Иван Грозный и Девлет-Гирей - Виталий Пенской

Все эти новости были как нельзя более кстати. Оставлять большое войско на берегу на зиму теперь стало не нужно — с мелкими отрядами татарских хищников можно было справиться и без того, чтобы держать в пограничных крепостях множество детей боярских и их послужильцев. Иван и его советники решили распустить большую их часть по домам на отдых да на хозяйство, оставив на зиму на границе лишь необходимый минимум ратных людей с немногими воеводами. А тут еще прибыло из Крыма ханское посольство с купцами и отпущенными «на окуп» попавшими в плен под Судьбищами русскими детьми боярскими. В своей грамоте, переданной Ивану гонцом, Девлет-Гирей писал, что де «он всю безлепицу отставил, а царь бы и великий князь с ним помирился крепко и послов бы промеж собою добрых послати, которые бы могли промеж их любовь зделати, и было бы кому верити»{125}.

Причины такого миролюбия хана стали ясны после того, как царем была прочитана грамота русского посла в Крыму Ф. Загряжского, который сообщал, что хан все лето просидел в своем улусу, ожидая нападения Ивана, и просил помощи у турецкого султана Сулеймана I, но ее так и не получил. Более того, Вишневецкий взял у него Ислам-Кермен, а черкасский князь Сибок «з братьею», что приезжал в Москву бить челом в русское подданство, отнял у Девлет-Гирея два городка на Кубани. И, если верить приехавшему в Москву «из Нагаи» царевичу Тохтамышу, брату незадачливого казанского «царя» Шах-Али, который много лет провел в Крыму, часть татарской аристократии, недовольная неудачными действиями Девлет-Гирея, даже хотела возвести на трон Тохтамыша, убив «царя». Хан раскрыл заговор и «уберегся», а Тохтамыш, спасая свою жизнь, бежал из Крыма, но все равно новость о разногласиях внутри крымской правящей элиты выглядела весьма многообещающей{126}. Одним словом, нарисованная Загряжским и царевичем картина происходивших в Крыму событий была более чем примечательной!

Итак, кампания 1556 г. закончилась, и в Москве могли теперь подвести ее итоги. А итоги были, на первый взгляд, более чем удачные. Оказалось, что хан чрезвычайно болезненно относится даже к одной только угрозе нападения на его владения, не говоря уже о тех случаях, когда Крымский улус действительно подвергнется нападениям со стороны русских или их союзников. И в самом деле, действия немногочисленного разведывательного отряда Д. Ржевского (а у него было даже с присоединившимися каневскими козаками вряд ли больше 1 тыс. ратников) навели такой страх на Девлет-Гирея, что хан отменил поход на кавказских горцев за ясырем и поспешил вернуться домой, защищать свой улус. В итоге крымский «царь» так никуда и не стронулся с места, просидев в таврических степях все лето и осень в ожидании прихода главных сил Ивановой рати.

Страхи Девлет-Гирея не оправдались — Иван IV в 1556 г. в поход на Крым не пошел. Почему — это предмет отдельного разговора. Можно лишь предположить, что на отказ русского царя отправиться на хана повлиял целый ряд причин — здесь и отказ ногайского бия Исмаила поддержать Ивана (в Ногайской Орде разгорелась подлинная гражданская война между Исмаилом и детьми убитого им прежнего бия Юсуфа, так что «Смаилю-князю» было не до походов на «крымского», дай Бог самому сохранить власть и жизнь), и продолжавшаяся война со шведами, и политический кризис в Астрахани. Дело в том, что хан Дервиш-Али, посаженный на астраханский престол Иваном при поддержке Исмаила, попытался отложиться и завязал контакты с Юсуфовичами и Девлет-Гиреем. Хан, обрадованный возможностью насолить Ивану и его союзнику, послал на помощь астраханскому «царю» 700 своих всадников и 300 пехотинцев с пищалями и пушками под началом некоего Атман-Дувана{127}. В итоге Ивану пришлось отправлять в Астрахань судовую рать, стрельцов и казаков, и изгонять изменившего Дервиш-Али. А тут еще закончилась долгая война между Сулейманом I, сюзереном Девлет-Гирея, и персидским шахом Тахмаспом, и кто мог с уверенностью предсказать поведение султана в случае, если Девлет-Гирей обратится к нему за помощью против «московского» и его союзников? Одним словом, даже если не брать в расчет трудности организации похода большого войска через не изведанное еще русскими Поле в Крым, поводов для отмены экспедиции хватало (если она вообще планировалась всерьез, а не была демонстрацией, призванной отвлечь внимание хана от готовящегося похода русской рати на ту же Астрахань).

Но, судя по всему, сама мысль о походе не только не была отложена в долгий ящик, напротив, она еще более окрепла. Оптимизм в Москве внушали как неожиданно благоприятные результаты разведывательного рейда Дьяка Ржевского и переход на сторону Ивана Дмитрия Вишневецкого вкупе с успешным разрешением астраханского кризиса, так и продолжавшиеся переговоры с бием Исмаилом и его мурзами о принесении ими шертной грамоте русскому государю и признания его, таким образом, своим сюзереном. Одним словом, стоило попытаться развить нежданный успех и добиться большего, чем просто принуждения Девлет-Гирея к отказу на время от набегов на Русскую землю.

