Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков - Марина Сербул

У либерально настроенной дворянской молодежи, побывавшей в заграничных походах и видевшей европейских «вольных поселян», этот бесчеловечный обычай вызывал особое возмущение. Вот почему Чацкий почти треть своего монолога (д. II, явл. 5) уделяет обличению «Нестора негодяев знатных», променявшего преданных слуг на охотничьих собак, и возвышенного ценителя Амуров и Зефиров, распродавшего крепостных актеров поодиночке. Декабрист Д. Беляев вспоминал, что в кругу заговорщиков «Горе от ума» пользовалось огромной популярностью именно в силу его антикрепостнического пафоса, причем «слова Чацкого «все распроданы поодиночке» приводили в ярость; это закрепощение крестьян, 25-летний срок службы (в армии. – В.М.) считались и были в действительности бесчеловечными…». Чацкий характеризует народ как «умный, бодрый», для него такое отношение к крестьянину нестерпимо, и он решительно отвергает мораль «отцов», их «слабодушие, рассудка нищету».

Для Фамусова же, который видит образец поведения в дядюшке Максиме Петровиче, такие речи есть покушение на основу основ его бытия. Чацкий – «опасный человек», «он вольность хочет проповедать!».

Народ в «Горе от ума» остается за пределами сцены, но именно в народной среде обнаруживает Грибоедов те моральные нормы, которыми характеризуется и личность, и общество в целом.

Фамусовское общество так же противопоставлено народу, как Чацкий – гостям Фамусова. Московское дворянство (а Москва воспринималась как исконный русский «народный» город) оказывается абсолютно лишенным корней в родной почве. Европейское для него во всем, начиная с покроя фрака и кончая стилем поведения и языком, ближе, чем свое отечественное. «Бодрый» и «умный» народ оказывается антиподом единомышленников Фамусова, поскольку они поражены недугом ленивой безмятежности или суетливого беспокойства. Фамусову, этому столпу московского дворянства, в книге прошлого дороги именно те страницы, на которых Чацкий находит лишь позорные примеры «пылкого раболепства». Для самого же Грибоедова понятия «народный» и «мудрый» почти идентичны. «Истинно русская, мудрая голова», – аттестовал он А. Ермолова в одном из писем.

В фольклорной традиции народ, его представители, всегда именуются «добрыми» («добрый молодец»). Фамусовское общество и в этом плане проигрывает при сравнении с народом. В заключительном монологе Чацкого оно обрисовано как

…Мучителей толпа,

В любви предателей, в вражде неутомимых,

Рассказчиков неукротимых,

Нескладных умников, лукавых простяков,

Старух зловещих, стариков,

Дряхлеющих над выдумками, вздором…

Таким образом, дворянский «здравый смысл» по всем статьям оказывается ниже народного ума и морали. Безумие мира Фамусовых особенно страшно для «молодых якобинцев», так как они верят, что народ является ведущей силой нации, но пока этот народ унижен, забит и поруган. Вот почему самые острые и горькие слова Чацкий находит для обличения крепостничества.

«Литературность» пьесы

Еще одна сторона грибоедовской комедии, обычно ускользающая от читателя и зрителя нашего времени, – ее «литературность». В первые десятилетия XIX века в русской драматургии в обычае было уснащать так называемые «светские комедии» намеками на реальных лиц и происшествия, а также украшать речи персонажей цитатами из популярных тогда произведений. Дань этой традиции отдал и Грибоедов.

Общеизвестные слова «И дым Отечества нам сладок и приятен» восходят к «Письмам с Понта» Овидия (начало I в. н. э.), затем возникают в стихотворении Г. Державина «Арфа» (1798) и у других поэтов, но в общее употребление эта фраза вошла именно после «Горя от ума». Отметим, что Грибоедов и не скрывает заимствования, так как выделяет данные слова курсивом, заменявшим в начале XIX столетия кавычки.

Выслушав сбивчивый рассказ Софьи о ее вымышленном сне (д. I, явл. 4), Фамусов заключает: «Повыкинь вздор из головы; / Где чудеса, там мало складу». И эта фраза легко узнавалась, ведь перед нами слегка переиначенная строка из прославленной баллады В. Жуковского «Светлана» («Здесь большие чудеса, очень мало складу»).

