоким убийцей. Даже если таковой я и являюсь на самом деле. Не хочется….

— Антон, ты в Бога веришь? — издалека начинаю я.

Он неохотно отрывается от созерцания дымящейся чашки чая, но все же отвечает.

— Да.

— А в Высшую Справедливость? В то, что каждому воздастся и на Земле, и на Небе, по его заслугам? Веришь в то, что все, что не делается — все к лучшему?

Он немного ошарашен таким обстрелом вопросами, но все же отвечает, немного подумав:

— Верю. Верю в то, что неисповедимы пути Господни, вот только, что все к лучшему — не совсем. Я бы сказал, что все, что ни делается — все не зря. Все так задумано Там, Наверху, и нам об этом не стоит и задумываться, ведь Божий промысел понять мы все равно не сможем.

— Хорошо сказано. — соглашаюсь я. — Значит, ты веришь и в то, что я убивала сегодня не по тому, что мне так захотелось, а по тому, что Господь хотел, чтобы я убивала?

Его зрачки сужаются не то от злости, не то от испуга. Не ожидал он такого поворота беседы… Ой, не ожидал…

— Я верю в то, — холодно отвечает он, — Что вы убивали, чтобы спасти свою шкуру, ну и мою, конечно, за компанию.

Идиот! Будь я одна, я бы не стала ввязываться в драку. Им не догнать бегуна в его Доме — Черном Безмолвии, а уж если бы и догнали — быстро пожалели бы об этом. Но устраивать побоище я бы не стала, это точно.

— Верю в то, — продолжает Бомбодел, — Что все убитые вами, погибли не зря, что так было надо. Но знаете во что я не могу поверить при всем моем желании? В то, что Бог создал вас по образу и подобию своему. Людей — да, но не бегунов. Он не допустил бы существования на Земле людей, питающихся себе подобными!

— Значит, бегуны — от Дьявола?

— Если он существует, то да.

— А если нет?

— Если нет, то… То тогда существование бегунов говорит о том, что Бог отвернулся от нас, забыл о своих детях. Он не позволил бы бегунам быть такими, какие они есть.

Теперь уже я злюсь по-настоящему. Он не понимает! Не хочет понять, что и мне не доставляет особого удовольствия жить с клеймом «каннибал» на лбу, что и я не хочу убивать ради того, чтобы жить самой, не хочу жить по Закону Джунглей! Впрочем, джунглей теперь нет, и Закон Джунглей теперь именуется Законом Черного Безмолвия. И у меня нет выбора — жить так, или никак, а я ненавижу, когда кто-то, пусть даже и сам Бог, решает за меня, что мне делать и как жить дальше. Ненавижу! И ведь еще совсем недавно он сам мечтал о том, чтобы оказаться бегуном! Вот оно, как все повернулось в его душе, едва он увидел отрицательные стороны нашей жизни.

— А если бегуны — последний шанс человечества? Новая ветвь эволюции, позволяющая жить в Черном Безмолвии? Ведь когда отступили моря, рыбы вышли на сушу, когда пришли ледники — мамонты обросли шерстью. — говорю я.

— А если вы — кара, наложенная на нас Богом? Господь обещал не судить больше Землю водой, и устроил нам суд огнем — ядерной войной. А тех, кто выживет, уничтожат бегуны! Может вы и не порождения Ада, а Божьи твари, как и все мы, но ведь все в этом мире служит Богу, и не все из этого мне нравится.

— Я спасла тебе жизнь?! — выкрикиваю я, поднимаясь из-за стола, и тут же сажусь обратно, поняв, что своими словами он сам завел себя в тупик. — То есть, как бы ни были чудовищны на твой взгляд бегуны, мы все равно Божьи твари? Все, что не делается, все не зря?!

— Да. — он сникает. — Все не зря…. Но не все к лучшему!

— Вставай, поехали. — говорю я, чуть улыбнувшись ему. В самом деле, что бы он там ни думал, я, ведь, не чудовище. Да и вообще, если Господь и создал бегунов за тем, чтобы они стали орудием его Суда, то нам об этом думать все равно не стоит. Бесполезно! Нам не понять Божий промысел.

Я выхожу на мороз, и Бомбодел, на ходу натягивая громоздкий антирадиационный костюм, пытается попасть ногами в штанины из свинцовой ткани. Сажусь на снегоход и поворачиваю ключ зажигания, не считая нужным даже попрощаться с пригревшими нас постовыми. В конце концов, это часть их службы. И мы, и они, солдаты, пусть у меня и нет воинского звания, и вообще я числюсь не в боевом отряде, а в отряде снабжения. Бомбодел садится позади меня, держа в руках шлем, и прежде чем одеть его, трогает меня за плечо.

— Что?! — перекрикивая рокот снегохода, рычу я, обернувшись.

— Ира, знаете… — я почувствовала легкий укол в сердце — первый раз он назвал меня по имени. — Вы не подумайте, я не забуду о том, что вы спасли мне жизнь. Никогда…

— Ты доверяешь мне? — смягчившись спрашиваю я.

— Я боюсь вас. — отвечает он, но чуть подумав, добавляет, — Но доверяю.

Это-то мне и нужно. Не любовь, не дружба — доверие.

— Поехали! — кричу я, рывком трогаясь с места, и, заломив крутой вираж даже машу рукой двум вышедшим на мороз постовым, на радостях… — Эй, ребята! Наша служба и опасна и трудна?!..

Один из них робко машет мне в ответ. То ли боятся меня, то ли просто не поняли шутки. Но главное — и они доверяют мне. Боятся так, что никогда не рискнут даже пожать мне руку — вдруг вопьюсь в нее зубами, но если я прикажу — пойдут за мной в огонь и в воду. Впрочем, в огне они уже побывали, прямо сегодня.

Глава 3

Летим! Снегоход несется по Черному Безмолвию, едва касаясь его своими гусеницами — совсем как я всего пару часов назад. Грузовик оставили постовым — через несколько часов придет новая смена, а старая отгонит его на завод, в ремонт, а нам нужно как можно быстрее добраться в заводской бункер, повидаться с Сырецким, директором завода. Когда-то, до войны, быть директором завода, означало воровать, заниматься переговорами с партнерами, да отдавать распоряжения: того уволить, а тому — дать премию. Теперь же Петр Михайлович, согласившись занять это место, фактически принял на себя не только завод, а весь город целиком. Нет, города, конечно, давно нет, от него осталось одно название, да одиннадцать бункеров с населением под тысячу человек максимум каждый. Он отвечает и за жизнедеятельность завода, и за обороноспособность города как от заморской опасности в виде воздушных атак, так и от опасности местной, в виде мародеров, к которым теперь примкнул и один бегун.

Нужно уговорить Сырецкого отправить мобильный отряд на защиту «восьмерки». Телеграмму с поста я уже дала — короткую и сжатую: «востриков антон со мной тчк столкнулась с крупным отрядом мародеров тчк с ними обученный бегун тчк по моим сведениям возможно нападение на восьмерку тчк». Эта телеграмма уже наверняка у него на столе, и он уже сейчас думает, что теперь делать, Сырецкий вообще мужик толковый — с ним приятно иметь дело. Думает быстро, решения принимает кардинальные и, как правило, верные… Ему бы дар бегуна — цены бы ему не было.