Трое в снегу - Эрих Кестнер

— Но позвольте! — воскликнул молодой человек. — Специалисты считают Казимира самым красивым снеговиком на земле!

— Вот как, — сказал дядюшка Польтер. — Я-то думал, что Казимир — имя господина Шульце. — Он слегка поклонился и пошел к отелю. У дверей он обернулся: — В снеговиках я ничего не понимаю.

Они двинулись по дороге, которая через заснеженную долину привела к еловому лесу. Здесь начался подъем. Деревья были вековые, гигантские. Порой с ветки сползала тяжелая снежная кладь и, рассыпавшись белым облачком, опыляла двух пешеходов, молча гулявших в сказочной тишине. Солнечный свет покрыл горную тропу полосками, как прядями, которые расчесала добрая фея. Увидев у тропы скамейку, путники остановились. Хагедорн смахнул снег, и они уселись. Черная белка торопливо перебежала дорожку.

Через некоторое время они так же молча поднялись и пошли дальше. Лес кончился. Впереди было открытое пространство. Тропа, казалось, уходила в небо. В действительности она сворачивала направо и вела к безлесному холму, на котором двигались две черные точки.

— Я счастлив! — сказал Хагедорн. — Это за пределами дозволенного! — Он удивленно покачал головой. — Подумать только: позавчера еще в Берлине. Годами без работы. А через две недели опять в Берлин…

— Быть счастливым — не зазорно, это редко бывает, — заметил Шульце.

Одна из черных точек вдруг стала удаляться от другой. Расстояние между ними нарастало. Точка тоже увеличивалась. Это был лыжник. Он приближался с жуткой скоростью и с трудом держался на ногах.

— Его лыжи понесли, — сказал Хагедорн.

Метрах в двадцати от них лыжник совершил какой-то акробатический прыжок, нырнул головой в снег и исчез.

— Боевая тревога! — крикнул Шульце.

И они побежали напрямик, увязая по пояс в снегу и помогая друг другу.

Наконец они увидели пару дрыгающихся ног и пару лыж, ухватились за них и стали дергать, пока не вытащили какого-то человека, мало отличавшегося от снеговика Казимира. Он кашлял, фыркал, выплюнул килограммы снега, а затем с глубокой скорбью сказал:

— Доброе утро, господа! Это был Иоганн Кессельгут.

Шульце смеялся до слез. Хагедорн стал отряхать снег с потерпевшего. Кессельгут придирчиво ощупал свои конечности и дал заключение:

— Кажется, я еще цел.

— Зачем же вы покатились с такой скоростью? — спросил Шульце.

— Это лыжи покатились, а не я, — сердито ответил Кессельгут.

Наконец примчался и Тони Гразвандер. Сделав элегантный вираж, он остановился перед ними как вкопанный.

— Ну что же вы, уважаемый! — воскликнул он. — Скоростной спуск начнем только на пятом занятии!

После обеда трое друзей вышли на террасу, расположились в удобных шезлонгах и, покуривая сигары, закрыли глаза. Солнце припекало жарче, чем летом.

— Через несколько дней мы будем черные, как негры, — сказал Шульце. — Загар творит чудеса. Посмотришь в зеркало — и ты здоров.

Остальные согласно кивнули.

Через некоторое время Хагедорн сказал:

— Знаете, когда моя матушка написала письмо, которое пришло сегодня? Когда я был в мясной лавке и покупал колбасу на дорогу.

— Зачем такая спешка? — спросил Кессельгут недоуменно.

— Чтобы я в первый же день получил от нее письмо!

— А-а, — сказал Шульце. — Прекрасная идея.

Солнце жарило. Сигары потухли. Трое спали. Кессельгуту снились лыжи. Будто Тони Гразвандер стоит на одной церковной башне мюнхенской Фрауэнкирхе, а он, Кессельгут, на второй. «А теперь небольшой скоростной спуск, — сказал Тони. — По церковной крыше, пожалуйста. Оттуда стильный прыжок на Бриэннерштрассе. Перед Дворцовым парком, у кафе „Аннаст“, сделайте поворот в упоре и ждите меня».

«Не поеду, — заявил Кессельгут. — Мне и во сне такое не приснилось бы». Но тут он сообразил, что видит это во сне, расхрабрился и повернулся к Тони спиной: «А теперь скоростной спуск у меня по спине, и там, где она кончается, сделайте стильный поворот в упоре!» — И он сонно улыбнулся.

Глава десятая

Волнения господина Кессельгута

Когда Хагедорн проснулся, Шульце и Кессельгут исчезли. Невдалеке за маленьким столиком фон Маллебре пила кофе.

— Я наблюдаю за вами, господин кандидат, — сказала она. — У вас талант спать.

— Надеюсь! — гордо ответил он. — Я храпел?

