Орлы императрицы - Лев Полушкин

Прадед Мировича был особой, приближенной к малороссийскому гетману Мазепе, переметнувшемуся во время Северной войны из стана Петра I на сторону шведов, за что Петр лишил всех его сообщников земель и имущества, а на самого Мазепу был настолько гневен, что послал за ним в погоню два драгунских полка с наказом «взять живым». В Московский монетный двор поступило распоряжение изготовить серебряную «Иудину медаль» весом в 10 фунтов с изображением на ней повесившегося Иуды, и под ним 30 сребреников с надписью «Треклят сын погибельный Иуда еже за сребролюбие давится». Медаль велено было отослать Петру, который при своей способности к выдумкам хотел для осмеяния Мазепы вручить ему эту медаль перед свершением публичной казни. Однако Мазепа с двумя бочонками золота скрылся под прикрытием войск шведского короля Карла XII. Петр предпринимал отчаянные попытки достать предателя: выкупить, выменять на главного шведского министра графа Пипера, но безуспешно. Медаль Иуды, изготовленная в единственном экземпляре, за ненадобностью была отдана шуту Петра, Шаховскому, который навешивал ее себе на шею на всех увеселениях, устраиваемых императором; потом сию медаль видели на придворном шуте Анны Иоанновны, дальнейшая судьба ее теряется в безвестности.

Мирович хлопотал, но безуспешно, перед Сенатом о возвращении, хотя бы частичном, владений своего изменника-предка. Все старания были напрасны; на одно из последних прошений Мировича Екатерина II 19 апреля 1764 г. наложила резолюцию: «По прописанному здесь просители никакого права не имеют, и для того надлежит сенату отказать им» [34, 238]. Отказано было и в назначении пенсий бедным его сестрам, в результате чего обретает реальные черты подспудно вынашиваемая Мировичем еще в 1763 г. мысль: «Если я во власти чудотворца Николая изыскан буду в знати императорской фамилии и буду иметь имя и счастие, то обещаюсь съездить в Бар-град поклониться мощам чудотворца Николая, отслужить молебен» и т. д.

В апреле 1764 г. Мирович (по его собственным показаниям) узнает о содержании в Шлиссельбургской крепости свергнутого императора Иоанна Антоновича, где он несет наряду с другими офицерами Смоленского полка (в порядке очередности) караульную службу. Отчаявшись получить от власти какие-либо средства для безбедного существования, он вынашивает идею освободить узника с целью провозглашения его императором всероссийским. В поисках сообщников он сходится с поручиком Великолуцкого полка Аполлоном Ушаковым с предложением: «хочет ли он такое дело сделать, какое и Орловы сделали?» Ушаков при сих речах оробел и спросил: «Что такое так, как Орловы, сделать и с каким намерением?» Любопытно, что Ушаков знал уже и без Мировича о содержании принца в Шлиссельбурге, между ними произошло соглашение, и 13 мая они вместе отправились в Казанскую церковь, где отслужили акафист Казанской Богоматери и по себе панихиду (как по убиенным на случай провала). Вместе они составили план, по которому Ушаков во время дежурства в карауле Мировича должен был явиться в крепость с указом от имени государыни выдать узника; под указом стояла ловко подделанная подпись Екатерины.

Но планы заговорщиков по чьей-то неведомой воле прервались самым неожиданным образом. Ушакова, сшившего себе уже штаб-офицерский камзол, внезапно, 23 мая, командируют в Смоленск для сопровождения совместно с фурьером Новичковым казенных денег в сумме 15 000 рублей серебряной монетой. В дороге Ушаков так разболелся, что остался в деревне Княжей, а Новичков отправился дальше. Возвращаясь из Смоленска, Новичков заехал в Княжую за Ушаковым, но там ему сказали, что тот поехал, не дожидаясь, в Петербург. Догоняя Ушакова и расспрашивая по дороге жителей, Новичков узнает в селе Опоки, недалеко от Порхова, что 6 июня в реке Шелони найдена кибитка, обшитая рогожей. В кибитке оказались подушка, шляпа, шпага с золотым темляком, рубашка и 8 рублей денег, а затем найдено и тело утопшего офицера, которое жители зарыли без соблюдения каких-либо церковных обрядов.

Новичков признал вещи Ушакова и вызвал людей из Порховской воеводской канцелярии для подтверждения смерти своего спутника. Прибывшие писец Холков и солдат Попов, в присутствии которых была совершена эксгумация, зафиксировали, что Новичков опознал в погибшем Ушакова [34, 247]. Одежда его была цела, но тело начало разлагаться, ввиду чего, как записано в рапорте, «боевых знаков признать никак невозможно, токмо на левом виску незнаемо от чего небольшая рана».

