Повесть об укротителе - Василий Великанов

За Шредера ответил Пауль Финк:

— Мой шеф никому не разрешает. Его работа — его секрет. И звери при посторонних нервничают.

— А вы, господин Финк, скажите капитану Шредеру, что нам очень понравилась его работа и мы хотим у него поучиться, — с хитроватой улыбкой сказала Мария Петровна.

Пауль Финк перевел ее слова. Капитан Шредер поклонился и с улыбкой ответил:

— Благодарю, мадам. Я вижу, вы понимаете настоящее искусство укрощения.

Капитан Шредер, польщенный комплиментом Марии Петровны, разрешил Ладильщиковым присутствовать на репетиции, которая началась сразу же после вечернего представления.

Супруги Ладильщиковы уселись в опустевшем цирке на пятом ряду, откуда было хорошо обозревать арену.

— Коля, а ты заметил, что у Шредера щека совсем не поцарапана?

— Заметил. Он и руку-то сам себе расцарапал, а щеку намазал. Это у них называется: «играть на нервах публики».

— Как это отвратительно!

— Таков их стиль, Маша, — трагический.

На репетиции капитан Шредер жестоко избивал львов железными прутьями. От боли и страха звери высоко прыгали на решетку, стремясь уйти от страшного человека, но стена была очень высокая, и концы железных прутьев загнуты внутрь. У некоторых львов морда окрасилась кровью.

Трудно было усидеть на месте при таком зрелище. После репетиции Ладильщиковы подошли к Шредеру.

— Не слишком ли жестоко? — тихо спросил Николай Павлович.

Разгоряченный и усталый, капитан Шредер резко ответил:

— Нет. Не слишком. Злые звери — красивое волнующее зрелище.

— Но немецкая пословица гласит, что злому безопаснее быть одному, чем среди злых… — многозначительно проговорила Мария Петровна.

— Что сказала мадам? — спросил Шредер своего ассистента, который задержался в переводе слов Марии Петровны.

— Мадам Ладильщикова сказала… — начал Пауль Финк, с трудом подбирая слова, которые были бы и похожи на слова Марии Петровны и в то же время не выражали бы оскорбительный смысл. — Мадам сказала, что… как это сказать… зверя сразу видно, что он зверь, и его надо укротить.

Капитан Шредер улыбнулся.

— Да, да. Правильно, — подтвердил он, — благодарю, мадам. Вы меня хорошо понимаете.

— Но Владимир Леонидович Дуров применяет в дрессировке гуманные методы, — заметил спокойно Николай Павлович.

— Я знаю господина Дурова. Он бывал у нас в Германии. Да, у господина Дурова дрессировка мягкая, но у него в группе нет хищников. А львы и тигры — звери коварные, сильные. Их можно подчинить только силой, жесткой дрессировкой.

Ладильщиковы вернулись домой поздно ночью.

— Коля, давай попросим у Шредера львенка, — сказала Мария Петровна.

— Давай. Только вряд ли он продаст,

— Я попрошу.

— Попробуй. Только не груби ему.

— Знаешь, Коля, когда я смотрела, как он избивал львов, мне так хотелось вскочить с места и стукнуть его самого палкой.

— А для укротительницы, Машенька, нужна выдержка и спокойствие.

— Ну, ладно уж! Знаю, что у меня нет такой выдержки, как у тебя.

На другой день Мария Петровна поехала в цирк. За кулисами она встретилась с Паулем Финком.

— Здравствуйте, мадам Ладильщикова. Я очень рад вас видеть и предупредить… Не говорите, пожалуйста, при моем шефе очень резко. Он не любит. Он любит, когда его хвалят. Я тоже с ним не согласен, он бьет не только львов, но… вы понимаете меня. Он — шеф.

— Понимаю, понимаю. Буду сдерживаться. А скажите, Финк, вы можете уступить нам одного львенка?

— О, нет, мадам, мой шеф никому не продает — патрон не разрешает, Львы у нас долго не живут, Нужна замена.

— Пауль, нам только одного и малюсенького,

— Хорошо, мадам, я поговорю с шефом. Всматриваясь в лицо Пауля Финка, Мария Петровна

думала о том, какое странное, двойственное впечатление оно производит; «Нос длинный и горбатый, как у хищника, а кожа розовато-белая, нежная и глаза светло-голубые, добрые…»

Мария Петровна подошла к большой клетке и залюбовалась семейной сценкой: в клетке лежала крупная львица, а возле нее возились, играли, как котята, два рыжеватых львенка величиной с большую кошку. Они то залезали на спину матери и кусали ее за загривок, — львица чуть-чуть ощеривалась, но не прогоняла с себя озорных детенышей, — то прыгали и гонялись друг за другом, хватая за хвост. Мать смотрела на их забавы строго и любовно. Вот она встала и прошлась по клетке, сердито посматривая на Марию Петровну. Чужой человек! Львята забрались под мягкий отвисший живот и, ухватив за кожу, потянули. Больно! Львица глухо зарычала и, наклонив голову, лапой вышвырнула из-под себя озорников. Львята перевернулись несколько раз, вскочили и снова стали бегать, приседая и прыгая мягко, по-кошачьи. Мать опять легла, важная, серьёзная.