Она ответила «нет» и пригласила его на чашку кофе. Он подсел к ней. Сначала они поговорили об отеле, об Альпах и о путешествиях. Потом она сказала:

— Я чувствую, что должна извиниться перед вами за то, что я такая несерьёзная женщина. Да, да, несерьёзная. К сожалению, это верно. Но я не всегда была такая. Моя сущность каждый раз определяется мужчиной, с которым я живу. У многих женщин это так. Мы приноравливаемся. Мой первый муж был биологом. Тогда я была очень образованной, Второй муж был гонщиком, и те два года я интересовалась только автомобилями. Думаю, что если влюблюсь в гимнаста, то смогу крутить на турнике «солнце».

— Надеюсь, вы никогда не выйдете замуж за огнеглотателя, — сказал Хагедорн. — Кроме того, есть мужчины, которым приспособленчество женщины действует на нервы.

— Других мужчин вообще не бывает, — сказала она. — Но один-два года каждый находит это привлекательным. — Она сделала театральную паузу. — Боюсь, что моя несерьёзность становится хронической. Но без посторонней помощи я не справлюсь.

— Если я вас правильно понял, вы считаете меня особенно энергичным и ценным человеком,

— Вы правильно меня поняли, — сказала она и нежно посмотрела на него.

— Ваше мнение льстит мне, — сказал он. — Но ведь я, в конце концов, не знахарь, сударыня!

— Это не то слово, — тихо сказала она. — Я же не собираюсь с вами ворожить!

Он поднялся.

— К сожалению, я должен идти, мои знакомые куда-то пропали. Мы продолжим беседу как-нибудь в другой раз.

Она протянула ему руку. Её глаза затуманились.

— Жаль, что вы уходите, дорогой господин Хагедорн. Я отношусь к вам с огромным доверием.

Он дал тягу и стал искать Шульце, чтобы поплакаться. Искал Шульце, но нашел Кессельгута. Тот предположил, что он у себя в номере. Они поднялись на шестой этаж. Постучали. Никто не ответил. Хагедорн нажал на дверную ручку. Дверь оказалась незапертой. Они вошли. Комната была пуста.

— Кто здесь проживает? — спросил Кессельгут.

— Шульце, — ответил молодой человек. — Разумеется, о проживании не может быть и речи. Это его ночлег. Он приходит поздно вечером, надевает пальто, красную вязаную шапку и ложится на кровать.

Кессельгут молчал. Он не мог этого постичь.

— Ну, пошли! — сказал Хагедорн.

— Я вас догоню, — сказал Кессельгут. — Меня интересует эта комната.

Когда Хагедорн вышел, Иоганн приступил к уборке. Открытая корзина стояла на полу. Белье перерыто Пальто лежало на кровати. Галстуки, манжетки и носки валялись на столе. Вода в графине и умывальнике была несвежая. У Иоганна навернулись слезы на глаза.

Через двадцать минут был порядок! Слуга вынул из своего элегантного пиджака портсигар и положил на стол три сигары и коробок спичек.

Затем Иоганн сбегал к себе в номер, перерыл чемоданы и шкафы и вернулся крадучись по служебной лестнице в чердачную каморку. Он притащил с собой мохнатое полотенце, пепельницу, одеяло из верблюжьей шерсти, вазу с еловой веткой, резиновую грелку и три яблока. Расставив и разложив дары, он еще раз пристально оглядел всё, сделал пометки в блокноте и возвратился в свой аристократический номер. По дороге ему никто не встретился.

Хагедорн обошел всё: игорный салон, бар, библиотеку, даже кегельбан. Не знал, что и делать. Отель словно вымер. Все были еще в горах. Он направился в холл и спросил швейцара, не знает ли тот, куда делся господин Шульце.

— Он на катке, господин кандидат, — ответил дядюшка Польтер. — Там, сзади.

Молодой человек вышел из отеля. Солнце садилось. Ещё светились только самые высокие макушки. Каток был устроен на теннисных кортах. Но на коньках никто не катался. Лед покрывал толстый слой снега. В дальнем конце два человека сгребали снег. Хагедорн слышал, как они разговаривают и смеются. Он пошел вдоль высокой проволочной сетки вокруг площадки. Подойдя к рабочим поближе, он крикнул:

— Извините, вы не видели высокого господина, который хотел кататься на коньках?

Один из рабочих крикнул в ответ:

— Видели, мой дорогой! Высокий пожилой господин сгребает снег!

— Шульце? — спросил Хагедорн. — Это вы? У вас что — отказали тормоза?

— Ни в коем случае! — весело ответил Шульце. — Я занимаюсь производственной гимнастикой! — На голове у него была красная вязаная шапка, черные наушники, на руках черные перчатки и две пары напульсников. — Швейцар нарядил меня на аварийные работы.

Хагедорн ступил на очищенный лед и осторожными шажками подошел к рабочим. Шульце пожал ему руку.