Помимо этого, в рассказе Софьи отчетливо проступают «откровения», по-видимому, заимствованные из «Нового полного и подробного сонника, выбранного из сочинений многих иностранных и в сногадательной науке искусных мужей» (1818). В этой «гадательной книге» говорится, что «луга, виденные во сне, суть знак хороший…»; «разговоры, во сне слышанные… имеют одинаковое значение со своим знаменованием…»; «темноту внезапно увидеть есть знак какого-нибудь несчастного приключения», а «чудищ видеть во сне… значит тщетную и пустую надежду…».

Греческая мифология – обязательный элемент образования XVIII – начала XIX века. Ее следы заметны в речах и персонажей «Горя от ума». Так, Чацкий обращается к Софье: «Наш ментор, помните…» Ментор – имя мудрого наставника Телемаха, сына Одиссея, ставшее нарицательным благодаря гомеровской «Одиссее». «Нестор негодяев знатных» – тоже из Гомера. В «Илиаде» Нестор – один из предводителей греков, осаждавших Трою. Нестор стар и мудр. В широком смысле это имя означает руководителя, советчика.

Присутствуют в «Горе от ума» и музыкальные «цитаты». Репетилов расхваливает Чацкому Евдокима Воркулова и спрашивает: «Ты не слыхал, как он поет? о! диво!» и тут же приводит начало любимой воркуловской арии «А! нон лашьяр ми, но, но, но» («Ах, не оставь меня, нет, нет, нет»). Это ария из оперы итальянского композитора и дирижера Р. Галуппи «Покинутая Дидона», поставленная в Петербурге три четверти столетия назад. И будучи новинкой, опера Галуппи не вызывала энтузиазма у публики, а потом и вовсе превратилась в музыкальный анахронизм, наглядно свидетельствующий о вкусе Воркулова.

Тот же Репетилов упоминает о «гениальном» Ипполите Маркелыче Удушьеве, чьи «отрывок, взгляд и нечто» Чацкий может найти в журналах. И здесь тоже не карикатура, это реальные, чуть ли не стандартные названия многих сочинений, печатающихся в периодике 1810—1820-х годов. Русские журналы лишь через 10–15 лет станут выразителями общественных мнений, пока же они ограничиваются частными наблюдениями. Пока только писатели, и прежде всего Грибоедов и Пушкин, создают масштабные картины отечественной жизни.

КОММЕНТАРИИ

Действие I

Дал чин асессора… – По Табели о рангах чин коллежского асессора (VIII класс) давал права на получение потомственного дворянства. Те, кто не принадлежал к дворянству, но выслуживал чины от XIV до IX класса включительно, получали только личное дворянство, не передававшееся детям.

…батюшка с мадамой, за пикетом… – Пикет – карточная игра, рассчитанная только на двух участников.

…книгам враг, / В Ученый комитет который поселился… – В задачу Ученого комитета, учрежденного в 1817 году при Министерстве духовных дел и народного просвещения, входило рассмотрение учебников и различных пособий для школ. Ретроградная позиция Комитета во многом тормозила развитие преподавания.

…всё девушкой, Минервой? / Всё фрейлиной Екатерины Первой? – Екатерина I (1684–1727) – жена Петра I, царствовавшая после его кончины. Упоминая о близости к этой императрице, Чацкий тем самым обозначает древний возраст фрейлины. Минерва – в римской мифологии богиня мудрости. Фрейлина – придворная девица знатного рода, состоявшая при императрице.

Действие II

Что за комиссия… – Комиссия (лат. – поручение). В начале XIX века это слово означало и хлопоты, беспокойство.

Достань-ка календарь… – Тогдашний календарь не был похож на современный. Фамусов говорит об адрес-календаре, или месяцеслове, который представлял собой ежегодно издававшуюся книгу и содержал сведения о должностях, чинах и адресах государственных и военных деятелей, чиновников, а также различного рода учреждениях с прибавлением исторических и астрономических данных.

Читай не так, как пономарь… – Пономарь – низший церковный служитель, в обязанности которого входило чтение молитв во время богослужения.

…камергер, / С ключом… – Камергер – высшее придворное звание. Парадный мундир камергера украшался золотым ключом на голубой ленте.

…езжал-то вечно цугом. – Цуг (нем.) – запряжка лошадей гуськом в две или три пары, являвшаяся привилегией высшей знати. По свидетельству мемуариста, «в чинах бригадира, статского советника и выше иначе не ездили как цугом, шестериком, с двумя форейторами, лошади в шорах, кучера и вершники в ливреях и треугольных шляпах, никогда не менее двух лакеев на запятках».

…тупеем не кивнут. – Тупей – прическа XVIII века, пучок волос, взбитый надо лбом.