Элохим, о Элохим - Михаил Липскеров

И оба опустили головы. Сознавая ничтожность своих представлений о Рае.

И последним высказался Раввин. Он сказал, что, по его мнению, Рай населен одними евреями, причем принявшими христианство. И половину райских суток они благоадрят Господа за то, что они - евреи. А вторую - за то, что они - христиане. Все же остальные находятся в аду. И как справедливо заметил недавно уважаемый Равви Мовшович, пребывают в глухой тоске. Потому что они и не евреи. И не христиане. Такая вот своеобразно понятая соборность. Любовь к Господу на национальной почве.

22 - Значит так, - подытожил райские изыскания Мовшович. - Одни из вас представляют Царство Божье, как возмещение страданий, полученных в этой жизни. Другие - как оплату за служение. Третьи - равенство для своих. Таким образом, по вашему мнению, мы получаем множество Царств Божьих. Рано или поздно из-за несходства интересов эти Царства начнут враждовать между собой. И мы в вечности бытия получим точное отражение его кратковременности. И это - ваша ошибка. Как и ошибка миллионов ваших предков. И ваших потомков. Получить там то, чего не хватает здесь. И полное ничегонеделанье. Скопище паразитов на теле Божьем. Отсосете, дети мои. Вынужден вас разочаровать. Рай - это место творения. Где души, покаявшиеся даже в последний момент, возлюбившие Господа. Красоту. И друг друга. Проникнутся Святым Духом и обретут силу творения. Творения новых, более совершенных миров. В которых будет жить новый человек. Все более и более совершенный. И тем будет совершенней будущий человек в будущих мирах, чем совершеннее будете вы в этом мире.

И в тихой печали и в глухой тоске будет совершаться творение. Ибо, как жили вы, так будут жить и ваши творения. Ибо неисчерпаем Господь, неисчерпаем Святой Дух. Причем, во все стороны.

В самой глухой тоске открываются темные бездны Духа.

В самой светлой печали открываются сверкающие дали Духа.

И то, и другое - безграничное Откровение Святого Духа. И глухая тоска и тихая печаль влекут за собой творение. Творение многогранно в бесконечном искусстве познания Святого Духа. И Царство Божие - сверкающее свободное творение. В тихой светлой печали. И чем больше вы принесете в этот мир добра и любви. Тем больше их будет в будущих мирах. И не будет конца творению. Как сегодняшнаяя любовь - шаг к завтрашнему Царству Божьему. Так и завтрашнее Царство Божье - шаг к послезавтрашнему.

И Мовшович умолк. Грустно утомленный.

- А кто засвидетельствует истинность твоих слов? - спросили книжники и вопросительно вытянули носы.

- Во-первых, я - ответствовал Мовшович, - во-вторых, распятый на ваших глазах Иисус, а в-третьих, - и он указал на Жука и Каменного Папу, - вот эти два охламона, на глазах которых я превратил воду в водку и португальский портвейн.

И книжники смирились.

И все остальные вынуждены были согласиться с Мовшовичем, или с Господом. Именем которого говорил Мовшович. И все дали слово идти за Мовшовичем до конца. До конца, которого они не ведали. И ведать не могли. Потому что конец не был ведом даже Мовшовичу. Мы имеем ввиду нынешний конец. А не конец вечности, которого, как теоретически обосновал Мовшович, нет и не может быть никогда.

23 И все отправились дальше на юг. В Хеврон. На могилы праотцев и праматерей. На могилу Мовшовича. Который парадоксальным образом являлся самим Мовшовичем.

Так шли они по полям и рощам Иудеи, приближаясь к Иудейской пустыне. В северной части которой располагался священный город Хеврон. По пути Мовшович проповедовал о Царстве Божьем. Которое на самом деле является не концом света, а только его началом. Одним из начал начала, которому нет конца. Потому что математическая бесконечность Вселенной подразумевает и духовную бесконечность человека. И путь в Царство Божье и дальше, в бесконечность жизней начинается с познания бесконечности, вселенной и человека.

- Но, - предупреждал Мовшович виноградарей, пастухов и землепашцев по пути в Иерихон, попытайтесь познать сначала себя. Ибо вы ближе к себе, чем к космосу. Уйдите в бесконечность малого. И через нее познаете бесконечность большого. Бесконечность Бога. Который и есть все вы и космос...

Безо всякой видимой надежды проповедовал Мовшович. Виноградари, пастухи и землепашцы были слишком заняты своим делом. Им было не до метафизики. И они делали свое дело, в поте лица добывая свой хлеб. И кто знает, может, в их мелких суетных заботах скрывалась часть божественной мудрости. Божественного предназначения человека. Очень сложно в малости увидеть величие. не многим это дано. Мовшович подозревал это. И не гневался, что люди не бросают орудия своего труда и не преклоняют колена перед словами, сказанными Мовшовичем, как бы от имени Бога. Ибо есть время собирать виноград, время пахать, время пасти овец. И время для Бога. Нельзя все время думать о Боге. Он должен быть все время с тобой. Как воздух, вода и одежда. Мы вспоминаем о них, когда нам нечем дышать, мучает жажда, томят холод или жара. Так и о Боге мы вспоминаем когда нас мучают духовная жажда, духовный голод, духовные холод или жара. Тогда мы и вспоминаем о Боге. Но он всегда с нами. И в бесконечной мудрости своей простит нам нашу забывчивость.

Но это наши собственные размышления, имеющие к повествованию косвенное отношение. Но всесте с тем, как нам кажется, не расходящиеся с его основной идеей. (О которой мы сами не имеем ни малейшего представления.)

24 В один из дней пути дневная жара застала их у хижины, в которой проживала некая Елизавета из Натании. Которая за некую мзду оказывала некоей часли пломников некие услуги некоего интимного характера.

И пока Мовшович и одиннадцать учеников в тени хижины пересыпали жаркое время дня, Францисканец, обезумевший от целибата, проскочил в хижину и получил требуемые услуги, расплатившись рясой. И вышел к проснувшимся соратникам в одной тонзуре. И веревке, опоясывающей пустые чресла.

Ученики, втайне завидуя, стали осуждать Францисканца, предавшегося греху прелюбодеяния. Францисканец, прикрыв орудие греха листом лопуха, пал на колени и завопил:

- Покаемся, братие! Святой молитвой искупим мой грех! А заодно и грехи, висящие на нас всех. И, как вериги, отягощающие наш путь в священный город Хеврон!..

И все, кроме Мовшовича, грохнулись на колени, а Мулла даже распростерся в пыли, моля Господа о прощении грехов. Мовшович с интересом прислушивался к воплям об искуплении, треску рвующихся волос и сплевывал пыль, которой посыпали себе голову кающиеся.

После чего, отпустив себе грехи,. ученики по очереди, а иногда по двое, по трое зашли в хижину Елизаветы и совершили с ней грех прелюбодеяния. Расплатившись, кто чем мог. И не расплатившись, кто не мог. Перед Муллой,. который валялся в пыли, и чья очередь в связи с этим оказалась последней, лоно Елизаветы превратилось в чавкающее болото. И Мулла не получил никакого удовольствия. То есть кончить то он кончил. Но лучше бы он это совершил лпри помощи рук. А так он испытал лишь отвращение. И по свойственной человеку природе свое отвращение он свалил на Елизавету. Запахнув халат, он вышел из хижины и начал проклинать Елизавету. Вовлекшую их, хоть и заранее искупленный, но все же грех.

- Братие, - орал он точно так же, как и орал недавно Францисканец, вот в этой хижине возлежит блудница. Которая грех сделала своим ремеслом. Можем ли мы, братие, терпеть ее на своем пути в священный город Хеврон. Который по этой причини также является священным?.. Господь вопиет к нам! Господь гневается на блудницу! Как поступит с ней? Как избавить от греха других паломников?.. Отвечайте, братие!..

Смущенные своим грехом и обуянные гневом на Елизавету, ученики обратили свои взгляды к Мовшовичу.

Мовшович сидел на камне и опять чертил прутиком на песке какие-то замысловатые узоры. Потом он посмотрел на учеников и произнес уже до него произнесенные слова:

- Кто из вас без греха, пусть бросит в нее камень... - опять стал чертить на песке свои непонятные фигуры.

Ученики задумались. Грехи у них были, были у всех. Разное количество и разной тяжести. Хотя кто возьмет на себя смелость взвесить тяжесть греха. Грех - он и есть грех. И только Господь можетоценить его. И наверное ученики еще долго бы маялись в раздумье, но тут вскинулся трижды Изменивший и торжественно сказал:

- Мы согрешили, братие. Но предварительным покаянием искупили грехи. И, если понадобится, покаемся еще и снимем с себя вновь совершаемый грех. Но, как верно заметил мой мусульманский собрат, мы совершим величайшее благодеяние для всех путников, совершающих паломничество в священный город Хеврон. Если избавим их от соблазна. Поэтому я не вижу проблем в побитии камнями блудницы. И сим своим грехом, который мы, впрочем, потом отмолим, избавим от греха тех, кто пройдет за нами. С Богом, братие! - и поднял с земли камень...

Следуя верности известным нам фактам и не желая в угоду будущим поколениям приукрашивать их, мы вынуждены описать то, что произошло после того, как трижды Изменивший поднял с земли камень.