Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания - Мэтт Морган

снова подняться в воздух с Рэтти – на этот раз на его F-35, – мы бы летели со скоростью 2000 км/ч, что в 1,6 раза быстрее скорости звука. На мое тело давила бы сила притяжения, в семь раз превышающая земную. Примерно то же испытывал «Аполлон-16», возвратившийся в родную атмосферу после высадки на Луне. Без уроков, усвоенных у масайского жирафа, меня бы не просто вырвало – я бы умер. Из‑за гипоксии мозга я бы потерял сознание или, выражаясь точнее, упал бы в обморок при перегрузках[22].

Дабы избежать такого сценария, современные пилоты надевают высотно‑компенсирующие костюмы, которые плотно облегают ноги, препятствуя току крови к стопам. Мозг продолжает снабжаться кислородом, и человек не погибает. Даже без своры голодных гиен пилоты‑истребители и астронавты могут беспрепятственно парить над африканскими равнинами благодаря технологиям космической медицины, обретенным людьми в вековечной пыли саванн.

Прервавшие погоню гиены расхаживают вокруг сломанного дерева, как хулиганы вокруг скамейки в парке. Они с жадностью всматриваются в горизонт, обшаривая глазами пустую землю. Жираф уже далеко. Он в безопасности. Но только пока. Гиенам не повезло. Но только пока. Жираф замедлил бег не потому, что у него устали ноги или истощилась энергия, а из‑за воздушного вихря. То была не пыльная буря, то был вихрь внутри трахеи жирафа.

Точно так же с собственной дыхательной системой боролся Ифан. Теперь, когда он неподвижно лежал на реанимационной койке, его легкие вызывали не меньше беспокойства, чем черепно‑мозговая травма. Врачи изо всех сил пытались вдохнуть в его тело достаточно воздуха, чтобы поддерживать оптимальный уровень кислорода.

Дабы понять, каким образом мы помогли Ифану, необходимо присмотреться к тому, как жираф дышит через столь длинную и тонкую шею. Для этого нам нужно перенестись в 1940‑е годы на британский крейсер времен Второй мировой войны. Там мы встретимся с выдающимся человеком, доктором Филипом Хью-Джонсом. Он был ведущим пульмонологом и одним из величайших ученых‑клиницистов послевоенной Британии. А еще он был просто одержим животными.

– Отец любил водить студентов в Лондонский зоопарк, – рассказывал его сын, антрополог Стивен Хью-Джонс, за чашкой утреннего чая, когда мы сидели в его коттедже в Уэльсе.

Позже мне на глаза попалось интервью самого Филипа Хью-Джонса:

«Студенты многое извлекли для себя из этих экскурсий. Разумеется, я имею в виду умных студентов. Глупые думали, что их просто сводили погулять в зоопарк. Но видите ли, немногим в жизни доводится исследовать глазное дно слона или тигра».

Отец Стивена изначально хотел стать зоологом, однако во время Второй мировой войны, по окончании медицинского факультета Кембриджа, его направили изучать воздействие танковых выхлопов на солдат. Это пробудило в Хью-Джонсе ранний интерес к пульмонологии и стало причиной переезда в мой родной город и столицу Уэльса, Кардифф. Некоторые беспокоились, что черное золото, или уголь уэльских долин, сильно вредило легким шахтеров. В конечном счете доктор Хью-Джонс доказал это, описав группу заболеваний под названием пневмокониоз, в которую входит антракоз (от вдыхания угольной пыли) или болезнь черных легких[23].

Свободное время ученый проводил в доме, полном произведений искусства и музыки, в окружении причудливых древностей из далеких мест. Хью-Джонс ставил любопытные эксперименты по скрещиванию редких бабочек. Его домашними питомцами были не кошки или золотые рыбки, а самка ленивца по имени Софи и малютка галаго Тапенс, особым удовольствием для которой было мочиться на пол в ванной.

После чая Стивен предложил мне вина. Он рассказал о своем детстве на Ямайке, где его отец впервые выделил сахарный диабет первого и второго типов. Несмотря на потрясающие медицинские достижения отца, образование Стивена было более приземленным.

– Школа на Ямайке научила меня сексу, нецензурной брани и швырянию камней через широкие реки, – вспоминал он с ностальгической улыбкой.

Тем не менее эти уроки пригодились Стивену в метании копья, которым он занялся по возвращении в английскую школу‑интернат, а также зародили в нем страсть к антропологии.

– Теперь, будучи антропологом, я могу изучать секс и ругательства как профессионал, а не как любитель! – посмеялся он.

Во время очередной зарубежной поездки доктор Филип Хью-Джонс совершил открытие, позволившее нам сегодня управлять хрипящими легкими Ифана. Находясь в отдаленном племени маку на берегу Верхней Амазонки, исследователь видел, как охотники убивают добычу отравленными дротиками, которые выдувают из трубки, изготовленной из выдолбленных прямых стеблей пальмового дерева. Чем выше был мужчина, тем длиннее была его духовая трубка. Чем длиннее была трубка, тем дальше летел смертоносный дротик. И все же существовал предел: окажись длина слишком большой, дротик просто вывалился бы из противоположного конца трубки, как последние капли вина из бутылки Стивена. Старейшины объяснили, что если внутри трубки воздуха больше, чем у охотника «во рту», это значит, что трубка слишком длинная. Чем выше мужчина, тем сильнее его дыхание.

То, о чем говорили представители древнего племени, точно соответствовало результатам исследования, впоследствии опубликованным доктором Хью-Джонсом: объем легких человека напрямую связан с его ростом. Но чтобы подтвердить это, ученому пришлось повстречаться с жирафом.

Однажды во время очередной экскурсии по зоопарку Хью-Джонс и его студенты стали свидетелями смерти жирафа, скончавшегося после экстренной операции на травмированной ноге. Доктор принял участие во вскрытии и измерил трахею животного, длина которой составляла 1,7 м. Вспоминая духовые трубки, он размышлял о том, как жирафам удается существовать с настолько длинной трахеей. Можно ли было применить к живым организмам принцип, услышанный от старейшин племени? После дополнительных измерений Хью-Джонс наконец нашел ответ на свой вопрос. За миллионы лет естественного отбора трахея жирафа стала гораздо у́же, чем у любых других близких видов, что уменьшило объем мертвого пространства[24]. Это позволило трахее жирафа превысить длину, предписываемую законами физики.

Завершив измерения, доктор Хью-Джонс обнаружил четырехметровую струнообразную структуру. Одним концом она крепилась к мозгу жирафа, затем спускалась на два метра по длинной шее, огибала крупный кровеносный сосуд и поднималась на два метра вверх, к гортани. Эта ткань, показанная Ричардом Докинзом в одном из выпусков документальной передачи «Анатомия крупнейших животных» в 2009 году, была возвратным гортанным нервом, координирующим движение голосовых связок у млекопитающих. Благодаря случайной причуде эмбрионального развития возвратный нерв у формирующегося плода подходит к гортани, огибая небольшую тканевую дугу. Крошечная дуга вскоре превращается в крупнейший кровеносный сосуд организма – дугу аорты. У людей это едва заметно, огибание дуги добавляет всего лишь сантиметр к общей протяженности возвратного нерва. Но у жирафа нерв тянется вверх, через всю двухметровую шею, а затем в обратном направлении. Признайтесь,