Оборотная сторона Луны - Эльрида Морозова

И в тот же момент за моей спиной кто-то выстрелил. Я только вздрогнула, но даже не попыталась убраться с этого места. Пуля пролетела мимо меня, прямо в голову Кифа. Некоторое время он еще сидел, опираясь спиной о стену, потом повалился на пол. На стене осталась красная полоса.

Волк и его товарищи прошли мимо меня. И только тут я поняла, что все это время ждала выстрела в спину. Сейчас напряжение отпускало.

Можно было бы почувствовать стыд за то, что не помогла товарищу, не ответила ему, не попыталась предотвратить его убийство. Но что я могла сделать? Разве что умереть рядом с ним, отдав свое тело на поругание убийцам и насильникам.

Я сберегла себя еще на какое-то время. Молча я смотрела на теплый еще труп Кифа Каннингема. Когда-то я не знала, куда деваться от этого человека. Потом он начал мне нравиться. Я видела в нем ученого и просто хорошего парня. А сейчас его не стало. И это было очень несправедливо. Если я выжила в этом корпусе, значит, я смирилась с этой несправедливостью. Значит, я стала такой же, как и все каторжники.

Моего знакомого убили на моих глазах. А я даже не попыталась его ни защитить, ни элементарно – поплакать над его трупом. Единственное, что я могла, это тихо прошептать:

– Прости, Киф.

На лбу у меня выступила испарина. Я отерла ее рукой и вдруг замерла на месте. Только сейчас я увидела, что мои ногти накрашены. Да сколько можно терпеть этот страх? Кончается что-то одно, так сразу же начинается другое. Никогда не возможно вздохнуть спокойно и хотя бы немного перевести дух. Каждый риск разоблачения убивает тебя потихоньку. Каторжники убили бы сразу, а это все действует постепенно.

Ну почему я не подумала сразу, что надо стереть лак? До какой степени нужно быть дурой, чтобы забыть о таком важном деле? Может, было недостаточно времени. Или наблюдательности. Но с этим надо срочно что-то сделать. Ногти красят только женщины, а их не должно быть в среде каторжников.

Я срочно спрятала руки, зажав их в кулаки, и пошла вниз по лестнице. Теперь у меня появилась цель. Не та, что я разыгрывала, чтобы быть похожей на рядового каторжника. Цель была настоящей. Только бы никто меня не трогал и никто не смотрел. Если спуститься на этаж ниже, можно войти в любую комнату. И поискать там жидкости для снятия лака.

Но нет, они будут не в любой комнате, а лишь в той, где жили женщины. Ближайшая отсюда – комната Тесс.

Я пробиралась к ней по стеночке. Когда мимо проходили какие-нибудь каторжники, я сжималась в комок и глубже засовывала голову в плечи. Еще я боялась, что меня может выдать грудь. Я старалась прятать ее по мере возможности. И лучшим средством для этого тоже была сутулость. Я была рада, что костюмы каторжников такие громоздкие и словно надутые. Очертания фигуры просматривались в них очень плохо.

Вот и комната Тесс. Я отворила дверь и вошла внутрь. Видно было, что здесь похозяйничала вооруженная банда. Везде разгром, мебель сломана, по стене прошлась пулеметная очередь. Я боялась, что могу увидеть здесь Тесс: мертвую и изнасилованную. Но ее тут не было, и я была благодарна за это.

Однако я едва заметно прошептала:

– Прости, Тесс, – когда открыла ее тумбочку и вытащила флакон с жидкостью для снятия лака.

На всякий случай надо было уйти в ванную. Если внезапно откроется дверь в комнату, меня увидят сразу. А если я буду в ванной, у меня еще будет время замести за собой следы.

Защелка была сломана, дверь пришлось просто прикрыть. Несмотря на разгром, ванная сохранилась довольно неплохо. Только лишь зеркало было разбито да в одном месте отвалился кафель.

Я быстро стерла лак и подстригла ногти под самый корень, как это обычно бывает у мужчин. Потом подумала немного, убрала отвалившийся кафель и попыталась загрести немного грязи себе под ногти. Все должно было естественно. Я и так выделяюсь маленьким ростом, сжатой фигурой, странной сутулостью и выражением ужаса на лице. Если я могу сделать что-то для моего нового облика, я сделаю это.

Дело было закончено. И хоть я могла бросить ватку со стертым лаком в мусорное ведро, я предпочла смыть ее в унитазе. Чтобы следы деятельности, произведенной женщиной, не оставались на глазах у мужчин.

Я оглядела свои ногти. Ни единого пятнышка лака на них не осталось. И вдруг я вспомнила Дэна. «Как ты скрупулезно красишь ногти, – говорил он. – Все равно их не будет никто рассматривать. Зачем так стараешься?»

Боже мой! Дэн! Как я могла забыть о нем? Его убили, как и всех в этом корпусе. Осталась одна я. И вместо того, чтобы оплакивать своего любимого, я занимаюсь ногтями!