День развязки — 4 июля — наступил вопреки плану Мировича, потерявшего сообщника, неожиданно, чему виной был он сам.

В этот воскресный день часов в 10 утра приехали в шлюпке, якобы к обедне в Шлиссельбургской крепостной церкви, капитан полка канцелярии от строений Загряжский, его сослуживец, подпоручик князь Чефаридзев, купец Шолудяков и сенатский регистратор Бессонов, состоящий при секретаре Н. И. Панина, Григории Николаевиче Теплове [34, 249]. Мирович впустил их без доклада коменданту Бередникову, и когда тот спросил, что это за люди, ответил, что видел одного из них — Бессонова — в Сенате. Бередников, узнав, что Бессонов является человеком Теплова, от которого многое зависело, пригласил гостей к себе на обед, а до того по просьбе Бессонова повел всех осмотреть крепость.

Далее, как показал на следствии Мирович, Чефаридзев, несколько поотстав с Мировичсм от других, спросил: «Здесь ведь содержится Иоанн Антонович?» и, получив утвердительный ответ, поинтересовался, где именно. Мирович сказал, что дабы не вызывать подозрений, покажет знаками головы на те 8 замазанных окон, за которыми содержится секретная особа, что и было сделано. Вернувшись в комендантские покои, Чефаридзев и Бессонов, немного помешкав, пошли за крепость, где пробыли около часа, а когда пришла пора обедать, Мирович был послан за ними, и застал их у бастиона за разговором.

При расставании Чефаридзев настойчиво просил Мировича навестить его в столице.

На следствии Чефаридзев рассказывал об этом несколько иначе. Когда пошли осматривать крепость, Бередников просил Мировича сопровождать группу с ключами. После расспросов Чефаридзева о содержании принца Мирович сказал: «Жаль, что у нас солдатство несогласно и загонено, а ежели бы были бравы, то бы я Ивана Антоновича оттуда выхватил и, посадя в шлюбку, прямо прибыл бы в С.-Петербург и к артиллерийскому лагерю представил бы». На вопрос Чефаридзева, что это значит, Мирович отвечал: «А что б значило, то и значило! Как бы привез туда, так бы окружили его с радостью».

Когда же вернулись к коменданту обедать, но обед еще не был подан, Бессонов, как бы для отравления нужды, позвал с собой Чефаридзева, отвел за крепость и расспрашивал его о разговоре с Мировичем. Узнавши о мыслях Мировича, Бессонов ударил его со словами: «Полно врать, дурак! Да у дурака и спрашиваешь! Не ври более!» Здесь появился и Мирович с приглашением к обеду.

После обеда Мирович, прохаживаясь по крепости, увидел Власьева, с которым ему до сего времени не приходилось разговаривать (охранникам и караульным ходить друг к другу в служебные помещения было запрещено), и после взаимного приветствия они пошли вместе по галерее. И тут Мирович приоткрыл свои замыслы и спросил: «Не погубит ли он меня прежде предприятия моего?» Власьев отвечал, что ничего об этом не хочет слышать, после чего вскоре разговор закончился.

В этот же день Мирович, опасаясь доноса, начал склонять своих солдат к бунту с целью овладеть заключенным императором, обещая щедрые вознаграждения; солдаты колебались, но обещали действовать со всеми остальными заодно.

Между тем Власьев, чрезвычайно озадаченный и встревоженный неожиданным разговором с караульным офицером, рассказал о том Чекину, после чего они совместно составили рапорт на имя Н. Панина и, не говоря о его содержании, передали Бередникову для отправки в столицу.

Наступила ночь, Мировичу не спалось. И вдруг является к нему караульный Лебедев с сообщением, что поступило от коменданта распоряжение пропустить из крепости гребцов, не беспокоя караульного офицера (т. е. Мировича). Приказав выполнять указание коменданта, всполошившийся Мирович, догадываясь о данном гребцам поручении и узнав через Лебедева, что Власьев сидит у коменданта, понял, что пора действовать. В 1 час 30 минут Лебедев пришел снова с вестью о том, что гребцы с канцеляристом вернулись и Бередников распорядился их впустить. Терять было нечего, и, положившись на одну лишь удачу, Мирович схватил мундир свой, шпагу и бумаги с манифестом, сбегая вниз, сунул бумаги в трещину в стене, и скомандовал солдатам «К ружью!», а к воротам послал пикет с приказанием никого из крепости не выпускать. Пока команда строилась и заряжала ружья, вышел комендант и вопросил, что все это значит? Мирович ударил его прикладом, разбив лоб, со словами «Что ты здесь держишь невинного государя?», и отдал коменданта солдатам под стражу.