КГБ сегодня. Невидимые щупальца. - Джон Бэррон

В гостинице Станислава ждал полковник Азизов — смуглый с сардонической усмешкой татарин, посасывающий трубку. Левченко счел нужным сразу же заявить ему, что не станет работать осведомителем. Азизов усмехнулся: «Конечно же нет, дорогой товарищ! У нас для этого дела хватает жополизов. Их на любой улице больше, чем мусора. А вас мы считаем интеллигентным человеком и приготовили для вас настоящее дело. Вы нам поможете в борьбе с серьезным противником. С японцами!»

Техники из КГБ так нашпиговали подслушивающей аппаратурой японское посольство и квартиры японских дипломатов, а установленные там микрофоны обладали такой чувствительностью, что фиксировался любой звук, даже шепот или падение капель из крана. Это позволило КГБ следить за каждым шагом дипломатов и постепенно нащупывать их человеческие слабости. Заметив, что один молодой дипломат никогда не встречается с женщинами, КГБ пришло к выводу, что имеет дело с гомосексуалистом.

— Теперь нам придется отловить парочку гомиков, — сказал Азизов.

— То есть, как? — переспросил Левченко.

— А очень просто. Мы их всех знаем наперечет, и, когда требуется, мы нескольких арестовываем и ставим перед выбором: тюрьма, где они скоро загнутся, или возможность наслаждаться своим вывихом, служа при этом отечеству. Они, конечно, всегда выбирают последнее.

Полковнику казалось, что он рассказывает нечто забавное.

Это, однако, было далеко не все, с чем Левченко столкнулся на новой работе и что называл про себя «безграничным цинизмом». Офицеры Второго главного управления подтвердили слухи, которые он считал невероятными. Да, диссиденты, недовольные и прочие идеологические саботажники проходят обработку в психушках. По определению, всякий, кто не в состоянии приспособиться к советской действительности, психически нездоров. Заточение смутьянов в психушки позволяет обойтись без «вещественных доказательств», «улик», «свидетельских показаний», очных ставок, которые были бы необходимы, чтобы отправить эту публику в лагерь. К тому же в психушках пытка проводилась с помощью лекарств и оказалась намного более действенной. Кроме того, она не расстраивала нервную систему палачей, как прежние зубодробительные методы. Это было именно то, что предсказывал дед Елены: террор продолжается, только в ином обличье.

Сопровождая иностранцев, гостей Комитета солидарности с народами Азии и Африки, Левченко объехал большую часть Советского Союза. Он показывал им образцовые заводы, колхозы, больницы, школы, ясли, содержащиеся специально для демонстрации таким визитерам. Иностранцы просто не могли увидеть обычные колхозы, где урожай гнил на корню, а бездействующая техника ржавела, брошенная под открытым небом. Не могли они видеть и заводы, остановившиеся из-за отсутствия сырья или комплектующих деталей. Ничего не знали о санэпидстанциях первой помощи или жилых домах без канализации. Их оберегали от вида очередей перед дверьми магазинов с вечно полупустыми полками. Левченко и его коллеги, силясь утаить от гостей действительные условия жизни большинства советских граждан, вечно находились в напряжении. И это было унизительным.

Моральное состояние Станислава еще более ухудшалось из-за поездок в Японию, которые выпадали на его долю по линии Комитета солидарности с народами Азии и Африки чуть ли не каждый год. Всякий раз он возвращался домой под впечатлением бурного роста японской экономики, заполонившей улицы автомобилями, а магазины — продовольствием, одеждой и непрерывно растущим потоком великолепных, новых, невиданных в СССР изделий. Так вот она какова, экономика общества, над которым не висит топор всемогущего КГБ, где людей не бросают в психушки и лагеря принудительного труда!

К 1968 году, когда советская власть отпраздновала уже полустолетний юбилей, Левченко вполне утвердился во мнении, что большевистская революция оказалась лишь жалким подражанием революции 1789 года во Франции. Он считал, что никакая другая революция не принесла столько несчастий народу, который она взялась «освободить».

Но выхода он не видел. Противопоставление себя системе способно привести только в лагерь или психушку. Он даже подумывал одно время о самоубийстве, но решил, что это слишком трусливый выход из положения, и в довершение всего — он не смел ни с кем поделиться своими мыслями. Вот тогда-то он и обратился к религии. На протяжении столетий христианство было неотъемлемой частью российской истории и культуры. Водя иностранных гостей по церквам и соборам, Станислав находил православную службу величественной и прекрасной, видел просветленные лица верующих. Когда и как он сделался одним из них? — это осталось неизвестным, кажется, даже ему самому.