Мне стало ужасно стыдно. Надо было срочно пойти и найти Дэна. А что, если он жив? Может, как и Киф, он сидит где-нибудь у стеночки и ждет помощи. Самым простым было взять и смириться с его смертью. А если еще есть какая-то надежда? Ведь бывают же случаи, когда выживают и после пулевых ранений? И после автоматных очередей? Я не видела в свои экраны, что произошло с Дэном. Так что может быть всякое. И, возможно, ему требуется моя помощь.

Надо было идти к нему, хотя больше всего мне хотелось закрыться в этой комнате и сидеть здесь до тех пор, пока Земля не вышлет нам помощь. Ведь не может же такого быть, чтобы нас тут всех бросили на произвол судьбы. Это будет бесчестно, если я выживу, а Дэн нет.

Несколько раз я пыталась выйти, и несколько раз мои попытки срывались. Я всего лишь подходила, нажимала на ручку, а потом отходила от двери. Здесь, несомненно, было безопаснее. Но это только пока. Если я здесь останусь, а кто-то войдет, то я даже не смогу от него убежать. В этом смысле коридор безопаснее. Лучше находиться там, где есть свобода движения.

Когда в очередной раз послышались голоса в коридоре, я испугалась, что сюда могут войти, и вышла сама.

Жалкое зрелище представлял собой коридор. Когда-то пол блестел, в нем отражались лампы дневного света с потолка, на нем стояли кадки с цветами, и под ногами лежали красные ковровые дорожки. Сейчас все было сметено, изуродовано, дорожки сбились в кучу, кадки с цветами повалились на бок. Стены и пол были выпачканы кровью. Красные ручейки текли прямо под ногами.

Но самое ужасное было видеть трупы людей. Их тут было очень много. Самых разных возрастов, в разной одежде, а кто и без. В разных позах, в невообразимых местах. Какой-то мужчина повис на кадке с цветами. Какая-то женщина распласталась на эскалаторе. Это было ужасно, но я думала: «Слава богу, это не Дэн».

Нет, смотреть на это было невозможно! Я не буду добровольно здесь находиться. Надо вернуться в комнату и сидеть там. И так понятно, что здесь никто не выжил. Так что лучше спрятаться.

Я дернула ручку в первую попавшуюся комнату. Отворила дверь и хотела войти туда, но остановилась на пороге.

В комнате были люди. Странной синевой блеснуло обнаженное женское тело. Над ним склонились сразу четверо мужчин в костюмах каторжников. Они были так увлечены, что даже не заметили моего появления.

Я подавила в себе крик и спешно закрыла дверь. Кажется, она хлопнула. Может, они не заметили этого, а может, это их разозлило. Если они выйдут и увидят тут меня, они тоже могут убить и изнасиловать.

Стараясь ни на что не смотреть, я пошла прямо по коридору. Тошнота стояла возле самого горла. Но если меня сейчас вырвет, это будет выглядеть подозрительно. Каторжникам должно нравиться то, что здесь происходит. Никто из них не будет в таком ужасе, чтобы не сдержать рвотный рефлекс. А мне нужно притворяться рядовым каторжником.

В одном месте я увидела Милашку, которого когда-то показывала мне Мэриан. Он стоял посреди коридора под камерой, кричал в нее матом и выделывал всякие жесты. Я привыкла видеть его таким на пленке. Теперь видела живьем. Его даже не заботило то, что камера сломана и не передает ни изображения, ни звуков.

Ноги сами принесли меня на третий этаж к химическому отделу. Но чем больше я подходила, тем больше замедляла шаги. Что-то как будто оттягивало меня назад. Пока еще у меня была надежда на то, что Дэн жив. Если я сейчас увижу, что это не так, это будет крах всего.

Возле химического отдела лежали убитые. Я вглядывалась в лицо каждому, ища Дэна.

Я увидела его у самого входа в химический отсек. Одна его рука была неестественно вывернута. Остекленевшие глаза смотрели прямо перед собой.

Я почувствовала приступ тошноты и согнулась в сухих судорогах. Затем присела рядом с Дэном, долго смотрела на него. Хотела что-то сказать, но не было таких слов, чтобы выразить все, что я чувствую. Затрясла его руку.

И вдруг услышала над собой чей-то голос:

– Что такое? Он еще жив?

Я подняла голову и увидела уставившееся в мою сторону дуло автомата. И я почувствовала облегчение. Мне очень захотелось, чтобы это быстрее кончилось. Мне была суждена смерть, и я желала ее. Как можно и дальше находиться в этом корпусе среди этих диких людей? По плану все должны были умереть. Я уже украла у жизни несколько минут. Хватит. Я умру рядом с Дэном в костюме каторжника. Никто не заподозрит во мне женщину и не станет насиловать. Так что мое тело не будет поругано. Все равно жить после всего увиденного я не смогу. Не смогу жить без Дэна. И не смогу выжить среди каторжников-убийц.