§ 2. Продолжение противостояния: 1557 и 1558 гг.

Следующий, 1557 год, выдался хлопотным. Мира с татарами не было, потому продолжилось дальнейшее укрепление южной границы. В дополнение к городам, поставленным на границе в 1-й половине 1550-х гг. (Волхов, Михайлов и Шацк) возводятся новые — Ряжск («Ватман-город на Пехлице») и городок, которому предстояло сыграть важную роль в последующих событиях, — Псельский город, располагавшийся примерно в 240 верстах к югу от Путивля на Пеле[2]. Одновременно продолжилась подготовка к новой экспедиции против хана. В январе к ногаям было отправлено большое посольство, перед которым была поставлена задача добиться принесения Исмаилом и его мурзами шертной грамоты Ивану и заключения союза, острием направленного против Крыма. В частности, в наказе послам говорилось, что Исмаил и его мурз должны знать — «государя нашего дорога найдена х Крыму Днепром, и та дорога добре добра. Возможно ею государю нашему всякое свое дело над Крымом делати, как хочет», и что теперь дело только за взаимной договоренностью о походе против Девлет-Гирея{128}.

Весной в Поле были выдвинуты передовые полки — в среднем течении реки Сосна, «усть Ливен», встали 2 воеводы с Дедилова и Мценска, в ее низовьях, «на Поле усть Ельца», расположились 2 воеводы с Пронска и Михайлова. Наконец, еще 2 воевод, из Карачева и Волхова, вышли на старое Курское городище. Получается, что передовой рубеж развертывания русских войск оказался отодвинут к югу от «берега», на котором по традиции снова, как и в предыдущие годы, встали полки поместной конницы со стрельцами, на 200—250 верст, чего еще никогда дотоле не бывало. В Поле снова были посланы казачьи станицы с наказом «проведывати» про намерения татар. Наконец, на Хортице в своем городке сидел князь Вишневецкий. Значение его пребывания в непосредственной близости от ханских владений прекрасно осознавалось и в Москве, и в Крыму — как писал Вишневецкий Ивану, «…докуды в том городе люди будут царьскым именем, и крымцом на войну ходить никуда нелзя». Потому-то в начале 1557 г. хан «с сыном и со всеми людми крымскыми» 24 дня штурмовал Хортицкий городок, но был отбит «и пошел царь от него (Вишневецкого. — П.В.) с великим соромом»{129}.

2 июля 1557 г. в Москву прискакал гонец от князя Вишневецкого, сообщивший, что хан «вышел ис Крыму со многими людьми прибыльными». В Москве немедленно приняли контрмеры — полки, выдвинувшиеся далеко в глубь Поля, были отозваны назад, к Михайлову, Мценску и Туле, на берег для усиления стоявших там полков были отправлены «царь» Симеон Касаевич, царевич Кайбула и двоюродный брат Ивана старицкий князь Владимир Андреевич со своими людьми. Готовился выступить в поход и сам Иван — после того, как станет совершенно ясно, что Девлет-Гирей действительно намерен совершить набег на государеву «украйну»{130}.

Однако на этот раз обошлось — все случилось в точности, как и писал Вишневецкий: пока он и его козаки сидели на Хортице, Девлет-Гирей не рискнул надолго и далеко покидать свои владения. Вместо этого хан осенью пришел под Хортицу и вынудил Вишневецкого, испытывавшего проблемы со снабжением (из-за чего многие его люди поразбежались), покинуть городок. В ноябре князь «к царю и великому князю приехал служити, и царь и великий государь его пожаловал великим своим жалованием и дал ему отчину город Белев со всеми во-лостми и селы, да в ыных городех села подклетные государь ему подавал и великими жалованьи устроил», на что Вишневецкий «государю целовал крест на том животворящий, что ему служить царю и великому князю во векы и добра хотети во всем и землям»{131}.

Рассказывая об этом происшествии, В.П. Загоровский обвинил Ивана IV в том, что он не поддержал князя и не использовал удобный момент для организации решающего удара по Крыму. Однако, исходя из последующего развития событий, Иван вовсе не собирался отказываться от проведения активной, наступательной политики на крымском направлении. Однако ставил ли он перед собой задачу закрепить за собой низовья Днепра и тем самым все Поле за Россией? Надо полагать, что нет. У него и его советников на то время и без того хватало забот, чтобы втягиваться в полномасштабный конфликт с Крымом и стоявшей за его спиной Турцией (между тем, судя по всему, турки были весьма обеспокоены тем, что Вишневецкий пытается укрепиться в низовьях Днепра, и помогли Девлет-Гирею выбить его с Хортицы). И, скорее всего, прав был отечественный историк М.Ю. Зенченко, который писал, что все действия московских властей на «государевой украйне» в это время были нацелены прежде всего на решение одной, но чрезвычайно важной задачи — защитить центральные уезды России от татарской угрозы{132}, а остальное рассматривалось по отношению к этой задаче как второстепенное.