Город священного огня (др. перевод) (ЛП) - Кассандра Клэр

За Джулианом шла девочка лет десяти, ее рука крепко сжимала мальчика того же возраста. Волосы девочки были темно-коричневые, а у мальчика спутанные черные кудри, которые практически закрывали его лицо. Разнояйцовые близнецы, догадалась Клэри. За ними шла девочка, которой, должно быть, было лет девять, лицо у нее круглое и очень бледное, а по бокам коричневые косички. Все Блэкторны – а семейная схожесть была поразительной – были в недоумении и напуганы, за исключением, наверно, Хелен, на чьем лице отображалась смесь ярости и печали. От выражения горя на их лице, у Клэри саднило сердце. Она подумала о своей власти с рунами, желая, чтобы она могла создать одну такую, которая бы смягчила удар от потери. Существовали руны скорби, но только чтобы почтить умершего, также были и руны любви, как обручальные кольца, символизирующие узы любви. Ты не можешь при помощи руны заставить кого-то себя любить, и ты не можешь при ее помощи смягчить чью-то боль также. Столько много магии, подумала Клэри, и ничто не соберет разбитое сердце.

– Джулиан Блэкторн, – сказала Джия Пенхаллоу, и голос ее был мягким. – Выйди вперед, пожалуйста.

Джулиан сглотнул и кивнул, передавая маленького мальчика, которого он держал на руках своей старшей сестре. Он сделала шаг вперед, его взгляд метнулся к помосту. Он явно искал кого-то еще. Его плечи как раз начали опускаться, когда еще одна фигура бросилась к возвышению. Девочка, также лет двенадцати, с запутанными русыми волосами, которые спадали по ее плечам. На ней были джинсы и футболка, которые не совсем подходили, и ее голова была опущена, будто она не могла выносить, что так много людей смотрели на нее. Было очевидно, что она не хотела быть там – на помосте, или, возможно, даже в Идрисе – но как только Джулиан ее увидел, то, казалось, сразу расслабился. Взгляд, полный ужаса, исчез с его лица, когда она подошла и встала рядом с Хелен, лицо опущено и повернуто в другую сторону от толпы.

– Джулиан, – сказала Джия, по-прежнему с нежностью в голосе, – не мог бы ты кое-что для нас сделать? Не мог бы ты взять Меч Душ?

Клэри выпрямилась. Она уже держала Меч Душ, она чувствовала его тяжесть. Холодный, словно клещи в твоей коже, вытягивает из тебя всю правду. Ты не сможешь солгать, если в руках у тебя Меч Душ, но правда, даже если ты ее хотел рассказать, причиняла боль.

– Они не могут, – прошептала она. – Он ведь еще ребенок …

– Он старший из детей, которые сбежали из Института в Лос-Анджелесе, – сказал Джейс, затаив дыхание. – У них нет выбора.

Джулиан кивнул, его тоненькие плечи держались ровно.

– Я возьму его.

Роберт Лайтвуд прошел за кафедрой и подошел к столу. Он взял Меч и повернулся, чтобы встать перед Джулианом. Было почти смешно смотреть на контраст между ними – большой мужчина с широкой грудью и худощавый мальчик с шевелюрой на голове.

Джулиан протянул руку вверх и взял Меч. Когда его пальцы сомкнулись вокруг рукоятки, он содрогнулся, на лице сразу же отразилась волна боли. Светлая девочка позади него подалась вперед, и Клэри поймала на ее лице выражение абсолютной ярости, прежде чем Хелен поймала ее и притянула назад.

Джия присела на корточки. Это было странное зрелище, мальчик с Мечом, с одной стороны которого была Консул, чье одеяние раскинулось на полу вокруг нее. С другой стороны – Инквизитор.

– Джулиан, – сказала Джия, и, хотя, ее голос был тихим, он разнесся по залу Совета. – Ты можешь нам сказать, кто стоит на помосте вместе с тобой сегодня?

Джулиан ответил своим чисто мальчишеским голосом:

– Вы. Инквизитор. Моя семья – моя сестра Хелен, и Тиберий, и Ливия, и Друзилла и Тавви. Октавиан. И мой лучший друг Эмма Карстаирс.

– И все они были с тобой, когда напали на Институт?

Джулиан покачал головой.

– Не Хелен, – сказал он. – Она была здесь.

– А ты можешь сказать мне, что ты видел, Джулиан? Ничего не упуская?

Джулиан сглотнул. Он был бледным. Клэри могла представить боль, что он испытывал, тяжесть Меча.

– Было за полдень, – сказал он. – Мы занимались в тренировочном зале. Катерина нас обучала. Марк наблюдал за нами. Родители Эммы отправились патрулировать пляж. Мы увидели вспышку света; я подумал, что это молния, или фейерверк. Но, оказалось, нет. Катерина и Марк оставили нас и спустились вниз. Они сказали нам оставаться в зале.

