Нападение - Александр Щелоков

Наконец прапорщик принял решение.

– Говорил ты, Васильевич, красиво. А насколько серьезно в отношении тех больших тысяч?

Вместо ответа Клыков спросил:

– Выпить хочешь? – Он сходил к буфету, принес бутылку и рюмки… – Под мужской разговор жидкий фундамент крепче бетонного…

Вечером Клыков и Елизаров сидели на веранде за накрытым столом, пили чай. Солнце лежало на деревянном полу светлыми полосами. За верандой в кустах сирени копошились и громко чирикали возбужденные воробьи.

– Продался, значит, Лыткин? – спросил Елизаров. – Сколько ему пришлось дать?

– Полсотни, – ответил Клыков. – Больших, понятно…

– И что дальше?

– Сколько тебе до дембеля? – спросил Клыков лениво.

– Месяца полтора, не больше. Время летит…

– А мы его ухватим! – засмеялся Клыков. – Как кота за хвост. Теперь все только от твоей готовности зависит. Лыткин ждет, когда ему назовут время. Так что точи нож. Я проверю, как ты им работаешь.

Елизаров нервно скребыхнул ногами по полу.

– Штык у меня и без того острый.

– Штык? – спросил Клыков и покачал головой отрицательно: – Нет, милый, мы тебя вооружим как следует.

Он скрылся в комнате и, вернувшись, протянул руку к сержанту. Из сжатого кулака, сверкнув на солнце, как змеиное жало, вылетело узкое, острое лезвие. Елизаров даже отшатнулся он неожиданности.

– Держи, – усмехнулся Клыков.

Елизаров взял нож в руку, примерился. Пряча кривую усмешку, сказал довольно:

– А что, пойдет!

– Не кажи гоп, – охладил его Клыков и подошел к двери: – Володя! Подкинь-ка нам досочку…

Топорок, загоравший во дворе, поднялся на веранду, держа в руках толстую, короткую плаху. Положив ее между двух табуреток, сел в плетеное кресло-качалку, с любопытством ожидая экзамена.

– Доска дюймовая, – сказал Клыков. – Если пробьешь с одного удара, значит, по ножичку у тебя соперников не будет. А делается все так…

Он взял у Елизарова нож, сжал сильные пальцы на рукоятке, потом нанес удар по доске. Лезвие пронзило доску насквозь.

– Вынь и попробуй сам, – сказал Клыков, ухмыляясь.

Елизаров стал тянуть нож, но он не поддавался.

– Ты, Елизар, покачай, – посоветовал Топорок, – Клык садит знатно, ни один врач не отлечит…

Лишь на шестом ударе Елизарову удалось наконец пронзить плаху.

– Молоток, – похвалил Клыков и взял его под руку. – Теперь топай за мной.

Они спустились с крыльца и двинулись к загончику на задах двора, где сыто урчал кабан весом пудов на шесть. Клыков протиснулся внутрь, подошел к животному, почесал его за ухом. Хряк довольно захрюкал, поднимая вверх розовый плотный пятачок.

– Пора колоть, – сказал Клыков. – В магазинах ни хрена нету, а он вон какой хоботок наел. Попробуй заделать, Елизар. Почешешь его, потом ударишь. Вот сюда…

Он ткнул пальцем в щетину под левой лопаткой.

– Вы серьезно, Тимофей Васильевич? – удивился Елизаров. – Я не мясник…

– Надо, милый, надо, – мягко, но настойчиво сказал Клыков. – Доска – это доска. Надо уметь резать живое. – Он ласково похлопал сержанта по спине. – Ты, мальчик, просеки и подумай. Допустим, тебя прихватит аппендицит. Надо пороть брюхо. А тебе говорят: есть у нас лепило, готов оперировать, но раньше никого не резал. Такое тебе понравится?

Елизаров шевельнул плечами, давая понять, что ласка ему неприятна.

– Что молчишь? – спросил Клыков, убирая ладонь. – Пошел бы ты к такому за помощью?

– Дурак я, что ли?

– Тогда не тяни. Почеши его и бей. Вот сюда…

– Знаю, – сердито сказал Елизаров. – Ударю куда надо.

– Ты не ерзай, милок, – одернул его Клыков. – Ударить может каждый. А вот убьет только умелый. Промахнешься – визгу будет… Нам только этого не хватало.

Елизаров нанес удар с неожиданной для себя яростью. Нож вошел в спину кабана по самую рукоятку. Животное упало на подогнувшиеся колени, ткнулось пятачком в землю.

– Хорошо, – сказал Клыков одобрительно. – А сейчас опрокинь его на спину. Распори брюхо и вынь печенку…

– Может, Топорок сделает? – нерешительно предложил Елизаров.

– Слушай, ты мне надоел! – зло оборвал его Клыков. – Я тебе не прапорщик, не лейтенант. Меня положено слушать с первого раза, ясно?

Выполнив задание, Елизаров встал, растопырив окровавленные руки. Посмотрел на Топорка, сказал повелительно:

– Слей.

Тот послушно взял алюминиевую кружку, зачерпнул из бочки. Елизаров сложил руки ковшичком и с видимым удовольствием принялся смывать липкие сгустки.

– Верка! – крикнул Клыков. – Где ты там, кобыла? Пожарь нам печеночки! – Он дружески ткнул Елизарова в бок. – Молоток! Сейчас выпьем, закусим свежатинкой…

– Не хочу. – Елизаров поморщился. – Не пойдет.

– Что так?

– Я же резал его. Жрать будет тошно.

– Будешь. Надо эту бабью слабость бороть. Иначе я на тебя и гроша не поставлю.

…Они ели жареную печенку, запивали шикарным пивом из банок и весело хохотали. Топорок рассказывал смачные анекдоты, смешил всех до слез. Веруньша сидела рядышком с Елизаровым, прижималась к нему, заглядывала в глаза. После обеда она крепко взяла его под руку, улыбнулась, обещающе.

– Пошли в сад…

Они уединились в беседке, густо обвитой виноградом. Там стояли топчан, застланный серым шинельным сукном, и круглый стол, на котором громоздился эмалированный таз, полный краснобоких яблок. Веруньша подошла к топчану, на ходу расстегивая молнию юбки, едва прикрывавшей колени. Аккуратно, как дрессированная цирковая лошадка, подняла сначала одну, потом вторую ногу и вышла из упавшей на пол юбки. Елизаров увидел ядреные ягодицы, туго обтянутые нейлоном, судорожно сглотнул слюну. Он сделал шаг, как слепой, вытянув руки. Веруньша схватила его за кисти и потянула к себе.

– Погоди, вот так… – лихорадочно шептала она, уверенной рукой помогая действию. И вдруг заголосила громко, страдальчески: – О-о-у-у… – и забилась лихорадочно, как бьются больные, впадая в приступ эпилепсии.

Потом они лежали на топчане, оглушенные, обессиленные, медленно возвращаясь к нормальному мироощущению.

– Ты психическая? – спросил Елизаров, облизывая с укушенной губы солоноватую кровь.

– Просто я ужас какая страстница, – сказала Веруньша и засмеялась довольно. – Ты тоже озорной. Мне подходишь…

Она встала, поправила прическу и только потом надела юбку. Взяла из таза яблоко, с хрустом надкусила и блаженно зажмурилась.

– Кто вкуснее, я или Ромка?

– Ты-ы, – сказал он, понимая, какой она ждет ответ. – Конечно, ты.

– Тогда брось ее…

– А Лыткин? – спросил он лениво. – Куда ты сама прапора денешь?

– А ну его, слюнявого. Тыр-пыр – и дух вон.

– Что ж ты его сразу не бросила?

– Попробуй брось, – сказала Веруньша простодушно. – Ты что, Клыка не знаешь? Он приказал завлечь, и вот… А ты мне нравишься просто так, по любви. С первой встречи. Брось ты эту дуру, пока она тебя не продала…

Сказала и испуганно прихлопнула рот ладонью.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Елизаров встревоженно.

– А ничего. – Веруньша явно замкнулась.

– И все же? Между нами…

– Ты спроси о ней у Топорка. Вроде случайно…

Елизаров так и поступил, когда они вернулись в дом.

– А что, Ромка сегодня не появлялась?

– Ожидал приглашения на проводы? – поинтересовался Топорок.

– Какие проводы? – удивился сержант,

– Уезжает твоя Ромка.

– Куда?!

– Угадай кроссворд. Первая часть слова – буква русского алфавита, вторая – часть тела еврейской женщины. В целом – город на Волге.

– При чем тут еврейская женщина? – разозлился Елизаров. – Не знаю. Я не отгадчик.

– Че, бок Сары, – сказал негромко Клыков. Он вошел в комнату босиком, в одних брюках, без рубашки и майки. Сел на диван, стал стричь ногти на ногах. – Чебоксары. Клевая загадка, верно?

– Чего ей там надо? – спросил Елизаров.

– Жених у нее там. Под венец прицелилась.

– Су-у-ка-а! – выругался Елизаров. – Ну, сука!

– Я думал, ты знаешь, – пожал плечами Топорок. – Если нет, действительно сука.

– Убью! – Елизаров стукнул кулаком по столу.

– Это не причина, чтобы убивать, – сказал Клыков. – Баба с возу – мужику облегчение. Уедет – Веруньшу потискаешь. Она по тебе млеет и телом помягче Ромки. Но вот то, что Ромка может завалить все наше дело, – это серьезно. За такое…

Клыков громко пощелкал ножницами, как парикмахер над головой клиента.

– Чик-чик, – ухмыльнулся Топорок. – Тут уж, Елизар, тебе не открутиться. Твоя баба – тебе ее мокрым узлом вязать. А я свои бабки из-за такой сучки терять не согласен.

– Где ж мне ее искать? – спросил Елизаров озабоченно: над гонораром, маячившим в отдалении, нависала угроза.

– Послезавтра едем на озеро, – сказал Клыков. – Закатим небольшой пикничок. Будет и Ромка. Там на месте все и порешим…