Право на эшафот - Вонсович Бронислава Антоновна

Прозвучал намек, что Теодоро вообще не станет этим заниматься. Подозреваю, что в этом случае она и напоминать не будет.

– Двуединый, вот горе-то. – Алисия прикрыла руками рот и смотрела на меня с состраданием. – Меня вы помните, ваша светлость?

– Я помню, кто вы, но только имя.

– Коли будет на то милость Двуединого, память вернется. Где это видано, оправданного артефактом Истины продолжать мучить. Невиновна – и точка. Я сразу говорила: не может наша Эстефания кого-нибудь отравить. Ой, простите, ваша светлость.

Она опять зажала рот руками, но я понятия не имела, за что она извиняется, поэтому сказала:

– Ничего страшного не случилось, Алисия, и это главное.

– Алисия, распорядись об ужине. Мы пока отдохнем с дороги, – недовольно сказала тетя.

Экономка поклонилась, показывая готовность к работе, но прежде, чем уйти, уточнила:

– Вы помните, где ваша спальня, ваша светлость?

– Да, спасибо.

С дорогой до спальни я справилась самостоятельно и вскоре очутилась в королевстве белого, розового и золотого. Очень симпатичная девичья спаленка, из которой кукол убрали не так давно, заменив их томиками романтических стихов. На туалетном столике стоял букет с розовыми розами, а рядом с ним – сияющая Эсперанса.

– Ваша светлость, радость-то какая! Я так за вас молилась. И не только я.

Ее слова были намеком, возможно, на того самого барона, но я не помнила, насколько была с ней близка, чтобы делиться такими личными переживаниями. Нужно будет потом обыскать комнату: Эстефания не ожидала ареста, возможно, остался дневник или письма. Да, письма. Могла же она переписываться с неподходящим бароном? Втайне, разумеется, поскольку даже я понимала, что открыто это было бы неприлично.

– Эсперанса, я хочу принять ванну.

– Сию минуточку, ваша светлость.

Она метнулась за дверь, а я подошла к миленькому белоснежному бюро и выдвинула верхний ящик. Как я и думала – корреспонденция. Приглашения, приглашения, приглашения… Ни одного личного письма. Тонюсенькая пачка личных посланий нашлась во втором ящике, и были они от подруг. Просмотрела я два, и в них не было ровным счетом ничего интересного. Странно, но я почти не испытывала неловкости, что сую нос в чужую жизнь. В мою-то эта ушлая девица залезет по уши, а я здесь как слепой котенок тычусь, не зная, откуда прилетит. Да и жизнь эта теперь, как ни крути, моя.

– Ваша светлость, ванна готова, – отрапортовала Эсперанса. – Я ваши письма и дневник припрятала, вы же говорили, что не хотели бы, чтобы их кто-то посторонний читал. Сжечь их хотела после того… – Она помялась и закончила явно не так, как собиралась: – Я все принесу, как ванну примете.

Это известие порадовало куда больше приготовленной ванны, и благодарила я от всего сердца. Эсперанса смущалась, как девочка, и мешала мне раздеваться. Точнее, она была уверена, что помогает – герцогини не должны лично заниматься такой ерундой. Пришлось смириться, а то до купания я бы не добралась.

Только опустившись в пенную пышность, я ощутила, как устало тело, которое все это время ни на миг не расслаблялось. А теперь, гляжу, жизнь налаживается. Правда, тетя так и не призналась, какие у нее на меня планы, но, пока дело дойдет до их реализации, успею осмотреться и в случае чего даже удрать.

Эсперанса тем временем промывала волосы, досадуя, что за ними не следили в должной степени и они почти потеряли блеск. Но маска, которую она нанесет, вернет былую красоту. Помимо волос она нанесла маску и на лицо. Наверное, тоже для возвращения утраченной красоты.

– И ноготь сломали, ваша светлость, – укорила Эсперанса. – Подпилить надо.

Она ворковала надо мной, как над маленьким ребенком, а я чувствовала, что будто домой вернулась, так было тепло и уютно. Еще дневник прочту, и часть деталек встроится в пазл. Сейчас же хотелось просто отдохнуть.

– Про ужин не забыли, ваша светлость? – забеспокоилась Эсперанса. – Нам же еще волосы высушить и уложить надо.

