Ярмо Господне - Иван Катавасов

Тем самым естественная магическая скверна ослабляется, затихает, чтобы начать усиливаться после праздника Крещения Господня. И здесь привносят немалый вклад календарь и привязанность магов, колдунов, волхвов к секулярным людским безвредным суевериям, которые аккуратно и аноптически поддерживает орден в экуменической методике «заочного правила правой руки»…

…Равным образом, несообразно адекватному ясновидению, скудоумные секуляры пытаются гадать на будущее, заклинать разброс вероятностей с помощью предметной ворожбы в ночь с 31 декабря на 1 января или с 13 на 14 января. Ибо старый стиль не менее условен, нежели новый…

…Всякая сверхрациональность правозначно осуществляется на грани перехода от света к тьме, от нуля к единице, от плюса к минусу, находясь между утверждением и отрицанием. Она происходит в тот неуловимый секулярам сверхновый метафизический миг, когда прошлое перестает быть будущим, а будущее разрывает физическую связь с настоящим в единстве и борьбе противоположностей…»

Теоретизировал и медитировал инквизитор Филипп, сверхрационально анализируя текущую обстановку у себя в благочинном округе. В итоге непростых многоплановых раздумий он принял решение:

— Кавалерственная дама Вероника, извольте сообщить о моем ситуативном согласии арматорам и клеротам Восточно-Европейской конгрегации. Я с благодарностью приму любые функциональные обязанности, какие будет благоугодно возложить на меня братьям и сестрам по оружию в предстоящей миссии…

Кратко побеседовав со сквайром Константином, рыцарь Филипп покинул здание «Трикона-В» около полудня. Во вторник он наметил встретиться, поговорить и с другими соратниками, входящими в его орденское звено.

Кстати, Кастуся Полупанича личность Филиппа Ирнеева интересовала и беспокоила исключительно рационально и рассудочно. При каждой встрече с инквизитором, его чувство самосохранения умолкало, не говоря ни да, ни нет своему носителю о том, что ему следует ожидать от харизматика с запредельными возможностями.

«Поди разбери, сколько лет этому типу по жизни. То ли 25, то ли 250…»

Поначалу, впервые увидев Филиппа, рассудительный сквайр резонно принял его за неискушенного неловкого неофита. Зато нынче, прорицая актуальное прошлое, убежден: и раньше он имел дело с хорошо маскирующим свой теургический потенциал матерым рыцарем-зелотом. Может, и адептом, способным в ментальном контакте из любого закоренелого труса вмиг сотворить отчаянного храбреца.

«Господи, помилуй!..»

Сквайр Константин всегда смертельно боялся, подчас ненавидел арматора Веронику. В это же время рыцарь-инквизитор Филипп никогда не вызывает у него неприязни и безрассудного страха.

Пусть умом сквайр, видавший кое-какие виды, несомненно понимает, почему все должно быть диаметрально противоположным образом. Арматор-то продляет ему жизнь экстравитаминами, спецпрепаратами, а инквизитор, между прочим, чуть что готов ее, жизнь-то безвременно укоротить.

Впрочем, приземленному здравому смыслу сквайр Константин куда как не доверяет. Больше полагается на собственное ограниченное владение теургическими дарованиями, если со временем ему стало дозволено пережить ведьму-тещу, дурака-тестя, ненавистную жену, двух неблагодарных сыновей…

«Подай мне, Боже, долгие годы без печали и нужды!..»

Невзадолге красный «ситроен» неофита Марии рыцарь Филипп увидел там, где ему положено быть — на платной стоянке у верхней набережной. «Только так и никак иначе, в нужном месте в должный час».

После того, как Манькин асилум выкинул ее на три часа раньше, чем она в него зашла, кавалерственная дама-неофит Мария вошла в третий круг орденского посвящения и напрочь перестала куда-либо опаздывать.

Некоего двойника в линейном прошлом, ставшем для нее будущим, она, знамо дело, не встретила. Но ей пришлось сызнова, вторично, в повторном действии ассистировать при хирургической операции по переформатированию телесной красоты у все той же доселе малоприглядной пациентки и пренеприятной особы, страдающей ожирением и метеоризмом…

— …Ощущеньице, Фил, такое, словно меня во второй раз запустили купаться в чан с жирным дерьмом. Ныряй, плавай, говорят, и по новой наслаждайся жизнью.

— Это чувство, Мань, и мне знакомо. Я его называю: сахар с солью. Положи в рот чайную ложку соли и добавь столько же сахару. Вкус непередаваемый…

Таково наше воздаяние, неофит Мария. Однако чаще всего никому из нас не ведомо, яко искупление восстает. За непотребством и нечестием плоти тварной оно усугубляется…

Сегодня рыцарь Филипп не собирается надолго задерживать неофита Марию. Ведь ей следует прибыть по графику сугубо без опоздания на секулярную службу в отделение косметологической хирургии «Трикона-В», где она трудится операционной медсестрой на полставки.

«Лучше появиться к концу времен человеческих, нежели опоздать к их началу. Золотые слова Пал Семеныча помнить надобно».

Скучать в дамском одиночестве, коротать время за глиняной кружкой пива и блюдом рыбного ассорти Марии Казимирской не довелось. Не успела она удобно устроиться за столиком спецобслуживания, как минута в минуту в пивное заведение на верхней набережной прибыл Филипп Ирнеев. Бизнес-ланч на двоих состоялся вовремя и прошел результативно, едва для особых клиентов были поданы исходившие вкуснейшим паром крупные тихоокеанские креветки.

— …Фил, мы с тобой вдвоем, помнится, с прошлой осени за пивом не собирались. Запамятовала я, каково это апокрифическими евангелиями обмениваться с разумной душой ближнего своего. По-особому…

— Поставь-ка, Мань, полную аудиовизуальную защиту. Разговор у нас предстоит хоть и недолгий, но серьезный.

Бриллиантовый крестик, белое золото на кавалерственном перстне у Марии мгновенно заискрились острыми лучами, а колье розового жемчуга на шее озарилось лиловым сиянием. Промелькнули две-три секунды, и оба дивинативных артефакта погасли, повинуясь большому рубину в платиновом распятии инквизитора, каким обернулась булавка на галстуке Филиппа.

— Молодец, Мань, с блеском работаешь на всех дивинациях. Но сегодняшнее угощение есть моя забота во всех отношениях.

— Тогда я твой метаболизм дистанционно нормализую после выпитого и съеденного до полного трезвомыслия и кристальной орфической чистоты помыслов. Если, конечно, вы не против, рыцарь-зелот.

— Извольте, дама-неофит. В эпигнозисе правым подобает похвала и поощрение в овладении новыми силами и дивинациями.

— Я видоизменила орфическое очищение в сторону минимальной коэрцетивности. Держать воздействие долго не надо. Единственного краткого импульса моего сигнума достаточно, ретрибутивность близка к нулю.