Мария Петровна долго не могла оторвать глаз от этого зрелища.

Шредер заметил её.

— Почему здесь мадам Ладильщикова? — спросил он своего ассистента.

— Ей очень нравятся наши львы, господин капитан, и ваша работа, Она просит маленького львенка.

— Никому и ни одного, — резко проговорил Шредер. Поздоровавшись с капитаном как можно любезнее, Мария Петровна с улыбкой сказала:

— У вас, господин Шредер, такие прелестные крошки. Покажите нашей публике своих львят. Это будет чудесное зрелище.

— Не понимаю, какое зрелище? Они не знают ни одного трюка.

— А вы, господин капитан, покажите львят без всяких трюков. Просто выпустите их на манеж, и пусть они резвятся, играют.

— Странно. Просто так играют? Что в этом интересного?

— Много интересного! Пусть так просто играют. Поверьте мне, нашей публике это очень понравится.

— Можно попробовать, — сказал Пауль Финк, которому понравилось предложение Марии Петровны.

В воскресенье на детском утреннике служители вынесли на арену несколько ящиков и открыли крышки. Львята высунули из ящиков мордочки и, ошеломленные ярким светом и множеством людей, юркнули обратно. Зрители весело засмеялись. «Трусишки! — кто-то крикнул. — А еще львы!..» Шредер, стоявший посредине манежа с бичом в руке, подал знак, и служители, опрокинув ящики, вытряхнули зверят на опилки. Львята сбились в кучу, испуганно посматривая на Шредера. Укротитель понял, что он своим присутствием сковывает малышей. Как только Шредер вышел из клетки, зверята быстро освоились, посмелели, и начались веселые детские забавы малышей: они гонялись Друг за другом и цеплялись зубами за хвосты, игриво резвились, мягко приседали и прыгали, сталкивались, падали и кувыркались; разбежавшись, они круто меняли направление — бросались в сторону; сцепившись, катались клубком по земле, сбивая с ног зазевавшихся товарищей; вот один малыш, упав на спинку, выбросил все лапы вверх, а другой насел на него и хочет схватить за шею, но это ему никак не удается. Временами львята издавали звуки, похожие не то на густое кошачье мяуканье, не то на тонкое рычанье. Когда же Пауль Финк пустил на манеж несколько деревянных шаров, тут началось настоящее столпотворение. Львята сначала отскочили от шаров, а потом стали катать их по манежу, срываясь и падая. Дети захлебывались от смеха.

Но ещё более чудесное зрелище произошло в конце Представления, когда Пауль Финк и служители стали хватать львят и сажать их в ящики. Разыгравшиеся зверята не хотели уходить домой и удирали от людей. Люди гонялись за львятами по арене, ловили их за хвосты, а маленькие хищники, отбиваясь, царапались и кусались. Служители с силой запихивали львят в ящики, но они открывали мордочками крышки и высовывались наружу.

В цирке стоял сплошной смех и веселый визг ребят. Долго и дружно аплодировали дети капитану Шредеру и звонко кричали:

— Ещё! Ещё! Ещё!

После утренника, на котором они присутствовали, Николай Павлович и Мария Петровна зашли за кулисы. Их встретил повеселевший от успеха Шредер.

— Я не совсем понимаю вашу публику, — сказал он. — Я делаю смертельный звериный номер — и ей не нравится, я ничего не делаю — ей нравится. Странно!

— Таков наш народ! — сказал Николай Павлович. — Он добродушный, не любит жестокости.

У капитана Шредера было приподнятое настроение и ему вдруг захотелось сделать «добрый жест». Поклонившись в сторону Марии Петровны, он сказал:

— Благодарю, мадам, за хороший совет. Затем обратился к своему ассистенту:

— Пауль, пусть мадам Ладильщикова выберет себе малыша.

— Зер гут. Мадам, прошу, — просияв улыбкой, сказал Пауль Финк.

Вчетвером они подошли к большой клетке-вольеру, в которой играло с десяток львят.

— Пожалуйста, мадам, выбирайте, — сказал Пауль Финк.

Шредер вошел в вольер с хлыстом в руке. Львята шарахнулись от него к дальней стенке и хрипло замяукали, зарычали.

— Молчать! — резко крикнул капитан.

Вслед за Шредером в вольер вошла Мария Петровна и, шагнув к львятам, сбившимся в кучу, ласково поманила одного львенка рукой: