Война в раю - Стивен Рэй Лоухед

за то, что пришлось ее обмануть. Хотя постойте. Я же ей правду сказал. Это она решила, что я ей наврал, но я-то здесь при чем? В любом случае, это не моя вина. Это все Саймон! Я не имею к этому никакого отношения.

Действительно, дрессированная обезьяна!

Глава 7. БЕЗУМНАЯ КРАПИВА

Итак, в мои планы входило продолжать вести себя так, как будто ничего не случилось. Обычные дела. Если кто-нибудь позвонит и спросит, где Саймон, я скажу, что он сбежал в Вулверхэмптон с продавщицей из обувного магазина. Так ему и надо!

Насколько я понял, он, скорее всего, ждет, что я запаникую и обращусь в полицию или что-то в этом роде. Он хотел видеть свое имя в заголовках, а я бы выглядел идиотом, объясняющим репортерам, как он полез в пирамиду из камней и пропал. Ну, если так, может подождать, пока ад не замерзнет. Я не собирался доставлять ему подобное удовольствие.

Так что следующие несколько дней я жил своей обычной жизнью. Ел, слонялся по библиотеке, бездельничал в кабинете своего юриста, болтал со знакомыми, рылся в почте… Короче говоря, жил себе обычной академической жизнью, которую так хорошо знал и любил.

Но вот работать не получалось. Как я мог работать? Саймон все-таки пропал, игнорировать этот факт я не мог, это все равно, что не обращать внимания на собственный нос. Проходили дни, а Саймон не объявлялся. Телефон не звонил. Меня начали обуревать сомнения. Я даже подумал: а вдруг это не шутка? Вдруг с ним что-нибудь случилось? Вдруг его действительно больше нет?

С каждым днем беспокойство нарастало. Я метался, как маятник, между гневом и тревогой. Гнев, естественно, вызывала его абсурдная выходка, а тревогу — его безопасность. День и ночь меня мучили вопросы: где Саймон? Что он делает? Куда он делся? Почему это меня беспокоит? Почему, в конце концов, это все свалилось на меня?

«Только вернись, — пообещал я себе, — убью. Руки оборву… Нет, не буду. Это не цивилизованно. Вместо этого я сяду и спокойно расскажу ему, что он на самом деле сделал. А потом уже прострелю его черное сердце».

Дни переходили в недели, и я становился все более вялым, вспыльчивым и капризным; наорал на домработницу, и каждый раз устраивал безобразные сцены, пока она не перестала приходить; бесцельно шлялся по улицам, бормоча про себя какую-то чушь. Я перестал стирать носки.

Если кто и заметил мое состояние, то не подал виду. На меня никто не обращал внимания. Я почувствовал сильное искушение стать горбуном и раскачиваться на колоколе Башни Тома. {Том Тауэр — колокольня в Оксфорде, названная в честь колокола Великого Тома, самого громкого колокола Оксфорда.}

Быстрое погружение в трясину отчаяния сопровождалось столь же быстрым расстройством психики. Я плохо спал. Странные сны беспокоили меня: зеленые люди и вымершие быки буйствовали в моей спальне; я блуждал по темному лесу, а земля разверзалась у меня под ногами, и я летел куда-то вниз; меня выслеживали и тыкали в меня древними копьями; в лесной чаще выли волки — тревожные образы таяли после пробуждения, сон не приносил отдыха.

Я знал причину: это совесть пыталась привлечь мое внимание. С того момента, как я залез в пирамиду и понял, что Саймон исчез, мое подсознание вступило в рукопашную схватку с моим разумом. Приходилось признаваться самому себе, что там и в самом деле произошло нечто, а я абсолютно ничего не сделал из того, что надо было бы сделать.

Однако не только исчезновение Саймона мучило мой рассудок. Какова причина этого исчезновения? Куда он делся? Вот вопрос на миллион долларов. И, похоже, я знал ответ. Но он мне не нравился.

Я бы и дальше предпочел вариться в собственном соку, лишь бы не признавать правду. Природа давно научилась справляться с забавными играми, которые так нравятся человеку. Она называет это нервным срывом.

Я начал видеть странные вещи. Первый случай произошел ранним утром. Я провел еще одну бессонную ночь и решил прогуляться вдоль реки. Миновав двор, я пошел по переулку, ведущему к лугу и набережной. В это время там заведомо никого не было, но когда я проходил мимо поля, где пасется скот колледжа, я увидел большую серую гончую, бегущую по пастбищу под углом к моему курсу.

Сначала я не обратил на нее внимание, ведь вокруг полно собак. Но когда собака приблизилась, она оказалась размером с пони. Да и на собаку животное не очень-то походило. У него была короткая вьющаяся шерсть и чрезвычайно длинные ноги, которые с поразительной скоростью несли его вперед. И эта тварь приближалась ко мне. Я остановился и в изумлении смотрел, как она перемахнула забор для скота, не замедляя бега. Нужный мне переулок начинался всего в нескольких ярдах отсюда. И тут пес, если это был пес, конечно, заметил меня. Он развернулся, прижал уши, обнажая невероятно длинные клыки, и зарычал.

Я стоял как вкопанный, сердце у меня колотилось. Собака рычала громко и грозно, шерсть у нее на спине встала дыбом. А я словно прирос к земле, слишком испуганный, чтобы шевелиться. Тварь, не переставая рычать, свернула в переулок и умчалась прочь. Туман от реки моментально скрыл ее. Но я успел заметить на шее собаки странный ошейник из железной цепи — явно старинной работы, с квадратными звеньями ручной ковки.

Несмотря на то, что я никогда в жизни не видел такой огромной собаки, я успокоил себя мыслью о том, что она просто сбежала у кого-то из конуры. Именно так, и никак иначе.

Несколько дней спустя я сидел у окна и пил чай. На улице шел дождь. Я выглянул во двор и заметил на лужайке что-то коричневое и лохматое. В сумерках я не сразу понял, что вижу. Мне показалось, что это свинья, но она не очень походила на знакомых мне свиней… Тело длинное, худое, шерсть темно-рыжего, даже, скорее, просто коричневого цвета, изогнутые клыки, торчавшие по бокам узкой морды, хвост, самое главное — хвост, который торчал вверх на манер флагштока.

Я прижался лицом к стеклу, и оно тут же запотело, а когда я протер окно, там никого уже не было. Но что-то я определенно видел.

На следующий день на Терл-стрит я встретил волка.

В тот день я устал сидеть взаперти, и уже совсем вечером решил выйти на улицу. Фонари горели, некоторые магазины уже закрылись. Я отправился