«Если», 1994 № 10 - Ричард Маккенна

Кинросс рассказал им историю про солдат из Тибести и про моряков с «Иксиона». Он постоянно следил за выражением лица Ланкено. Тот ни разу не выказал удивления, но его глаза возбужденно горели, и он постоянно кивал в знак одобрения. После того как Кинросс закончил свой рассказ, он попросил Гарсию повторить то же самое по-испански. Затем Кинросс отвел Ланкено в сторону.

— Не могли бы вы рассказать, каким образом попали сюда? — спросил он.

— Это случилось тогда, когда я почти достиг вершины горы Сахама в Боливии. Я был один.

— А другие?

— Они попали сюда из самых разных уголков земного шара. Бразилия, Родезия, Новые Гебриды, Австралия, Мозамбик…

— Думаю, что Крюгер не ошибся, когда предположил, что ворота перемещаются вдоль восемнадцатой параллели, — пробормотал Юшросс.

— Это можно определить довольно точно, опросив людей, — сказал Ланкено. — Кстати, рано или поздно, господин Кинросс, мне захочется поговорить с герром Крюгером, если это возможно.

— Пожалуйста. Я ведь не его секретарь. Но предупреждаю: он никому не позволит вернуться обратно.

— Ни за что на свете я не согласился бы вернуться в старый мир! — с жаром сказал Ланкено. — Еще в далеком детстве я услышал историю о солдатах из Тибести, — продолжал он. — Юношей я направился в Тибести, чтобы найти это место, но, в отличие от герра Крюгера, не смог его обнаружить. Поэтому я начал искать свои собственные ворота среди заснеженных пиков Боливии. Я не уверен, господин Кинросс, что вошел в этот мир через вашу дверь, но убежден, что я хочу здесь остаться.

— Мэри… Мисс Чедвик тоже придерживается такого мнения, — с грустью сказал Кинросс. — Я никогда и не предполагал, что столь многие захотят… — его голос дрогнул.

— Простите, что прерываю вас, — сказал Ланкено. — Но сбылась моя самая сокровенная мечта, и меня переполняют чувства. Если вы позволите, я нанесу визит герру Крюгеру прямо сейчас.

Он поклонился и пружинистым шагом пошел прочь. Внезапно рядом с Кинроссом возникла австралийка, пристально следившая за Ланкено.

— Ты слышала, что он сказал, Мэри? Но я знаю, что мы можем вернуться в наш прежний мир, хотя это и сопряжено с опасностями. Как только я что-нибудь придумаю, я дам тебе знать.

Мэри, казалось, даже не слышала слов Кинросса. Она с восхищением в глазах смотрела вслед удаляющемуся Ланкено.

— Вот это да! — произнесла она. — Настоящий мужчина!

Кинросс вернулся к костру. Он буквально кипел от возмущения. Гарсия разговаривал с группой латиноамериканцев, среди которых было три женщины. Кинросс подошел к родезийцу, крупному мужчине с мучнистым цветом лица, одетому в широкие шорты. Его звали Питер Уайт.

— Что вы обо всем этом думаете? — спросил Кинросс.

— Тут довольно неплохо, — ответил он. — Словно вернулся в детство.

Кинросс поморщился.

— Знаете, Уайт, если мы как следует постараемся, то сможем вернуться обратно через эти ворота.

— Я никогда не захочу этого, — спокойным голосом ответил родезиец. — Мне здесь хорошо.

— Но со временем, когда вам все надоест…

— Надоест? Знаете, Кинросс, последнее, что осталось у меня в памяти от старого мира, это как я умирал в вельде от лихорадки. Сны… Видения… Я не собираюсь возвращаться обратно.

— Вы считаете, что все это вам снится?

— Да, это сон. Приятный сон, и у меня нет желания просыпаться.

Кинросс отошел в сторону, горестно качая головой. Гарсия все еще объяснял что-то по-испански стоявшим у костра людям. Бесцельно побродив несколько минут, Кинросс прилег у хлебного дерева, растущего недалеко от костра. Он чувствовал себя усталым и раздраженным. Со склона спускались еще двое — мужчина и женщина. Пусть ими займется Гарсия, подумал Кинросс и закрыл глаза.

Через несколько часов из рощи вышел фон Ланкено с сияющим от радости лицом. Он созвал своих людей и рассказал, в чем будут заключаться их обязанности. Каждому вменялось собирать утром определенные фрукты или ягоды, а затем приносить их к пещере и складывать на каменный алтарь. Затем он приказал соорудить хижины. У Уайта оказался топор, а у одного из мозамбикских негров — мачете. Когда фон Ланкено убедился, что все принялись за работу, он присоединился к Кинроссу, лежавшему под хлебным деревом. Вскоре к ним подошел и Гарсия.

— Я долго беседовал с герром Крюгером, — сказал фон Ланкено, сев и обхватив колени своими длинными руками. — Он столько всего рассказывал о вас, господин Кинросс.

— Что именно? — прищурившись, спросил Кинросс.

— Он рассказал мне о той особой связи, которая существует между вами. Нечто такое, что помогло вам попасть в этот мир. Он сам еще до конца в этом не разобрался. Но уверен, что вы должны быть его посредником в этом мире.

Кинросс ничего не ответил. Фон Ланкено тяжело вздохнул и продолжил:

— Я с удовольствием буду вам подчиняться, господин Кинросс, и выполнять все ваши приказания.

— Мне не нужны ни власть, ни ответственность,

— сказал Кинросс. — Можете сами брать на себя командование, господин Ланкено, только, ради Бога, оставьте меня в покое.

— Если вы хотите остаться в стороне, то мне не останется ничего другого. Но я надеюсь, вы позволите мне обращаться к вам за советом.

— О, конечно, — устало ответил Кинросс.

— Вы знаете, все это так восхитительно, что у меня просто голова кругом идет.

— Мне знакомы ваши чувства. Нам пришлось здесь столкнуться с явлениями, которым мы не можем найти объяснения. Не стану отрицать, в юности я немало думал об этом и прочитал много нелепых книг. Но сейчас мне кажется…

— Вы слишком серьезны, Кинросс. У нас есть новый мир, и ему совсем не обязательно быть копией старого. Мы можем упростить химию, систематизировать минералогию… Разве это не поражает ваше воображение?

— Вам не удастся преодолеть законы сохранения энергии, господин Ланкено. Чем больше здесь появится людей, тем труднее будет совпадать с ними. Крюгер сам мне об этом сказал, и я считаю, что он не ошибся.

— Герр Крюгер никогда не причислял себя к сторонникам второго Закона термодинамики, иначе никого бы из нас тут не было. И большинство из тех, кто появляется в этом мире, теряют человеческую сущность. Вы же сами об этом прекрасно знаете.

Фон Ланкено окинул взглядом Гарсию и продолжил:

— Я просто в восторге от того, что люди разлагаются на элементы, обогащая окружающий их мир. Это замечательно, когда стирается грань между субъектом и объектом. Вы только представьте, какую огромную энергию мы можем взять у этих людей! Каждое дерево и камень будут иметь свои индивидуальные особенности, частичку человеческой души. О, Кинросс, этот ваш второй закон действует только в старом мире. А в этом мире будут править магия и волшебство, пока не наступит конец истории.