Совесть палача - Игорь Родин

Тоже мне, оборотни в майорских пагонах!

Я снял трубку внутреннего коммутатора и набрал номер комнаты отдыха, где должен был находиться дежурный наряд для особых поручений. Та самая похоронная бригада. Трубку сорвали после первого гудка и бодрый голос, нещадно искажённый электрическими помехами, преувеличено молодцевато доложил:

– Комната отдыха личного состава, старший прапорщик Горковенко у аппарата!

– Полковник Панфилов. Ты старший на похороны?

– Так точно!

– Твои все с тобой?

– Да, товарищ полковник!

– Всё. Можете идти. Да, и помойте там всё хорошенько, а не как в прошлый раз! Кровищи на сливе оставили! Я проверю!

– Есть! Разрешите выполнять?

– Давай, Виталя, знаю я вас, оглоедов! Повнимательнее там…

Повесил чёрную эбонитовую трубку на никелированные рычажки. Тоже анахронизм старых времён. Любил прошлый палач и мой начальник такого рода антиквариат. Старый пистолет, старый телефон, старое кресло. Мне всё это тоже нравится. Веет от всего этого добротной выделкой, спокойной надёжностью, уверенностью и порядком, который никому не нарушить. Хозяева меняются, а вещи остаются. Переживают их, смотрят, как на батарейки, которые после использования можно заменить. А старые выкинуть. На пенсию или в дурдом. А то и…

Константин, Алексей и Сергей, моя расстрельная команда, откинувшись на спинках мягких стульев, смотрели кто куда.

Мантик тяжело сопел, покрасневшую рожу наморщил и пялился на свои скрещенные пальцы. Наверное, думал о том, как бы отвертеться от предстоящих неприятных разговоров на скользкие темы. Тоже мне, прямой и честный! Не хочет он никого «закладывать»! Да вы тут все одним миром мазаны. Вам только дай повод для сплетен, вы ж все косточки за глаза обсосёте до блеска. А потом их же в дерьмо и втопчете. С удовольствием. Так у вас это за низость не считается, даже, наоборот, за доблесть и лихость. Как извратились простые понятия!

Костя рассеянно листал странички уголовного дела казнённого Дмитрия Кожухова, внимательнее штудируя и осмысливая, каким-таким образом кривая его нелёгкой судьбы вывезла этого индивидуума к входу в душевую, обитую резиной. То ли ему адвокат попался нерадивый, то ли присяжные ретивые, то ли просто врождённое раздолбайство, помноженное на хроническое невезение. А скорее всего, это было единственным и естественным логичным завершением такой непростой истории его жизни.

Лёша, молодой лейтенант, с интересом оглядывал весь мой кабинет, методично и спокойно. Будто видеорепортаж для себя в голове записывал. Прошёлся по окнам, по стене с портретом президента. Президент смотрел на Лёшу, смущённо и мудро улыбаясь, будто знал про него такое, чего Лёша не только никому не рассказывал, а и сам имел о том лишь смутные подозрения. Но президенту виднее. Потом его взгляд скользнул по креслу и по мне, сидящему в нём. И я отметил, что глаза его ни на йоту не поменяли выражения и прошлись по мне, как по части интерьера. Как по мебели, вроде кресла или шкафа. Этот-то о чём себе думает? Загадочный тип. И казни не испугался. Похоже, ему понравилось. Эх, молодёжь! Грязный извращенец, как пишут в интернетах, правда, немного по другому поводу.

Ладно, пора на расход! Концерт окончен.

– Всем спасибо, – я принял от Кости личное дело, сунул его в недра стального несгораемого шкафа. – Никого более не задерживаю. О следующем мероприятии будете извещены в плановом порядке.

Они вскочили, стали по очереди жать мне руки, прощаясь. Последним побрёл к двери Манин с подсушенным горем лицом. Я подождал, пока его массивная туша войдёт в косяк и окликнул:

– Серёжа!

Он обернулся, глаза сверкнули бельмами белого слепого страха.

– Скоро буду смотреть, кому и как квартальные премии распределять. Ты там посмотри среди своих, кто отличился и всё такое. Ну, и о тебе, конечно тоже, подумаю. Зависит от результата. Ну, ты понял, какого.

– Спасибо! – его взгляд просветлел.

Теперь я ему сменил мотивацию с кнута на пряник. А работать за совесть, а не за страх всегда продуктивнее. Пусть повертит толстой жопой, пошевелит ушами. А то одни пакости на уме. Не дорос ты, Мантик, до высокого звания заплечных дел мастера. Останешься навеки в подмастерьях на побегушках, ключи подавать. Не светит тебе подержать в руке тяжёлый налитой силой былинный «Наган». Стой и смотри, как достойные люди кладут на алтарь правосудия свою чистую совесть, жертвуя ей во имя высшей справедливости. А лапками своими потными не лезь. Не по рылу каравай.

Доктор расправил плечи и вышел теперь уже бодрым шагом, сменив настроение, как выключателем щёлкнув. Как мало надо людям для счастья! Чем проще организм организован, тем легче проходят в нём мыслительные процессы. Быстрее меняется гамма чувств, не гложут их сомнения. А совесть давно спит, крепко запертая в прочной стальной клетке равнодушия и наплевательства. Под замком неуважения, запертым на ключ чувства собственной важности. Такой лабиринт старому льву не преодолеть. Особенно, если голова всё время занята простыми, как шпалы, мыслями. Пожрать, поспать, потрахаться. Поглазеть, если самому не дают, на то, как убивают человека. Это не кино, это реальность. А такой адреналин больше нигде не получишь. Чувствует себя не меньше, чем патрицием на больших играх при Нероне. Крови он жаждет! Доктор смерть…

Я посидел ещё немного, откинувшись на спинку своего бронекресла. Хорошо! Приятная облегающая мягкая и спокойная надёжность его будто заряжала меня. Батарейка я. Аккумулятор. Как в «Матрице». Только там это преподнесли буквально. Что ж, пока заряд копится, можно и впрыснуть целебного электролита.

Нехотя встав, я сделал шаг к сейфу, вновь извлёк бутылку коньяка. Осталось там как раз на пару порций. Посижу, поразмышляю в тишине и покое. Добью её и отправлюсь к себе в берлогу. Дальше существовать. Ждать завтрашнего дня. Завтра придёт Танюха, проведём приятно время. Теперь, чем мы реже с ней встречаемся, тем приятнее проведённое время. Старею, наверное. Она молодец, выручает меня, сглаживает моё оголтелое одиночество. И не такая, как стандартные «мотыги» из бухгалтерии или канцелярии. Спокойная, рассудительная. Говорит мало и по делу. Загадочная. Рыжая бестия. Ведьма. А я, выходит, чёрт на шабаше. Ладно, пусть так. А кем мне ещё быть по совокупности своих преступлений перед собственной совестью.

На «зоне» «чёрт» одна из низших каст. Видимо в градации совести такие как я проходят на этом уровне. А подняться тяжело. Тяжелее, чем «чёрту» в «зоне» стать вновь «законником». Надежда есть, осталось только найти тот лучик света в тёмном царстве. И я ищу. Не зацикливаюсь на простых шпалах, не ем, не сплю, не трахаюсь. Только по необходимости. Для поддержания функциональности бренного тела. И удовольствия от того испытываю необходимый минимум. Кстати, чревоугодие и прелюбодейство суть смертные грехи. А мне и убийства хватает. Или оно – не смертный грех?

Как всё запутано!

Попутно я выложил обратно пистолет. Чистить его не стал. Не так уж он и запачкался. Как-нибудь позже, в другой раз. Никогда не любил чистить оружие, считая это напрасной и глупой тратой времени. Скучным и тупым занятием. Вот мытьё посуды меня всегда успокаивало и гармонизировало. Здесь посуды нет, зато есть коньяк. Он тоже имеет похожие свойства. Сейчас ими воспользуюсь. Я плеснул в свой стакан и в кармане завибрировал мой сотовый телефон.

Звонил дон Петруччо, который сразу, не здороваясь, перешёл с места в карьер:

– Ты чо, Глеб, совсем охерел?!!

– А что?

– Ты зачем мне поставил такой будильник?!! Я чуть не обосрался ночью!!!

Представив себе эту картину, я не выдержал и искренне громко расхохотался.

– Смешно ему, блин! Сплю и слышу, как кто-то воет. Не пойму, что за херня? А оно всё громче. Ей-богу, меня чуть дедушка Кондратий не обнял! Нельзя так издеваться над людьми!

– Эх ты, аника-воин! А ещё хотел людей «исполнять»! Какой ты на фиг танкист? Ладно, извини. Но согласись, круто вышло?

– Иди ты…

– Как ремонт?

– Нормально.

– Твоя не вернулась?

– Нет. Она до завтрашнего вечера там сидеть будет. Сам как?

Я чуть запнулся. И, правда, как я сам себя сейчас чувствую? Обычно я всегда переживал такие моменты тяжело. В голове прокручивались сцены расстрела, все мельчайшие детали. Выстрел, кровь, слова перед казнью. Глаза того, кто сейчас умрёт, их выражение. Но теперь в этот текущий момент ничего такого не наблюдалось. И не потому что я тут заработался. Просто ещё свежо воспоминание об отвратительной гусенице в человеческий рост, икающей и вздрагивающей. Нет ассоциативного ряда, чтобы совести зацепиться и начать мотать из этого насекомого шёлковую нитку страха и угрызений. Да ещё спиртное растормаживает и прогоняет хандру метлой немотивированной эйфории.