Литературная Газета 6424 ( № 30 2013) - Литературка Литературная Газета

Поэтому ясен ответ Бондаренко на часто повторяющийся во­прос: не является ли рискованная жизнь Лермонтова, а также всё его творчество, обращённое к сюжету смерти , плохо скрытым самоубийством? Не декадент ли Михаил Юрьевич, годами искавший собственного уничтожения? Ведь можно вспомнить его «дурной характер»: и «товарищей оскорблял», с «женщинами недостойно играл», «вскрывал пакеты с чужими дневниками». А ведь есть ещё Владимир Соловьёв, который на закате дней обвинил Лермонтова в тяжелейшей форме демонизма, призвав не читать поэта ради заботы о его душе, свалившейся в ад во время знаменитой пятигорской грозы.

В. Бондаренко отвечает: Лермонтов умирать не собирался, был русским героем, а не суицидально настроенным романтиком. Отсут­ствовала низость в его благородной душе, он не делал смерть соб­ственными руками. Был подло убит, предательски застрелен на взлёте. Его преждевременный уход отнял у нас «русского Шекспира», которым мог стать Лермонтов в годы расцвета. В. Розанов писал о «вечно печальной дуэли». Позиция В. Бондаренко – вечно преступная дуэль .

Мартынову – никаких оправданий! «Напыщенный самовлюблённый позёр» прекрасно знал, на кого поднимает руку. Лермонтов не хотел стрелять. Мартынов в упор расстрелял товарища. И все свидетели, бросившие убитого поэта под ливнем, молчали до самой смерти. А за ними – Николай Первый, Бенкендорф, Нессельроде, француз­ский посол со своим сыном. Впрочем, не только они.

Из двух источников гибели – обнажённой души поэта и усилий внешних врагов – В. Бондаренко отдаёт предпочтение второму, поэтому меньше внимания уделено поэме «Мцыри», способной разыграть перед читателем трагедию угасания в мире, так и не ставшем своим. Из двух ключевых сюжетов лермонтовской судьбы – социально-психологического и мистического – автор детальнее разбирается с первым, поэтому «Герой нашего времени» плотнее, материальнее присутствует в общем замысле книги, чем поэма «Демон».

«Суровый русский северный путь» – основная концепция книги. Лермонтова, увиденного Бондаренко, мог нарисовать Константин Васильев: «Жена севера», «На севере диком»[?] Эти стихотворения представлены В. Бондаренко как личная исповедь. Дожив до старости, стал бы Лермонтов близок васильевскому «Человеку с филином», парящему между заснеженным лесом и холодным небом с мерцающими звёздами? Да, Лермонтов – «несостоявшийся народный богатырь». Но ведь путь павшего творца проходят его стихи, пылающие яркой свечой, поднимающейся из трагически сгоревшей жизни.

Митрофанушка среди барракуд

Павел Санаев. Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2. - М.: АСТ, 2013. – 480 с. – 35 000 экз.

Когда специалист по рекламе пытается придать ускорение новой книге и анонсирует её, связав с предыдущей, успешной книгой того же автора (хотя связи в действительности не существует), его до известной степени можно понять. Но о чём думает специалист по рекламе, когда заявляет эту мнимую связь аж в подзаголовке новой книги? Может быть, новая книга так нехороша, что в последней попытке спасти её репутацию приходится идти на лобовой таран, бессовестно обманывая читателя, который испытывает добрые чувства к "Похороните меня за плинтусом"? Как надо не уважать своего автора, который прямо высказался о том, что «Хроники Раздолбая» – не продолжение «Плинтуса» и вообще не автобиографическая книга?

Вся эта рыночная недобросовестность тем более возмутительна, что новая книга Павла Санаева – хороша и интересна сама по себе. В известном смысле «Хроники» выше «Плинтуса»: здесь притягивает взгляд не частная (и несчастная) жизнь одной семьи, а масштабная панорама истории, которую с несказанным удивлением узрел перед собой современный Митрофанушка. Каков он из себя? Митрофанушка конца восьмидесятых – начала девяностых не глуп, не бесталанен, наделён некоторой приспособляемостью, – но отчётливо невежественен, ленив, нелюбопытен и легкомыслен. Он сластолюбец и конформист, который запросто попадает под чужое влияние и которого легко взять на слабо. Ещё немного оттенков серого – и этот бесславный герой, нисколько не потеряв в правдоподобии, уже не мог бы рассчитывать на читательское сочувствие. Однако наш раздолбай Митрофанушка – не сволочь бессердечная. Он и хотел бы стать сильным, мужественным, трудолюбивым, хорошим. Да не умеет. Как многие из нас.

