«Если», 1994 № 10 - Ричард Маккенна

— А разве Крюгер не может расширить границы?

— В принципе, да, но это потребует от него невероятных усилий. Хотя все, что лежит за барьером, вообще не имеет никаких границ. Разве это не восхитительно, господин Кинросс?

— Скорее, угнетающе, — мрачно ответил Кинросс.

— Но почему же? Ведь чем больше населения, тем больше нам понадобится жизненного пространства. Я думаю, со временем мы можем сделать наш мир сферическим и вообще отодвинуть барьер реальности в другое измерение.

— Кто это — «мы»? — резко спросил Кинросс. — Вы и Крюгер?

— Нет, все мы. Все наше сообщество. Вы тоже сможете принять участие…

— Покорнейше благодарю, господин Ланкено.

Тот поджал губы.

— Господин Кинросс, — торжественным тоном произнес он, — в любое время, как только вы пожелаете, вы сможете занять положение, которое по праву принадлежит вам в этом мире. И я искренне призываю вас сделать это. Я возложил на себя руководство только потому…

— Я не хочу принимать в этом никакого участия) Проклятый Крюгер и его проклятый мир. Что он сделал с девушкой по имени Мэри Чедвик!

— Герр Крюгер любит вас, господин Кинросс. В связи с особыми обстоятельствами вашего появления в этом мире мы и господин Гарсия являемся как бы органами осязания. Он может воспринимать этот мир только через всех нас, а также через туземцев, живущих на холмах.

— Я не слишком хорошего мнения о Крюгере. Надеюсь, он до сих цор сходит с ума от жажды.

Фон Ланкено предупредительно поднял руку.

— Он до сих пор страдает от жажды, — тихо произнес он, — и вы слишком жестоки, господин Кинросс. Уж если вам необходимо кого-нибудь ненавидеть, выберите меня, но не герра Крюгера.

Кинросс задумчиво окинул его взглядом.

— И зачем вы только бреетесь каждый день? — сказал Кинросс. Развернувшись, он быстрым шагом пошел прочь.

Обернувшись через некоторое время, он увидел, как Мэри Чедвик разговаривает с фон Ланкено, весело улыбаясь. Кинросс мрачно выругался.

Вечером того же дня Кинросс предложил Гарсии попытаться перейти обратно через барьер. Мексиканец отказался, сославшись на то, что занят, разрабатывая вместе с фон Ланкено новый ритуал для жителей деревни.

— Как хочешь, — сказал Кинросс, — тогда я сделаю это сам. Просто не буду верить в то, что он существует, и пройду через него безо всякого труда. Точно так же, как я это сделал в океане.

— И тогда ты снова окажешься в баркасе, где тебе тут же перережут горло, — ответил Гарсия.

Кинросс боролся с барьером весь день. Он подошел вплотную и почувствовал знакомое головокружение. Затем в воздухе перед ним возникало ухмыляющееся лицо Крюгера в окружении птиц, и он снова оказывался в миле от холма. Измученный и раздосадованный Кинросс под вечер вернулся домой.

Ланкено назвал это миром магии, подумал он. Но если птицы могут перелетать через барьер, то я тоже могу его преодолеть. К тому же, я делаю это ради Мэри. Если бы она только согласилась мне помочь…

Кинросс решил совершить еще одну попытку во время ближайшей грозы, когда Крюгер будет слишком занят со своими демонами дождя. Однажды утром, несколько дней спустя, небо внезапно потемнело, возвещая о приближении грозы. На склонах холма неистово плясали пигмеи. В порывах ветра носились едва видимые тени серых женщин. Как только на землю упали первые капли дождя, Кинросс стал подниматься по склону холма.

По мере приближения к барьеру гроза стала усиливаться. Гремел гром, и в сверкании молнии Кинросс видел беснующихся демонов. Носящиеся над головой серые женщины оглашали окрестности своими жалобными стонами.

Целый день он сражался с барьером, выкрикивая проклятия в адрес Крюгера. Он падал на землю и поднимался, каждый раз обнаруживая себя вдали от заветного места. Он тяжело дышал, и все тело ломило от боли и усталости. Наконец, он был вынужден признать тщетность своих усилий и стал медленно спускаться в долину.

— Ничего, Крюгер, — прохрипел он, — в следующий раз я одолею тебя!

Гроза стихала по мере того, как он приближался к деревне. Увидев наполненные водой овраги, Кинросс позлорадствовал, что по крайней мере он заставил Крюгера разрушить деревню фон Ланкено. Как только он подошел к долине, дождь полностью прекратился. Через полмили он увидел, что деревня ничуть не пострадала.

Когда он приблизился к своей хижине, из кустов вышла Мэри. На голове и плечах у нее сидели белые голуби. Она странно улыбнулась Кинроссу.

— Ты что, Аллан, ходил купаться?

Он глупо уставился на ее сухую одежду.

— А разве здесь не бушевала гроза?

— Нет, немного покапал дождь, но тут же прекратился, — ответила с улыбкой Мэри. — Иди в хижину и высуши одежду. Ты выглядишь таким усталым.

Прихрамывая, он зашел в свою хижину и сбросил с себя мокрую одежду.

Она улыбнулась и назвала меня Алланом, подумал он. И здесь не было дождя. Назвала меня Алланом. Проклятие…

Однажды утром, гуляя далеко от деревни, Кинросс услышал странные звуки. На поляне он увидел Питера Уайта, который вместе с двумя жителями деревни пытался срубить толстый вяз. Бородатый родезиец загорел и выглядел сильным и крепким. Все трое заметили Кинросса, но избегали смотреть в его сторону, как и остальные жители деревни.

— Уайт! — позвал Кинросс. — Подойди сюда!

Родезиец не обратил на него никакого внимания.

— Приказываю именем Крюгера! — разозлившись, закричал Кинросс.

Уайт неохотно подошел к краю поляны.

— Уайт, ты ведь раньше был настоящим мужчиной, — сказал Кинросс. — разве ты не хочешь стать им снова?

— Я и так мужчина, — спокойно ответил родезиец.

— Мужчине нужна жена. У тебя есть жена, Уайт?

— Скоро герр Крюгер даст мне жену.

— Да при чем здесь Крюгер, черт побери! Я имею в виду там, откуда ты пришел. В Родезии.

— Я всегда был здесь.

— Неправда. Ты пришел сюда из другого мира и если постараешься, то вспомнишь его. Ну, давай же!

Родезиец нахмурился.

— Тогда я был другим. То был плохой мир.

— Неважно! Приказываю тебе именем Крюгера вспомнить свою жену и детей!

Лицо родезийца потемнело.

— Много жен и много детей. Мы жили под землей в туннелях, которые копали всю жизнь. Один из туннелей вывел меня в мир Крюгера. Я вышел из тьмы к свету. Это все, что я помню.

— Ладно, возвращайся к своей работе, — сказал Кинросс.

Уайт даже не пошевелился.

— Сначала вы должны снять с меня имя Крюгера, — сказал он.

— Хорошо, я снимаю с тебя его имя.

— Еще один раз. Вы два раза заклинали меня его именем.