Пришлось вылезать из уютной пены. Горничная опять захлопотала, промокнула пушистым полотенцем и начала втирать легкую полупрозрачную суспензию в кожу, отчего та засияла. Волосы она сушила полотенцем с чем-то магическим, делала это привычными движениями, но я опять-таки ничего не помнила.

– Сейчас, ваша светлость, сбегаю, – спохватилась Эсперанса и буквально через минуту принесла припрятанные дневник и письма.

При взгляде на них мне захотелось выругаться – Эстефания оказалась весьма предусмотрительной особой и защитила свои секреты магией, плотным коконом укутавшей ее тайну. Она-то знала, как к ней подобраться, а я была слишком урезанной версией прежней герцогини.

Но Эсперанса вручала мне свою ношу так торжественно, что я постаралась не показать ей разочарования и разразилась прочувственной речью, однако была прервана стуком в дверь. Не дожидаясь разрешения войти, в комнату заглянула рыжая веснушчатая девушка и пропищала, испуганно вытаращив глаза:

– Пришли его величество и придворный маг. Герцогиню просят спуститься немедленно.

Глава 9

Собиралась в лихорадочном темпе: небрежность в одежде герцогини для его величества будет меньшим оскорблением, чем длительное ожидание. Я пыталась придать волосам видимость прически, пока Эсперанса затягивала на мне корсет. Разделение обязанностей обычно приводит к ускорению выполнения задачи, но не когда ты делаешь то, чего никогда не делала, да еще и трясущимися руками.

– У вас было несколько вариантов экстренного создания причесок, – неожиданно напомнила Эсперанса.

– Какие? – спросила я недоуменно.

– С помощью магии, – выразительно ответила горничная.

– Мне заблокировали часть знаний, видно, это попало туда.

– Двуединый, как это? – Эсперанса стояла за спиной, но я почувствовала, что она замерла. – Вас же артефакт оправдал? Должны были снять блок.

– Наверное, для этого к нам и пожаловали его величество с придворным магом.

– А-а-а, – протянула она и с новым усердием принялась утягивать талию.

Наверное, чтобы ее ширина не помешала снятию блока.

Легкое кисейное платье легло поверх широченных нижних юбок, в волосы, которые я уложила абы как, Эсперанса пристроила одну из роз, стоявших в вазе. Прическа стала выглядеть просто, но элегантно. Я покосилась на баночки с декоративной косметикой и взяла блеск для губ.

– Не вздумайте сейчас применять. Губы покусайте, чтобы покраснели, – забеспокоилась горничная, – а то вы совсем бледненькая. Еще решат, что опасаетесь правосудия. И щеки непременно пощипать нужно, для румянца.

Дождавшись, пока я выполню указания, она вручила мне флакон с духами. Я его понюхала с подозрением – только удушающе сладкого шлейфа мне не хватало, но аромат оказался очень нежным, вполне подходящим Эстефании. Довершал образ веер из слоновой кости. К чему он при встрече с королем, я понятия не имела, но послушно взяла: надо так надо.

Выплывала из комнаты, сияя, как роза в моих волосах. Если бы от стараний Эсперансы зависело, признать ли меня невиновной, однозначно признали бы. Потому что, посмотрев на себя в зеркало, я пришла к выводу, что поверила бы себе, даже если бы лично видела, как готовлю и подливаю яд. Правда, рассчитывать на это не стоит: король – не я, он один раз уже приговорил Эстефанию, несмотря на ее наивный взгляд и пухлые губы. На редкость недоверчивый тип, его красивой физиономией не пробьешь. Он, поди, и сам себе не верит, когда в зеркало смотрится. Это мне собственная красота в новинку, а он за столько лет натренировался и на своей внешности, и на чужой.

Тетя, поджидавшая меня у дверей в гостиную, мой вид отметила одобрительной улыбкой. Вошли мы вместе и сразу приветствовали гостей реверансами.

– Присаживайтесь, доньи. Уго говорит, что не ставил блок, – бросил отрывисто Теодоро.

И вид у него был такой, словно опять подозревает во всех грехах. Причем на сей раз не только меня, но и графиню Хаго. Бласкес же скривился, словно вонял не он, а мы с тетей, и даже не привстал при нашем появлении, хотя по этикету должен был не просто встать, но и поклониться.