Санаев не стремится к большой сложности, не закапывает смыслы глубоко в толщу историко-литературных напластований. Он обыгрывает один из очень немногих романов, содержание которого известно каждому читающему русскому – «Мастера и Маргариту» Булгакова. Сейчас, когда на гулянках новоявленных владельцев заводов, дворцов, пароходов сыплются с неба настоящие червонцы, а девочки из эскорта получают за «просто так» столько, сколько рядовой труженик-россиянин заработает за год, сейчас, когда вокруг шныряют хищные барракуды-капиталисты, не хотели бы вы, уважаемые господа, заключить сделку с дьяволом? Нет-нет, никакой мистики, и Воланд свой, доморощенный, и бояться по большому счёту нечего. Ну, напишут на стене чёрным маркером слово «Неудачник» – но ведь здесь ничего нового, неглупые митрофанушки и без того это про себя знают.

Или всё-таки попробовать договориться с Богом?

Бог ничего не обещает. Бог требует от тебя усилий и стремления к добру. Бога, возможно, вовсе нет. В Библии Бог скрывается так старательно, что невежественный Митрофанушка его там не обнаружит, а подкованный маленький Воланд с лёгкостью докажет, что его там и быть не может. Наконец, когда Бог даёт вожделеемое Раздолбаем – так, может, лучше бы и не давал. И всё же: Бог хочет, чтобы ты жил. А барракуды хотят наиболее эффективно использовать тебя как свою кормовую базу.

Книга Санаева написана о переломе. Переломе в истории, переломе в сознании. Он не ставит хитромудрых вопросов – поднимает наиболее очевидные. Например, такой: стоило ли право беспрепятственно слушать тяжёлый рок и читать «СПИД-Инфо» того, чтобы потерять социальные гарантии; стоило ли избавление от обветшавшей идеологии утраты нравственных основ поведения? В начале романа Советский Союз выглядит не очень разумно, а местами и нелепо устроенным, но ещё живым и сильным – и лишь верхушечная партноменклатура в своих спецпансионатах уже точно знает: скоро всё рухнет, они сами этому посодействуют. Скоро, совсем скоро выживать будет сильнейший, и те, кто уже сейчас, покуда плебс дремлет, готовятся в новой жизни, будут «дикими королями». Советские танки двинутся по улице Горького, а провозвестники новой жизни будут встречать их криками «Фашизм не пройдёт!» – и танки спасовали, отступили, что-то действительно не прошло, вот только фашизм ли?

Немудрёному и незлобивому Раздолбаю, попавшему в воронку истории, тем труднее сориентироваться на местности, что все вокруг уезжают. Уезжают те, кто не такой раздолбай, уезжают те, кто молод, талантлив и готов вкалывать, уезжают красавицы-девушки, к которым всеми фибрами душевными тянется наш герой. В нарождающемся на месте разрушенного Советского Союза непонятном государстве остаются юные митрофанушки, честные, работящие, но не приспособленные к горько-солёным законам рынка лещи – и мигом воспрянувшие из тины барракуды. Что делать? И можно ли сделать хоть что-то? Автор обещает, что «Хроники» будут иметь продолжение – что ж, понаблюдаем хотя бы за успехами отдельно взятого Раздолбая.

А пока перед нами вереница молодых образов – напористых, эгоистичных, искренних, талантливых, ярких, думающих, живых, остроумных, – выписанных так, как это умеет делать Санаев. И этические дилеммы, которые в позднесоветском коммунальном уюте казались невозможными, уже пришли, и дёргают, и зудят, заставляя молодых людей делать выбор.

Смерть перед ужином

Анна Матвеева. Подожди, я умру - и приду. – М.: АСТ, 2012. – 230 с. – 2000 экз.

Одиннадцать рассказов, различных по глубине, но неслучайно расположившихся под одной обложкой, дают представление не только о внутреннем мире писательницы из Екатеринбурга А. Матвеевой, но и о мире образов, аллегорий и фантазий, заполнивших сознание молодого поколения нашего времени. Можно представить рождение этой книги как срез эволюции автора и одновременно всей страны в отражении беспокойных дум и тревог всех россиян.

По обыкновению, особое впечатление оставляют первый рассказ – "На озере", где мальчик после развода родителей, глядя сцены из балета Чайковского, ждёт возвращения прежней жизни – отдыха на привычном, путь и не лебедином, озере вместе с папой, – и заключительный «Подожди, я умру – и приду», давший название всей книге. Это сатирическая картина будущего страны, уцелевшей после сетевой эпидемии благодаря запрету компьютеров и интернета.