Стараясь быть искренним с самим собой, он сознавал противоречие между религиозной верой и служением политической системе, которая высмеивает его Бога. Он пытался найти какой-то рационалистическии компромисс: он должен жить с этим раздвоением в душе; быть может, его работа пойдет на пользу русскому народу; возможно, неудачи, которыми ознаменовалось нынешнее правление, вынудят систему пойти на необходимые изменения. Но ни один из этих доводов не казался ему самому убедительным. Кончилось тем, что он еще глубже ушел в работу, чтобы меньше думать. Его служебное рвение в сочетании с природными способностями не остались незамеченными начальством и, возможно, привлекли внимание Первого главного управления. В январе 1971 года, хмурым студеным вечером, подполковник КГБ, курирующий Комитет солидарности с народами Азии и Африки, пригласил Станислава где-нибудь выпить после работы. Подполковник заговорил со Станиславом вполне откровенно — точно так же, как полковник из ГРУ три года назад. На все Первое главное управление и на него лично Станислав и его биография произвели самое благоприятное впечатление. Второе главное управление — это, в сущности, гнусная лавочка. Оно занимается главным образом преследованием собственного народа. Но Первое главное управление — совсем другое дело: Это управление помогает народу, поставляя стране новейшую зарубежную технологию и военные секреты, существенно важные с точки зрения национальной безопасности. «Вот это — действительно мужская работа! Вы узнаете здесь такие вещи, в какие посвящены считанные специалисты на всем земном шаре. Каждый день вы будете узнавать захватывающие секреты».

Неизвестно, что сыграло тут большую роль: профессиональное превосходство Первого главного управления, личная проницательность полковника или перст судьбы, но так или иначе Левченко согласился стать штатным сотрудником КГБ.

Подмосковные леса вовсю зеленели и дышали свежестью, когда июньским утром 1971 года он впервые выскочил из служебного автобуса у ворот разведшколы, что находится рядом с Волоколамским шоссе, за деревней Юрлово.

Здесь за двухметровой желтой каменной стеной, по верху которой натянута колючая проволока, скрывается четырехэтажное кирпичное здание с множеством классов, канцеляриями, библиотеками — отдельно для секретной и для несекретной литературы, — спальнями, буфетом и амбулаторией. В подвале — хорошо оборудованные спортзал, плавательный бассейн и тир. Участок патрулируется сержантско-старшинским составом войск госбезопасности. Все охранники носят гражданскую одежду, вооружены макаровскими пистолетами, а по ночам им в помощь придаются немецкие овчарки. По окончании занятий каждое помещение школы закрывается на ключ, запечатывается, и специальные датчики, связанные с сигналом тревоги, следят за тем, чтобы ни одно живое существо не могло проникнуть в здание.

В классе Левченко было 120 человек. Не менее двух третей составляли свежие выпускники Института международных отношений, МГУ и подобных престижных вузов, остальные были навербованы из разных гражданских учреждений или из подразделений КГБ. Многие владели по меньшей мере одним иностранным языком.

Класс делился на семь секций, каждую курировал военный в звании полковника. Левченковскому полковнику было под шестьдесят; этот седовласый подтянутый человек относился к своим подопечным с отеческой теплотой. Он разъяснил им, что они будут находиться здесь под неусыпным контролем. «Контролерами» являются сам полковник, преподаватели и «прочие» (то есть стукачи, которыми прослоен состав слушателей). К концу учебного года полковнику придется писать подробную характеристику на каждого слушателя, которая важна уже хотя бы потому, что будет вечно храниться в его личном деле. «Эта характеристика будет сопровождать вас всю жизнь, вплоть до выхода в отставку, — предупредил полковник. — Каждый, кто станет заглядывать в ваше личное дело, первым долгом наткнется на нее. Так что вы должны постараться, чтобы характеристика оказалась без сучка, без задоринки.

Другой полковник, собрав всех слушателей, объявил режим дня и перечислил школьные правила. Занятия начинаются в 8 утра и идут шесть дней в неделю. Первый час посвящается физподготовке: бегу по пересеченной местности, упражнениям на снарядах, плаванию, борьбе. Классные занятия идут с 9-ти до 2-х, затем часовой перерыв на обед, снова занятия с 3-х до 6-ти, и, кроме того, три вечерних часа отводятся на самостоятельную подготовку. Женатые слушатели, живущие в Москве и ее окрестностях, могут проводить субботние вечера и воскресенья дома; вообще же все свободное время слушатели должны использовать для чтения или упражнении по программе. Приносить и распивать алкогольные напитки в помещении школы не разрешается.