Венец айтаны - Новикова Ольга Ильинична

Пришедшие в Гоун силы генерала Стайка все еще оставались там. Вельгис знал об этом по донесениям верных людей, которых у него в городе скопилось немало. Командор рассчитывал, что восставшие горцы заставят Стайка либо вывести из Гоуна все войска, либо разделить армию. Когда альгавийцы покинут город, в Гоун потихоньку должна была просочиться пехота – в неразберихе восстания образовалось некоторое количество беженцев, которые, как всегда, почему-то стремились в большие города. Объединившись с верными лазутчиками, они должны были в назначенный час открыть городские ворота и напасть на альгавийцев с тыла. Кавалерия подошла бы к стенам города за один ночной марш-бросок и ворвалась бы в Гоун за час до побудки. Захватив город, часть армии Вельгиса должна была отправиться на подмогу Кабору, которому вменялось в обязанность заманить Стайка к горам и исчезнуть, перейдя на излюбленную партизанскую тактику засад и неожиданных нападений из-за угла. Ослабленного генерала должна была добить конница.

После этого командор предполагал поднять под ружье все боеспособное население Междуречья, прекратить поставки хлеба в Аль-Гави, склонить на свою сторону орситанскую армию (определенные успехи в этом уже были). После взятия Гоуна Вазар оказался бы намного ближе. Но Гоун еще надо было взять.

Салан чувствовал, что за ним следят. Он соблюдал все предосторожности, но все же попал под подозрение. Ему нужно было увидеться с Хотером – эмиссаром Вельгиса в Гоуне, – но он не мог явиться на обычное место, приведя за собой «хвост». Времени же оставалось совсем мало. Салан решился на крайнее средство – отправился в гостиницу «Милли», хозяйкой которой была жена одного из повстанцев. Через час после того, как в «Милли» появился новый жилец, сынишка хозяйки сбегал к торговцу вином и отнес ему записку. А еще через три часа в трактир на первом этаже гостиницы наведалась группа альгавийских гвардейцев. Их интересовало, в каком номере остановился некто Салан Пиас. С самым невинным выражением лица хозяйка отвечала, что никакой Пиас сюда не приезжал, но если господам гвардейцам будет угодно, они могут посмотреть книгу постояльцев. Господам гвардейцам было угодно, и Милли принесла книгу. Пока они смотрели записи, сынишке хозяйки срочно понадобилось подняться наверх. Визитеров заинтересовал прибывший сегодня доктор Син Пакул. Хозяйка отвечала, что господин доктор у себя, велел не беспокоить. Переглянувшись, гвардейцы поднялись наверх. На стук никто не ответил, а ворвавшись в комнату, они обнаружили только свешивающуюся из окна веревку. Разъяренные гвардейцы уже собирались покинуть гостиницу, когда один из них вспомнил быстро поднимающегося вверх по лестнице мальчугана.

Барон Бринсен неторопливо расхаживал по комнате, разглядывая стоявшую перед ним женщину.

– Ну-с, мы будем говорить? – с напускным добродушием поинтересовался он. Больше всего барон сейчас напоминал довольного кота, поймавшего мышь.

– Что угодно милорду? – запричитала его жертва. – Я никого не грабила, не убивала…

– Ага, а твой сынок помог скрыться важному государственному преступнику. Знаешь, что его ждет?

Женщина бухнулась барону в ноги.

– Пощадите!

– С какой стати, уважаемая? – удивился Бринсен. – Кстати, звать-то тебя как?

– Милли. Милли Синг, – прошептала та, понимая, что отпираться бесполезно.

– Синг, – напряг память барон. – Ах, Синг! Скажи пожалуйста, уж не твой ли муженек зовется Дин Синг? Который со всем эскадроном к Вельгису переметнулся?

– Мой. – Милли уже все поняла, но ради спасения сына была готова пойти на все.

– Ну что ж. Я думаю, самое время написать ему письмо.

Дин Синг оглянулся. Кто-то окликнул его по имени. Этого бородатого он не знал, и дурное предчувствие сжало сердце лейтенанта. Гадко ухмыляясь, бородатый протянул ему сложенный вчетверо лист бумаги.

– От женушки, – шепнул он. – Я навещу тебя завтра, чтобы передать ей ответ.