– Но вы не послушались, – сказала Джия.

– Мы слышали звуки борьбы. Мы разделились – Эмма пошла за Друзиллой и Октавианом, а я пошел в кабинет с Ливией и Тиберием, чтобы позвать Конклав. Нам нужно было проскочить через главный вход, чтобы пробраться туда. Когда мы это сделали, я увидел его.

– Его?

– Я знал, что это был Сумеречный Охотник, но нет. На нем была красная накидка, покрытая рунами.

– Какими рунами?

– Я не знаю их, но с ними было что-то не так. Не как руны из Серой Книги. На них было тошно смотреть. И он откинул назад свой капюшон – у него были белые волосы, я даже подумал сначала, что это старик. А потом я понял, что это был Себастьян Моргенштерн. И он держал меч.

– Ты можешь описать меч?

– Серебряный, с черными звездами на лезвии и ручке. Он вытащил его и он… – дыхание Джулиана участилось, и Клэри почти ощущала, чувствовала его страх от воспоминаний, борющийся с невероятным желанием рассказать об этом, облегчить груз. Она наклонилась вперед, руки сжаты в кулаки, едва осознавая, что ее ногти впивались ей в ладони.

– Он приставил его к горлу моего отца, – продолжил Джулиан. – С Себастьяном были другие. Они тоже были одеты в красное…

– Сумеречные Охотники? – спросила Джия.

– Я не знаю, – его дыхание становилось прерывистым. – На ком-то были черные плащи. Другие были в форме, но она была красной. Я никогда не видел красной формы. Там была женщина, с коричневыми волосами, и она держала чашу, похожую на Чашу Душ. Она заставила моего отца попить из нее. Он упал и закричал. Я слышал, как мой брат кричал тоже.

– Какой брат? – спросил Роберт Лайтвуд.

– Марк, – сказал Джулиан. – Я видел, что они начали двигаться к проходу, а Марк развернулся и закричал нам, чтобы мы бежали наверх, выбирались. Я упал на верхнюю ступеньку и посмотрел вниз, они все столпились вокруг них… – Джулиан издал сдавленный звук. – А мой отец, он поднимался, и его глаза были тоже черными, и он начал двигаться к Марку, как и все остальные, будто он даже не знал его…

Голос Джулиана надломился, а светлая девочка освободилась из хватки Хелен и резко бросилась вперед, врываясь между Джулианом и Консулом.

– Эмма, – сказала Хелен, делая шаг вперед, но Джия выставила руку вперед, тем самым останавливая ее. Лицо Эммы было белым, и она тяжело дышала. Клэри подумала, что ей еще не доводилось видеть столько злости в таком маленьком человеке.

– Оставьте его в покое! – закричала Эмма, широко расставляя свои руки, словно она могла загородить собой Джулиана, хотя она была на голову ниже. – Вы пытаете его! Оставьте его!

– Все хорошо, Эмма, – сказал Джулиан, а к его лицу начала приливать краска, теперь, когда они больше не спрашивали его. – Они должны это сделать.

Она повернулась к нему.

– Нет, не должны. Я тоже была там. Я видела, что произошло. Сделайте это со мной. – Она протянула руки, будто умоляя, чтобы ей дали Меч. – Это я ударила Себастьяна в самое сердце. Это я видела, что он не умер. Вы должны допрашивать меня!

– Нет, – начал Джулиан, а затем сказала Джия, все также нежно:

– Эмма, мы будем опрашивать и тебя. Ты следующая. Меч причиняет боль, но не приносит вреда…

– Прекратите, – сказала Эмма. – Просто прекратите это.

И она подошла к Джулиану, который крепко держал Меч. Было ясно, что он не намеревался отдавать ей Меч. Он качал головой, даже когда она накрыла его руки своими так, что они оба держали Меч.

– Я ударила Себастьяна, – сказала Эмма, голосом который звоном отдался во всем зале. – А он вытащил нож и рассмеялся. Он сказал: «Жаль, что ты не выживешь. Не расскажешь Конклаву, что Лилит сделала меня безгранично сильным. Может, Блистательный, в силе убить меня. Какое упущение, что нефилимы больше не могут попросить об одолжении у Ангелов, и ни одно из хилых орудий, кующихся в Адамантовой Цитадели не может принести мне вред».

Клэри вздрогнула. Она слышала Себастьяна в словах Эммы, и почти могла видеть его, стоящего перед ней. Конклав разразился шумными разговорами, в которых утонули слова Джейса, которые он ей сказал.

– Ты уверена, что не промахнулась в сердце? – спросил Роберт, хмуря брови.

Это был Джулиан, кто ответил.

– Эмма, не промахивается, – сказал он обиженно, словно эти слова оскорбили его.

– Я знаю, где сердце, – сказала Эмма, делая шаг назад от Джулиана, и бросая злой взгляд – более чем злой, обиженный – на Консула и Инквизитора. – Но не думаю, что знаете вы.