Укрывшись от посторонних глаз, Синг торопливо развернул письмо и начал жадно его читать. По мере чтения лицо его вытягивалось, а под конец покрылось страшной бледностью.

– Господи, помоги мне, – прошептал кавалерист и закрыл лицо руками. Стать предателем или погубить Милли и малыша Скотта! Вспомнив сынишку, лейтенант застонал. Выбора не было. Содрогнувшись, Синг встал и решительно направился на совещание.

Детали операции закончили обговаривать часа через три. Вельгис поразился усердию и активности молодого кавалериста Синга. Тот явно нервничал, и командор ободряюще похлопал его по плечу.

– У нас все обязательно получится, – улыбнулся он предателю. Тот судорожно вздохнул.

Лесси вскрикнула и, проснувшись, резко села на кровати. Руки ее дрожали, на лбу выступил холодный пот. Последние недели почти каждую ночь ей снились кошмары. Сюжет повторялся с завидной регулярностью. Она видела черные щупальца липкого тумана, который постепенно, но неумолимо опутывал разных людей. В ее снах были и Донн, и Марис, и Итон, и капитан Дрогов, и совершенно незнакомые ей мужчины и женщины. Каждый раз Лесси с криком бросалась на выручку погибающим (почему-то она была уверена, что стоит туману закрыть человека целиком, как тот неминуемо погибнет). Она раздирала туман руками, отшвыривая липкие черные лохмотья, яростно выкрикивала какие-то слова, заставляющие щупальца съеживаться и пятиться. Иногда, когда туман не желал отступать, ей в руку попадался длинный морской кинжал (во сне девушка помнила, что он подарен от чистого сердца, а значит, не подведет), и Лесси резала, кромсала ненавистные щупальца. А проснувшись, обнаруживала, что пальцы судорожно вцепились в рукоять, а лезвие кинжала нередко бывало раскалено. Если побеждала она, туман отступал. Но если, несмотря на все ее усилия, щупальца плотно опутывали свою жертву, не оставляя той ни малейшей лазейки, раздавался злобный издевательский хохот.

После таких снов Лесси просыпалась совершенно разбитая и обессилевшая. Ей нередко приходилось собирать всю свою волю в кулак просто для того, чтобы заставить себя встать. От постоянного недосыпания и изматывающих кошмаров она осунулась, еще больше похудела, а под глазами залегли огромные черные круги.

– Зря я взял тебя с собой, – сказал ей как-то Донн, с болью глядя на изможденное лицо сестры. – Война – неженское дело.

Но менять что-то было уже поздно.

В последнюю неделю в кошмарах появилось некоторое разнообразие. Теперь, Лесси инстинктивно чувствовала это, они были направлены против нее самой и должны были лишить ее душевного равновесия. Она видела, как горят Холмицы и то другое, родное село. Она видела, как падет отрубленная голова Донна и бесконечно долго катится, беззвучно открывая рот и пытаясь ей что-то сказать. Она видела, как расстреливают Мариса. Она видела, как стоит у алтаря, а рядом, крепко держа ее за руку, чтобы не сбежала, улыбается Итон. Она видела, как теряет своего нерожденного ребенка Ванда. Она видела своего наставника-капитана в постели с какой-то рыжеволосой женщиной, и это тоже почему-то причинило ей боль.

И все же бороться против таких снов было легче. Поэтому стоило Лесси закрыть глаза, как перед ними снова и снова появлялись щупальца липкого черного тумана.

– Караван! – Крик вахтенного разбудил Дрогова. Моментально проснувшись, капитан выскочил из каюты, всматриваясь в темноту. Так и есть! Пользуясь ночной мглой, мимо них пытались проскочить пять больших кораблей. Дрогов зло усмехнулся. «Не выйдет, братцы! Зря стараетесь!»

Щук и Илар пираты заперли на славу. А вот как следует обложить Дундрут пока не хватало сил. Эскадра Дрогова насчитывала всего пятнадцать судов, что для такого масштабного мероприятия было не так уж и много. Мимо пиратов уже не в первый раз пытались прорваться и корабли-одиночки, и целые караваны. Пока этот номер никому не удался. Все дело было в том, что орситанские военные фрегаты стоявших под боком пиратов в упор не замечали. Альгавийцам приходилось действовать собственными силами, которые были не так уж велики.